Где живут счастливые? - Сухинина Наталия Евгеньевна - Страница 17

Здрасьте! - крикнул находу. — Сегодня все в библиотеке гуляют, праздник.

Какой? - спросилавдогонку, да разве услышит?

Попили чайку. День былпостный, батюшка угостил

сухариками. Спросила, покакому поводу в библиотеке застолье. Пожал плечами, перекрестился — пьют, бедастрашная, молюсь, да видно, стар стал, силы не те, молитва не та. К вечеру уотца Василия поднялась температура, он прилёг, а я стала искать что-нибудьжаропонижающее в его аптечке. Но там был только валидол и просроченные глазныекапли. Пошла к соседям, никто не открыл, тёмные окна — нет дома. Ещё в однукалитку ткнулась, но и там — замок. Вспомнила — библиотека, там торжество, всетам.

В библиотеке яркосветились окна, на ступеньках сидел Степаныч, грузно привалившись к дверномукосяку. Рядом с ним хихикал щупленький старичок, видимо рассказывал анекдот.Степаныч покровительственно улыбался: «Слышал, старьё, поновее давайчто-нибудь...» Выбежала Настя, библиотекарша, раскрасневшаяся, нетрезвая, нарозовой блузке свежее винное пятно:

Ой, гости! К празднику.Заходите, заходите, сегодня день у нас особый.

Я по делу. Батюшказаболел. Ему бы аспирин.

Найдём. А вы заходите,это неуважительно не зайти.

Зашла. Затхлый воздух,замешанный на винных парах и жирной закуске, лениво плавал над книжнымистеллажами. Стеллажи были сдвинуты в сторону, а посреди библиотеки под большимпортретом Маяковского стоял стол. Вернее, два стола, сдвинутые вместе ипокрытые клеёнкой. На столе жалко жались к тарелкам остатки сала, съёжившийсясыр, несколько случайных кусков жареной курицы. Всё остальное было съедено и -выпито. Кукушкино развезло, старушки одни дремали, поддерживая кулакамиотяжелевшие головы, другие что-то запевали нестройно, но сбивались, махалираздосадованно руками, начинали снова... Оживились, увидев нового гостя,задвигали стульями, усадили. Налили самогоночки: выпей за праздник.

Какой?

Зашумели, засмеялись,заосуждали:

Ты что? А ведь вроде какверующая. Сегодня у нас на Кукушкином Болоте престол — Николай Угодник. Храм унас Никольский. А сегодня Николин день.

А я и в календарь незаглянула, стыд какой. Пришлось пригубить глоток тёплой мутной жидкости.

Больше не могу, менябатюшка ждёт.

А ты его приводи. Толькоон не пойдёт, он нами брезгует, всё говорит, не так живём, не по-божески. А ктосейчас по-божески? Никто. Всяк норовит урвать своё, а мы, мы веруем, мыпраздник вот престольный собрались отметить. Каждый деньги сдавал, у Настизаписано, из дома всего нанесли, сама видишь, - толстая старуха в желтойвязаной кофте стала тыкать на раскуроченный стол и заплетающимся языкомпровозгласила тост:

За нашего Николая,угодничка, чудотворца!

Я вышла на улицу, замной выбежала Настя: «У меня дома есть аспирин, сейчас вынесу». Вынесла. Мыпошли с ней в сторону батюшкиного домика. Настя торопливо делилась со мнойдеревенскими секретами:

Вот собрались отметитьпраздник, я предложила: что по норам-то сидеть, давайте по-человечески, престолвсё-таки. Ты думаешь, все деньги сдали? Степаныч, тот на дармовщину привык, еготелевизоры избаловали, а бригадира жена сказала: сама не пойду и его не пущу. Ато я не знаю, что она мне завидует. А мы с бригадиром, мы с ним друзья,понимаешь? - она опустила голову, потом заговорщически мне подмигнула:

Я тебе только, посекрету, а ты никому, хорошо?

О «дружбе» Насти сбригадиром я слышала ещё в прошлый свой приезд.

Хорошо, — пообещала, —никому.

Батюшка лежал в сильномжару.

Сегодня же престольныйпраздник, - напомнила я ему, - память Николая Угодника, в деревне престол.

- Что ты, — он испуганновзглянул на меня, — Николин день через две недели, опомнись...

Настя тихо ойкнула:

Как через две недели? Амне сказали...

Перепутала ты, Настя,перепутала. На престольный праздник служба у нас будет торжественная, спомазанием. Приходи.

Что делать, что делать?- заохала Настя. - А мы сегодня, в библиотеке...

Батюшка перекрестился наиконы, слабой рукой взял таблетку, запил водичкой и ничего не сказал.

