Где живут счастливые? - Сухинина Наталия Евгеньевна - Страница 38

Всем поровну - говорилаона Валере.

Да, всем поровну -соглашался он.

Яшины дети быстро стализвать её «мамой». Детское сердце мгновенно откликается на материнскую любовьбез любимчиков. «Всем поровну». Кроме неё самой. Ей ничего не надо. Вототкатала свои болвашки, справила Толе курточку, ещё откатала - Лене шубку, Петеботинки. Ушла в отпуск, с отпускных отремонтировала квартиру. Мама, не мачеха.Отец? Загулял отец по новому кругу. Пришёл однажды торжественный и серьёзный:

Ухожу от тебя. Встретилженщину, полюбил...

Ушёл. И оставил её сосвоими детьми, правда, уже подросшими, не малолетками. Уставшее женское сердцене зашлось болью и на этот раз. Тихо, без истерик и упреков проводила она мужаловить под чужими подушками увёртливую птицу счастья.

Пропал да объявился. Онвсегда объявлялся, когда жизненные коллизии требовали от него серьёзных усилий.

Хочу построить дом длядетей. Поможешь?

Ещё бы не поможет.Дети-то растут, не сегодня-завтра женятся. С готовностью впряглась в стройку.Таскала брёвна, месила цемент: для детей, для их благополучия. Уже стены были,уже крыша покрыта, уже полы настелены. Уже - можно жить. Зачастили пьяныекомпании. Сколько раз утром она приезжала сюда и начинала с того, что собиралапустые бутылки, сметала с пола окурки, со стола объедки. А один раз застала заэтим занятием незнакомую женщину. Познакомились.

Надя.

А я Люция Ивановна.

Потом он будет долгообъяснять ей, что Надя хороший человек и что Люции надо быть попроще. «Ну чтовам вдвоём в доме места не хватит? »

Но больше Люция в томдоме не показалась. Правда, вскоре Яков Корнеевич заболел, у него отняли почку.В больнице она не раз встречалась с Надей. Поздоровается и пройдёт мимо. А Яковвсё вразумлял:

Да неплохая она, ну чтоты обижаешься.

Вскоре умер. ХоронилаЯкова Надя. При живой жене, ставшей матерью его сиротам. Люции о смерти несообщили.

Новый дом не принёссчастья. Напротив, стал причиной ссор между детьми, дом один, детей много. Онане вмешивалась.

И сейчас не вмешивается.«Пусть как хотят, мне ничего не надо».

Вот и участок под огородей дали на заводе. Разделила его пополам Толе и Пете.

Они звали ее мамой, исейчас зовут. Но заходят очень редко, и то, всегда на минутку. Она не ропщет.Она знает, как сложна жизнь и как тяжело сейчас молодым. Она не держит никакогозла на своих приёмных детей.

Но ведь обидно, оченьобидно, Люция Ивановна, - всё приставала я к ней. - Растили, воспитывали, вовсём себе отказывали, а теперь вот...

Что делать? - вздохнулаона и посмотрела на меня синими глазами. И не увидела я в тех глазах никакогоукора. Только усталость, только грусть; только смущение. Одна...

- Не одна. Петин сыниногда приходит, Денис. Очень мои пирожки любит. Сядет рядом, я пеку, онсмотрит. Твой папа, говорю, очень любил горячие пирожки.

А недавно на многолюднойтрамвайной остановке она вдруг услышала голос своей младшенькой - Лены. Теперьуже замужней, солидной женщины:

Здравствуй, мама!

Да звякнул трамвай,задребезжал, набрал ход. Может, послышалось, может и правда, Лена.

Одинокая, пожилая,изработавшаяся женщина. Она, как и все, хотела счастья. Можно сказать, что онавсю жизнь склеивала осколки семейной вазы - дело зряшное, неблагодарное. Нет,она всю жизнь жалела людей. Жалела мужа, сначала обожжённого, потом заблудшего,потом овдовевшего, потом изболевшегося и состарившегося. Жалела детей-сирот,теперь вот жалеет внуков. Только сострадательное сердце способно жалеть.Других. Себя сострадательное сердце жалеть не умеет. Вот и её не научилось. Идаже сейчас она стирает белье одному из своих внуков, потому что

У него жена балерина ией надо себя беречь. Даже сейчас она жалеет невестку, Балерину жену, которойнездоровится, старается, как может, подсобить ей по хозяйству. Сострадатьнаучилась, а роптать и упрекать нет. Сострадательное сердце тихо. Упрекающее -крикливо. Наверное, потому никогда не соединятся вместе смирение, сострадание и- ропот.

