Где живут счастливые? - Сухинина Наталия Евгеньевна - Страница 8

Не только в Самарепочитали иконописца-самоучку. Сам царь не обошёл своим вниманием Григория. Да,да, было в жизни Журавлёва и такое событие. Слух о необычном мастере дошёл и доцарствующего дома. Император Николай Александрович пригласил его к себе водворец и заказал ему групповой портрет царской семьи. Целый год жил художник вПетербурге и работал над портретом. Говорят, Журавлёв Государю угодил. 25рублей золотом ежемесячно назначил он пожизненную пенсию художнику. Но это ещёне всё. Самарскому губернатору было приказано выдать Журавлёву «иноходца сзимним и летним выездом». То-то радость для утёвских мужиков - ездили они темвыездом на рыбалку и в баню.

В иконной лавкеТроицкого собора я очень хотела купить открыточки — иконки Григория Журавлёва.Но отец Анатолий только руками развёл:

-  Нет их. Не в продаженет, а вообще.

Какая жалость! Каждыйпаломник купил бы с радостью, подарил бы родным и знакомым. Но тираж стоитбольших денег, а отец Анатолий еле успевает латать дыры. С Божьей помощьюсделал вокруг церкви забор, поставил крест на могиле Журавлёва.

-  А едут к вам,батюшка?

-  Приезжают. Всё большесвои, самарские. Далеко, глубинка...

Как жаль, что эти иконы,эти фрески видят так мало людей. Я сокрушалась об этом в Утёвке, сокрушаюсь исейчас, когда пишу эти строки. Поверьте мне на слово: перед иконами, писаннымибезруким художником, очищается душа и даруются слёзы благодати. К ним должныехать, их должны видеть люди, стоять перед ними и молиться. Говорят, что изСамары от центрального автовокзала ходят в Утёвку автобусы. Отец Анатолий будетрад новым паломникам, как рад он всем, кто приезжает в Троицкий храм.

Иконы утёвского мастерахранятся и в Самаре. В Петропавловской церкви — икона святого князя

Александра Невского, вмузее Самарской епархии -«Млекопитательница», «Смоленская», в художественноммузее - «Николай Чудотворец». Но всё-таки родина Журавлёва - это особо.Пройтись по земле, постоять у дома, в котором иконописец жил, войти в храм ипомолиться среди его икон и фресок - это нельзя сравнить ни с чем. Я долгособиралась сюда и благодарю Господа, что состоялась моя поездка, и я могурассказать о ней читателям.

Мы ещё постояли намогилке Григория Журавлева перед обратной дорогой. Пошёл дождь, мелкий,незлобный, тёплый. Отец Анатолий отслужил панихиду. Стояли долго. Уезжать нехотелось. И вот в последний раз прикладываюсь к металлическому кресту, берублагословение у отца Анатолия и сажусь в машину. Обратная дорога в Самару. Тамтоже есть иконы Журавлёва. Жду с ними встречи.

ИСКЛЮЧИТЕЛЬНЫЙ СЛУЧАЙ

Случайная встреча. Я изавтобуса. Он в автобус.

- Здравствуй, скольколет!

Володька, как ты?

Всё хорошо, а ты? Ладно,я на следующем поеду.

Следующий подошёл сразуже. Он виновато покосился на часы:

Пора... И поговорить неуспели.

Звони.

Ты тоже.

Мы не виделись давно,друзья детства, разделившие по-честному самую дорогую и прекрасную пору, незадолжавшие друг другу ничего из той переполненной сокровищницы, но почему-товсё равно чувствующие вину по отношению друг к другу: «Надо бы встретитьсякак-нибудь». К чему роптать и искать виноватых? У каждого своя жизнь, своевосхождение и своя гонка... Думала об этом до самого дома. Да и дома тоже,думала, пока не ворвался в думы телефонный звонок.

Это неправильно, -говорил мне Володька торопливо, словно опасаясь, что разъединят. - Этонеправильно, ведь ты с моей женой даже не знакома, детей не видела, а они ужесовсем взрослые, невесты. Приходи. Мы ждём. В субботу. К двенадцати.

...Вырвавшись отродительских «нарядов» полоть грядки, мы любили сигануть на речку. Пекликартошку, орали: «Если б я был турецкий султан, я бы взял тебя в жёны».Володька орал громче всех. Он щедро впускал песню в легкие, раздвигал плечи идаже зажмуривал от удовольствия глаза. Его белый вихор топорщился, голубыеглаза блестели от удовольствия. На турецкого султана он явно не тянул, впрочем,и не претендовал особенно. И стелилась пустенькая песенка по луговым ромашкам,по затаившейся к вечеру туманной Клязьме. «Если б я был турецкий султан, я бывзял тебя в жены».

