Где живут счастливые? - Сухинина Наталия Евгеньевна - Страница 24

Звоню поздравить. А Вамчто же, нездоровится?

Нет-нет, — она торопитсяразвеять мои опасения, _ со здоровьем всё в порядке, печалюсь вот, что сделалачеловеку больно. Позвонила маме, у которой мальчик-подросток болен лейкозом. «Спраздником, - говорю ей, - поздравляю». А она: «Я, Надежда Константиновна, вотуже шесть лет этот праздник не отмечаю». «Почему?» - спрашиваю. « Да Володемоему именно в этот день поставили диагноз, какие уж тут торжества...» — вот ине нахожу теперь себе места, зачем человека расстроила.

Пытаюсь успокоить её,говорю всякие дежурные слова: вы ведь не знали, вы ведь не нарочно. Онасоглашается...

ГДЕ ЖИВУТ СЧАСТЛИВЫЕ?

Это перед самым Новымгодом, всего за несколько часов до него, мы, измотавшиеся от предновогоднейсуеты, торопим время - скорее бы уж, всех дел не переделаешь. А за месяц допраздника, когда хлопоты ещё только обозначились в нашем календаре приятнымимыслями о подарках, о новом рецепте пирога, о купленном к случаю платье илихотя бы ненадёванной кофточке, светло на душе, желанно. Скоро Новый год...

В это самое время я ивстретила его на автобусной остановке, весёлого, бородатого, бодрого, будтотолько что из-под ледяного душа и - нетерпеливого к жизни. Из большого рюкзакаего торчал пучок чего-то бело-рыжего.

Борода, - заговорческипрошептал он. - Там у меня борода, а ещё варежки, а ещё кушак и красная шуба сбелой оторочкой.

Дед Мороз! - догадаласья. - Виктор Иванович, ты опять в Деды Морозы?

Попросили на нашемзаводе. Не отказался. Нельзя отказывать людям в радости. Тем более, детям.

Мы попрощались,предварительно пожелав друг другу в Новом году всего самого, самого... А черездве недели встретились вновь. Но уже в автобусе и времени для разговора быломинуты три.

Где борода, где кушак? Икуда вообще Дед Мороз делся? - пошутила я, очень обрадованная встрече.

А он шутку не поддержал.

Сдал костюм, сдал.Хватит. Отыгрался. Больше не

уговорят.

А как же радость? Нельзяотказывать людям...

Он посмотрел на менятяжёлым взглядом и направился к выходу, бросив:

Заходи. Поговорим, еслиинтересно. Жена будет рада, да и дети тоже.

Я махнула рукойчеловеку, которого не узнавала. И, конечно, позвонила вечером.

Приходи. Чаю заварюфирменного, с душицей, мелиссой и чуть-чуть смородинового листа.

И вот сидим на кухне.Пьём фирменный чай, а разговор никак не начинаем. Помогла фотокарточка,сиротливо притулившаяся к будильнику. Борода, кушак, с белой оторочкой шуба.Рядом Снегурочка, воздушная, изящная.

Узнаёшь?

Тебя-то, конечно, а вотдевочку...

Мальчик это. Мой Андрей.

Сидящий рядом Андрейсмущённо улыбнулся.

За что тебя отец вСнегурочки-то определил?

Деньги нужны, - простоответил мальчик. - Папе за Деда Мороза заплатили, мне за .Снегурочку. В двараза больше получилось. Зачем на стороне-то искать? Для нас деньги нелишние.

- Андрей, - обратилась як мальчику, когда отец вышел. - Что-то я насчёт Нового года никак не пойму. Случилосьчто? Почему папа такой напряженный. Да и ты…

— Он очень переживает,очень. Мы несколько дней по квартирам холили, нам столько адресов дали, толькоуспевай, и, представляете, в каждом доме беда. Ну не совсем беда, а будто непраздник. А папа, он же артист! Он и стихи подготовил, прибаутки всякие, а былотакое, что молчал. Входил и молчал. А один раз даже заплакал. Я сам видел.

Фирменный чай с мелиссойи чуть-чуть смородинового листа. Грустные глаза всегда весёлого человека.Четырнадцатилетний Андрей. Фотокарточка, за которой тикает будильник. Жена,приютившаяся рядом с вязанием. Не буду пересказывать рассказ Виктора Ивановича.Пусть расскажет сам. Так вернее.

Накануне вечером домарепетировали. Я заготовил подробный список детей: возраст, пол, имя. Хотелоськаждого чем-то неожиданным порадовать - стишком, песенкой, фокус показать.Подарки, так договорились на заводе, родители купят сами и припрячут до случая.Я приду, они мне вручат потихоньку, известное дело...

Первыми мы поехали куда,Андрей, я что-то не помню? Да, да, к одной нашей вахтёрше, у которой дочьуехала в Китай на заработки и оставила ей дочку, внучку, значит. Вахтёрша ввнучке души не чает. Купила ей в подарок набор детской посуды - чайник, блюдца,хорошенькие такие, по синему фону розовые цветочки. Я эту посуду в мешок ивперёд.

Машенька? Тебя Машеньказовут? Долго я до тебя добирался, Машенька, лесами, полями шёл, устал. Дай дедустул, дочка. Дед с дороги отдохнёт.