Женщина в тяжёлой долесвоей не озлобившаяся не может быть слабым человеком, потому что само по себенезлобие - удел сильных и мудрых. Её синие глаза не поблекли к старости, онивсе также смотрят в Божий мир, готовые пролиться слезой за тех, кому тяжело икто заблудился. А ещё слезой за своего бедного Яшу, так и не понявшего доконца, каким царским подарком одарил его Господь - любовью женщины, готовой кжертвам. А может понявшим всё-таки? Ведь никому, кроме Господа не ведома тайнанаших последних минут.

Весной, когда воздух вОрске теплеет и колючий ветер затихает от усталости после бесконечных порывов,когда птицы начинают весело галдеть на своих оглушительных базарах, она идёт накладбище. К Яше. И, опершись на ограду, долго стоит у родимого бугорка.

ГРУСТНЫЙ ФЛЕЙТИСТ УВЕСЁЛОЙ БУЛОЧНОЙ

Очки у него толстые, носкартошкой, сам коренаст, приземист, даже неуклюж. По вечерам он приходит кбулочной, встаёт справа от дверей под небольшой худосочной берёзкой и — играет.Он - флейтист. Смотрят на него с любопытством, с насмешкой, с недоумением, сраздражением, с жалостью - велика гамма человеческих чувств. А он совершенноотстранён и равнодушен. Играет, глядя в себя, в пространство, в какое-тоневедомое нам измерение. У его ног не лежит традиционная в таких случаях кепкаили коробка, и желающие бросить флейтисту копеечку озадачены — куда? Но это попервому разу. Мы-то, для коих путь к булочной проторён и привычен, мы-то знаем,что на едва заметном сучочке берёзы, сбоку от флейтиста, будто сам по себе,будто не его совсем, болтается выцветший целлофановый пакет. Вот туда... Мыбросаем копеечки, почему-то принимая условия странного флейтиста: да, да, сумкане твоя, она висит себе без надобности, но вот только захотелось бросить тудамонетку.

А в булочной недавнопоставили дышащую жаром мини-пекарню. Роскошные слоёные пирожки с малиной,грибами, сыром, вишней выскакивают горяченькими прямо в руки местных гурманов.Рядом с булочной - вуз. Студенты, притомившись и изголодавшись на лекциях,бегут сюда наперегонки. Пакеты, в которые укладываются «три с мясом, дна свишней», мгновенно пропитываются маслом, но студенты весело шарят по пакету,жуют и шутят, шутят и жуют. А флейтист играет.

Вы думаете, я будурассказывать вам о флейтисте? О том, почему он выбрал худосочную берёзку убулочной для своих музицирований, почему стесняется копеечных гонораров, сдачиот пирожков, откуда взялся и какая с ним произошла истории? Нет. Я ничего незнаю о нём, Я собираюсь поведать вам совсем другую историю, которую невольнопереживала и переживаю сейчас.

Что удивительного?Молодость влюбчива и взбаломошна, ошибки совсем не вразумляют её. Онипереносятся весело и даже охотно. Срабатывает защитная реакция молодости: да,да, облом, но это случайно, уж в другой-то раз - никогда, ни за что. Мы так ипредставляем себе юные годы: простительная беспечность, право на обломы,оголтелая устремлённость в светлое будущее.

Артём Красовский тожелюбил помечтать о будущем.,. Он учился в художественном училище, подавалнадежды, слышал в свой адрес лестные слова, но был воспитан родителями вскромности и такте, старался не придавать особого значения похвалам. Особенноему удавались букеты. Один из них привлёк мой взор в художественном салоне вПетербурге. Я была в командировке, оставалось время до поезда, вот и пошлабродить по Невскому, вот и заглянула в салон праздности ради. А там - вглиняном крутобоком кувшине ромашки! Они прямо-таки выпадали со стены в моируки, любопытно глазели своими солнечными зрачками в прохладу салона,согревали, радовали и - просились с собой.

Купила «букет». И ужерасплачиваясь, была вознаграждена неожиданным знакомством. Автор «букета»Артемий Красовский забежал случайно, на минутку, в салон:

Шел мимо, дай, думаю,зайду. Я очень люблю этот букет. Гадал, куда-то он отправится, вот бы узнать...

Артём вызвался проводитьменя до поезда. Картину нёс сам. Рассказывал про себя охотно:

У нас семья простозамечательная. Папа военный врач, мама всю жизнь в Русском музее проработала, взапасниках. Она меня с детства к живописи приучала. Сейчас дома. Сердце у неёслабое, мы с отцом настояли, чтобы она работу оставила. Я единственный сын.Вот, по милости Божьей, зарабатываю немножко, пишу натюрморты, букеты.