Почему я волнуюсь такперед этой встречей? Скорее всего, боюсь разочарования. Боюсь увидеть рядом сосвоим другом детства властную, угрюмую, уставшую от жизни спутницу, с которойпредстоит вести разговоры приличия ради, заданно улыбаться и сожалеть про себя:«Не такая тебе нужна жена, Вовка. Ты светлый, ты открытый, ты романтик илюбитель попеть. А она...»

Дверь открыл хозяин. Встрогом костюме, при галстуке. Помог раздеться. Под ноги весело выкатилсялохматый щенок. Вышли поздороваться Володины дочки - Юля и Оля.

Вылитый отец, - начинаюразговор по задолго до меня заготовленному сценарию.

Незаметно покосившись всторону кухни, вслушиваюсь в стук посуды и бульканье воды.

Даже не вышла, -поспешно и почему-то с облегчением обижаюсь я. - Бедный Вовка, ему, наверное,передо мной неудобно.

Но вот он берёт меня заруку и говорит торжественно:

- А теперь самоеглавное. Сейчас я познакомлю тебя с моем женой.

Лёгкие шаги, протянутаянавстречу рука живые глаза и теплым голос:

— Я видела вас нафотокарточке. Речка, костер, и вы все вокруг костра. Валентина, Надя Наташа,Алексей Захаров — она сыпала именами и фамилиями, нашими именами и нашимифамилиями, и ее покушение на нашу жизнь которую ревностно отгораживала я отвсего случайного, было таким удивительно желанным, что я растерялась.

Володька стоял рядомименинником. Он смотрел на Риту глазами влюбленного юноши, торжествуя, радуясьи любуясь. Не узнавала его? Да нет, наоборот, узнавала. Он был молод исчастлив, он был полон надежд, полон жизни как все мы тогда, у костра на речке.

„.Мы провожали мальчишекв армию и, как положено ревели на их плечах. Но рёв тот был особенный. Средидевочек не было невест, остающихся ждать своих благоверных, а у ребят и вмыслях не было выделить кого-то из ревущих и сильнее, чем другим, сжать напрощание руку. Мы были равны друг перед другом, и равенство это было главнымнашим достоянием. Мы и письма им писали всем, и они нам всем. Конечно, мы оченьхотели любви, и, начитавшись про обязательные в нашей юности алые паруса, ждалипринцев. Но принцы были на стороне, где-то далеко, за таинственным горизонтом.А рядом... рядом обыкновенные нескладные парни, что с них взять.

Помню, желая порадоватьВолодю в день его рождения, начитала ему в студии звукозаписи красивые словапро счастье в личной жизни и послала тоненькую пластиночку со своим голосом надалекую Камчатку. А в ответ вместо благодарности: «Соображать надо. От меняближайший проигрыватель за несколько сот километров. Что я с ней (пластинкой)делать буду?»

Помнишь пластинку?

Помню.

И я помню. Мне Володярассказывал. Как он на почту ходил, в пургу, на лыжах.

Это Рита. Она сидитрядышком, держит на коленях альбом с фотокарточками, и мне совсем не хочетсяограждать от неё дорогие воспоминания.

Наши заходят? -спрашиваю я, и почему-то у Риты.

Редко, - вздыхает она. -Алексей Захаров, бывало, заглядывал, а теперь, как сына женил, некогда стало.

Смотрю на Володю. Оноткинулся в кресле, лицо спокойное, руки лежат на подлокотниках тихо, несуетно.Ему хорошо в его доме. Ему очень хорошо. И мне радостно от этого его покоя, отего семейного комфорта, в который он бежит вот уже много лет, и бег этот незамедляется, не становится усталым, он так же лёгок и так же нетерпелив.

Мы всегда везде ходимвместе, - скажет мне младшая его дочка Оля.

А если в театр всего двабилета вместо четырёх?

Тогда не идёт никто.

Это их маленькая семейнаятрадиция, которая обязательно есть там, где крыша объединяет людей не послучаю, а по Божьему промыслу. Вчера у Ольги заболело горло, и старшая Юля тожене пошла в школу: осталась ухаживать за сестрой. И это традиция. Традиция ждатьс вечерней смены папу и не ложиться без него спать... Традиция вместесобираться в конце дня и рассказывать о пережитом... Традиция вместе копатькартошку дотемна и вместе идти провожать засидевшихся Юлиных одноклассников.