Маше лет десять. Из-поднасупленных бровей смотрит на меня немигающими глазами. Стул не даёт.Подсуетилась бабушка, ткнула под меня табуретку, усадила.

Стишок, Машенька, стишокрасскажи, - заволновалась бабушка.

Сама рассказывай, —отрезала внучка и опять на меня - немигающими глазами.

А мне куда деваться?Надо продолжать игру, отрабатывать трудодни.

Ну не надо стишок, ненадо. Сейчас мы тебе подарок дадим. Что у нас, внучка, в мешке для Машеньки?

Внучка, пошарив дляпорядка в мешке, вытащила коробку с посудой. В глазах девочки затеплился интереск жизни.

Вот. Вот тебе подарок, -посуда осторожно переправилась в Машины руки. Девочка нетерпеливо открываеткоробку и вдруг со злостью запускает ею в бабушку. Посуда не разбилась. Толькоразлетелась по пушистому паласу в разные стороны: блюдца, чайничек, ещёблюдце...

Я тебя что просилакупить? - кричала девочка, позеленев от злобы, — а ты мне посуду, сама в неёиграй, дура, дура...

Ах ты, дрянь, - схватиля девочку за руку, - ах ты дрянь, - какие уж тут прибаутки, еле сдержался,чтобы не дать ей хороший подзатыльник. Губы Маши задрожали от обиды, она изовсех своих десятилетних сил шибанула дверью в соседнюю комнату и завыла тампо-бабьи, протяжно, душераздирающе.

Простите, простите,Виктор Иванович, нервная она, мать уехала, я с ней... Никаких сил нет. Можетчасами лосины перед зеркалом примерять. У неё их восемь пар, разные, в Китаеони копейки. А меня она просила, этот, как его, с наушниками, дорогой очень, неосилила. Думала, посудой угожу, да вот не угодила.

Так и ушли мы изквартиры под вой Маши и виноватые причитания старой вахтёрши.

У Кати из шестого цехапятилетний мальчик. Он-то Деду Морозу обрадовался. Волнуясь, рассказал стишокпро снежинки, повёл к ёлке, даже шоколадку подарил. А я ему из мешка - пожарнуюмашинку! Красную, громыхающую! С поднимающейся лестницей! Артём поигратьпобыстрее хочет, а мама приглашает гостей на кухню, чай попить. Пирогов напеклаКатя, готовилась. Съели по пирожку. Андрей толкает, пора.

Направились к выходу, ислучайно задел я своим посохом дверь в соседнюю комнату. Раскрылась дверь иувидел я в инвалидной коляске старого человека, сгорбленного, укутанногопледом.

Кто там, Катя?

Да отец, отец, —торопливо сказала Катя и прикрыла дверь. — Он плохо ходит, сидит целымиднями...

Я уже взялся за ручкувходной двери, но вдруг почему-то вернулся. К отцу...

Здравствуйте, дедушка, —шагнул я навстречу. - С Новым годом вас! Дед взглянул удивлённо, радостно.Потом коснулся рукой моего посоха. И то ли спросил, то ли воскликнул:

- Дед Мороз?!

Дед Мороз, - подтвердиля. - Дай, думаю, зайду к такому старому, как и я, деду. Дай, думаю, скажу ему -с Новым годом! А ещё спасибо скажу за жизнь честную, трудную.

Сынок, сынок, —засуетился дед, — ты как попал- то сюда, в мою келью?

Специально пришёл. Знаю,живёт в этой квартире старый, заслуженный человек. Пришёл поздравить.

Меня? Специально меня? -руки у деда задрожали.

Подарок, подарок нужен,а нет подарка...

И вдруг в кармане шубынащупал я шоколадку, подаренную Артёмкой. Есть подарок!

Вот. Шоколадку принёс.Пусть весь год жизнь у тебя будет, дедушка, сладкая, как эта шоколадка.

Какое там, — махнул онрукой, - старость, она, сынок, сладкой не бывает. Она такая горькая, не приведиГосподи. Нет, скажи честно, ты специально ко мне пришёл?

К тебе, к тебе, что я,врать, что ли буду!

Ко мне, ко мне, —старичок заворочался в своём кресле, - вот оно какое дело, знают меня, знают.Что не ел чужой хлеб Григорий Иванович, честно жил. Ты уж извини, что я в такомвиде. Гости ко мне не ходят, я по-домашнему. Но я сейчас... Он сталприподниматься, опираясь на подлокотники кресла. А поднявшись, крошечнымисеменящими шажками направился к гардеробу. Трясущимися руками открыл его идостал чёрный в серую полоску пиджак с звенящими на нём медалями. Попросил —помоги надеть, сынок. Я плакал. Я плакал, понимаешь? И винился в эту минутуперед всеми такими вот забытыми, дряхлыми, изболевшимися, изжившимися людьми,которых в лабиринтах наших домов с благополучно светящимися окнами несть числа.Старость сладкой не бывает... Но она бывает хотя бы достойной, если не одинока.Если нет с ней страшного чувства отработанной пустой породы, если не видит она,что её терпят, что она в тягость, если вспоминают её хотя бы по праздникам.