Настя ушла. Черезнесколько дней отцу Василию стало полегче, и я уехала в Москву, поручив Настеза ним приглядеть. А через две недели пришла телеграмма: «Отец Василий умер,сообщите родным. Настя».

Это был день памятисвятителя Николая чудотворца и угодника Божия. Большой праздник. Престол вдеревне Кукушкино Болото.

РУЧЕЙ У ЯНТАРНОЙ СОСНЫ

Теперь это самые лучшиееё минуты. Заварить крепкий чай, налить его не торопясь в любимую чашку слохматой собачкой на боку, сделать несколько глотков и откинуться на спинкустула. Как правило, это бывает после одиннадцати вечера. Последний раз, наночь, она делает укол мужу, переворачивает его с боку на бок, перестилает емупостель. Ещё прошлым летом он самостоятельно ходил, они вместе ездили поврачам, но боли усиливались, недуг брал своё, муж слабел и незаметно как-тостал лежачим. Уже полгода не встаёт совсем.

Тамара, - говорит он теперьчасто, - Тамара, как же я замучил тебя, ты ведь привязана ко мне, вот и работубросила...

Она натянуто улыбается,невесело отшучивается:

Вот поправишься, мояочередь наступит в постели валяться, тогда и отслужишь мне.

Оба они знают, что онуже никогда не поправится. Часы отсчитывают его время к концу. А ещё знают, чтодавно уже друг друга не любят, перегорели чувства в горячей топке жизненныхколлизий, не укрепила их прожитая вместе жизнь, а разметала, развеяла по ветру,как парашютики отцветших одуванчиков по бескрайнему полю. Хотела бы забыть, дапомнит:

У вашего мужа рак.Операцию делать поздно, готовьтесь к худшему.

Страх, сострадание,жалость? Нет, злорадство.

Так ему и надо, — сказалкто-то в ней.

Громко сказал,отчётливо, с расстановкой. Так ему и надо. Потом, конечно, жалость, носначала... Испугалась своего жестокосердия, но тут же тот «кто-то» услужливоначал поставлять неопровержимые фактики.

Да, Костя не былпримерным мужем. Он и женился- то на ней в отместку своей бывшей жене,выгнавшей его из дома среди ночи и вышвырнувшей с балкона его рубашки игалстуки. Он собрал рубашки и галстуки и пришёл к ней. И стали они жить втесной двухкомнатной квартире с матерью Тамары. И тесно, и небогато, но каквсегда бывает первое время, счастливо. Бывшая жена не досаждала звонками иугрозами. Константин совсем не вспоминал о ней, кроме той первой ночи, когда онплакал на груди у Тамары, униженный, выставленный прилюдно из дома.

Родился Стасик. Жизньвошла в привычное русло, материально окрепли, купили квартиру, теперь жилиодни. И, как это всегда бывает, неожиданно ей позвонили. Молодой женский голосдоложил ей, что ее «старый козел» путается с молоденькой студенткой. Они и вэкспедицию едут вместе.

А вы собственно кто?

А я подруга этойстудентки, у меня с ней свои счёты.

Не завидую такойподруге, — только и нашлась Тамара.

Положила трубку.Разревелась по-бабьи, с придыханием и стоном. Но потом взяла себя в руки. КогдаКостя пришёл домой, приготовила ему ужин, накрыла стол.

Садись, ешь.

А ты?

На большее её не хватило.Она стала рыдать, говорить, что очень плохо себя чувствует и просит, умоляет,требует, чтобы он в экспедицию не ехал. А если поедет, может произойти всё, оназа себя не ручается. Костя стал ругаться, обзывать её истеричкой, принёс ейводы, она оттолкнула его руку, и он плеснул ей воду прямо в лицо. Она закрыласьв спальне и долго, безутешно рыдала. Знала: в экспедицию он всё равно уедет.

И уехал. Господи, какона страдала! Представляла их вдвоём, зажмуривала глаза, в ужасе и страданиизаходилось сердце, и она в очередной раз капала себе успокоительное.

Костя приехал загорелый,обветренный и счастливый. Он уже всё забыл и говорил, что соскучился по ней, поСтасику, что у него есть неделька отпуска, они поедут на Оку, поживут там вдалиот людей и цивилизации. И вдруг неожиданная мысль шевельнулась в голове иТамара ухватилась за неё как за спасательный круг. Вцепилась: не выпущу... Ачто, если та «подруга» всё наврала и она напрасно билась в истерике, страдая иненавидя весь мир. В самой глубине души оставалось чёткое «всё правда». Нет,злые люди позавидовали - кричал другой, истошный, визгливый голос и она дальшезатолкала неудобное для неё чувство, а голосу вняла. Стало легче, а со временеми совсем отпустило.