Где живут счастливые? - Сухинина Наталия Евгеньевна - Страница 40

Вот уже четыре месяцанет мне никаких вестей из Петербурга. Думаю, всё сложилось так, как благословилстарец. Катя и Андрей обвенчались, а Артём потихонечку приходит в себя послеперенесённых им испытаний. Но никогда не повернётся у меня язык назвать этуколлизию любовным треугольником. Мелко- чувствием веет от этой фразы, онанеуместна здесь как... флейтист у весёлой булочной. Но неуместность понятий,слов, дел, флейтиста - реалии нашего времени. Вот и я услышала:

— Чушь, Наталья, глупаяистория. Взяли и своими руками спугнули от себя птицу счастья. За счастьебороться надо, разве ты этого не знаешь?

Знаю. Но если вспомниммы каждый свою жизнь, то самое трудное в ней было не трясти кулаками в поискахсправедливости, а смириться, не обозлиться, простить. А поражение с привкусомпобеды - это тоже победа. Побед этих у нас не так иного. Но душа- христианкажаждет их, и Господь посылает их только достойным. Мы ругаем молодежь неоттого, что она так плоха, а потому, что в ругани этой тщеславимся собственнымидостоинствами, подчас дутыми, подчас изобретёнными лукавым сердцем. Молодыелюди в этой непридуманной истории устыдили нас. Они оказались мудрее и сильнее.И — жертвеннее. Каждый из трех принёс свою жертву на алтарь вечной жизни во имяХриста. Артём не позволил душе обозлиться. Его победа — мир в душе, бесценноесокровище редчайшей пробы. Катя не позволила себе пойти на поводу нарисованныхмиражей, а вернулась туда, куда поставлена была Господом по благословениюстарца жизни святой и мудрой. Андрей обрёл покаянное сердце, готовое трудитьсяи плакать...

...А у весёлой булочнойфлейтист в очках выводит свою грустную мелодию. Студенты жуют и нахваливаютпирожки, бросая в отстранённую сумку необременительную лепту. Флейтист нелеп,но упорен, у него своё понятие борьбы. Ему важно, чтобы его слышали, чтобы рассмотрелипод худосочной берёзой. И заглянули в его близорукие, но счастливые глаза.

СНЕГУРОЧКА ДЛЯ ЗЭКОВ

И вот наступал он, этотжеланный день: её одевали в воздушное с блёстками платье, вплетали в косы побольшому банту, на ноги - скрипучие лёгонькие сапожки. Она пряталась за ёлкой,маленькая девочка-Снегурочка, начитавшаяся и наслушавшаяся сказок про красотунеописуемую принцесс, королев, волшебниц. Ждала ответственный и прекрасныймомент своего выхода.

- Кто на праздник к нампришёл!

Пошла. Тихонечко, грациозно,переставляя ноги в белых сапожках, тряхнув кудряшками, в тёмное пятно зала,выхваченное ёлочным многоцветьем. Пошла... Праздник! Новый год! Светлоетомление. И вот уже вдохнула устоявшийся запах гуталина, и вот уже бритыезатылки обступили частоколом крошечную потешную девочку, маленькую красавицу иззабытой детской книжки.

С тех пор многоеподзабыла она в том новогоднем сценарии. Но густой запах гуталина, впечатанныйв её осязание, стал символом Нового года, её праздника. И праздника тех, длякого вступала она в этот искрящийся прогуталиненный круг. Уголовников,малолетних правонарушителей. Зэков.

Здесь, в продуваемыхветром степях, где небольшая, но на «безрыбье» значительная гора милостиво разрешилаокружить себя маленькому посёлку, обосновалась колония. Колючая проволока,вышки, серые однообразные корпуса. Зона. А за зоной — свобода. Клочок земли, покоторому мелкой рябью дома сотрудников. Этот кусочек «свободы» густо населён.Колония большая, а поселок на отшибе, поэтому все здесь родившиеся и выросшиеприобретают эту свободу себе в наследство. И Лариса Ивановна Соколова ееприобрела. И хоть грезила сказками, принцами да хрустальными башмачками, жизньспокойно и бесстрастно подвела её к единственному решению - остаться здесь,чтобы жить, выучиться, выйти замуж, родить дочку. Каждое утро - скрип глухихзасовов, пропуск в окошечко. В зону - из зоны. С работы - на работу. Будни,будни, праздник - как спичкой чиркнули, опять будни...

Давно её знаю. Конечно,не со снегурочки ной поры, но всё равно давно. Для меня работающие в зоне люди— пятижильные страдальцы, обречённые на ранний цинизм, толстокожесть. Иначе каквыстоять здесь за колючей проволокой ограждения?

Больше у меня такихзнакомых нет. Лариса единственный психолог в колонии для несовершеннолетних, скоторой свела судьба. И я так до сих пор и не знаю, что входит в обязанноститакого психолога. Ну, наверное, тестировать ребят, наверное, распространятьсреди них анонимные анкеты типа «раскаялся - не раскаялся, встал на путьисправления - не встал на путь исправления», наверное, проводить с нимииндивидуальные беседы с глазу на глаз. Но Лариса как-то по-другому живёт здесь.Как-то по-другому мыслит и чувствует. Она в самой гуще «зэковской» жизни, онавписана в неё не случайной, а очень твердой, очень ясно прописанной строкой.Как-то, находясь в зоне, я попыталась провести эксперимент. Спросила одного,другого, третьего заключённого, кем работает Лариса Ивановна Соколова вколонии. Один плечами пожал: «Да я сюда попал, она уже тут была ». Другой вообщезамахнулся: «Заместителем начальника колонии вроде». Третий сказал: «Не знаю»,- дал совет заглянуть в личное дело. А четвёртый, тот не промах оказался:«Психолог, - возвестил радостно, - у неё на двери кабинета написано «психолог».А на мой вопрос, чем занимается психолог в колонии, выдал:

- Спектакли ставит.

О спектакле особыйдолжен быть разговор. Спектакль действительно был. На прошлый Новый год. Ларисасама написала сценарий: судьба подростка после зоны. Она не стала закруглять внём острые углы - как есть, так и есть, пожил немного по-человечески, изамотало парня - неразделённая любовь, нехватка денег, соблазны свободногомира... Пусть, пусть узнают себя, пусть размышляют, пусть пугаются, пустьготовятся к тому, что такая желанная для них здесь свобода - это и борьба, иразочарования, а ещё труд, страшный труд над собой. Пусть готовятся.

Сценарий ребятаутвердили. Важно кивали головами на Ларисины вопросы, всё ли здесь по правде, ароли стали распределять, чуть не передрались. Торопились к новогоднемупразднику, прогоняли сцены по сто раз, декорации сами из «сподручных средств»изобретали. Только какие у малолетнего зэка сподручные средства? Парадный беретда валенки, да фирменная курточка с биркой. А вот Лариса, та, конечно, снабдиладекорациями все три действия спектакля. Ситцевый, почти неношенный халат,цигейковая дочкина шубка, мужнина кроличья шапка, скатерть в крупную зелёнуюклетку, а косметика! От тайваньских румян до французской туши для ресниц -гримировались мальчишки на совесть.

- Сижу в первом ряду ивдруг вижу, как герой спектакля чем-то бросается в другого героя спектакля.Разглядела! Моя любимая, моя старенькая плюшевая собака! А вечернее платье женыглаваря банды из наших кухонных занавесок. Мама, мама... - делится «наболевшим»дочка Ларисы Наташа.

Лариса и сама и играла вспектакле. Ту самую жену самого главного бандита. Непедагогично? Легкорассуждать, что педагогично, а что нет, в просторных кабинетах с видом накремлёвскую набережную. А здесь, на маленьком кусочке земли, у подножия горы, втысяче километрах от кремлёвской набережной, на клочке, обнесённом колючей втри ряда проволокой, надо жить. И жить по правде.

Я не написала ни однойрецензии на театральную постановку, я не шибко разбираюсь в премудростяхрежиссуры, но говорю с уверенностью: в том спектакле - в каждой сцене его, вкаждой фразе, в декорациях из старых одеял и Ларисиных занавесок, из фанерныхразрисованных щитов, в перепутанных фразах и подсказках громким шёпотом из-зазанавеса - жила правда. И уж тогда-то, расхаживая по сцене в Ларисиных шарфах,бессовестно перевирая текст, мальчишки верили, что они вырвутся. Верили, что исвободу они так же одолеют, как одолеют свой срок, как одолеют страшный проколв только начавшейся биографии.

Правда, потом, позже,спектакли как-то перестали работать. Интерес к ним пропал, заряд оптимизмапоугас, ребята больше отшучивались, а то и избегали разговоров на эту тему.Лариса считает, что последнее время сюда попадают особенно моральноизуродованные парни. Жизнь так прошлась по ним своим тяжёлым катком, что они,не успев побыть детьми, стали стариками - циничными, изуверившимися, слабыми.Таких спектаклем не разбудишь. Что делать? Её должность ещё никто пока неупразднил, и она каждое утро протягивает в окошко дежурной части свой пропуск ипроходит - в зону. И опять будни, будни, как спичка чиркнет праздник, и опятьбудни...