Шторм в Гавани Ветров - Таттл Лиза (Лайза) - Страница 57

Марис раскинула руки и взялась за держатели. Потом сделала глубокий вдох и прыгнула.

Оттолкнулась она удачно, ветер мгновенно подхватил ее – холодный, сильный, пронизывающий до костей, но не свирепый, а такой, с которым легко совладать. Она расслабилась и отдалась ему, описывая длинную красивую дугу.

Однако воздушный поток повернул к обрыву, и Марис решила изменить направление. Она изогнулась, готовясь взмыть вверх, и тут небо задрожало, заплясало. Она притормозила, но не рассчитала усилия и, когда попробовала исправить ошибку, чуть не перевернулась в воздухе. У нее перехватило дыхание.

Ощущение полета пропало. Марис закрыла глаза, пытаясь подавить тошноту. Она падала – тело перестало ей подчиняться, в ушах стоял несмолкаемый звон. Прежде все ее существо знало, как опираться на ветер, – она реагировала на малейшие изменения в движении воздуха, еще не успев их осознать, улавливала вкус надвигающейся бури, распознавала приметы штиля. Все было утрачено: она летела сквозь бесконечный океан воздуха, ничего не чувствуя, кроме тошноты, беспомощная во власти беспощадного ветра, которого не понимала.

Огромные серебряные крылья накренялись то туда, то сюда, тело раскачивалось. В приливе отчаяния Марис открыла глаза, выровнялась и решила лететь, полагаясь только на зрение. Но скалы шатались, обрыв двигался, темнота мешала смотреть, и даже яркие холодные звезды вверху, казалось, смещались, плясали и смеялись над ней.

Дурнота завладела ею, и Марис отпустила держатели – впервые в жизни. Теперь она не летела, а висела в петлях под крыльями, перегнувшись пополам и судорожно кашляя. Обед Правителя извергся в море. Ее сотрясала дрожь.

Джем и Корина уже летели к ней, но Марис охватило безразличие. Она чувствовала себя опустошенной и старой. Внизу по черным волнам скользили лодки. Она снова ухватилась за держатели, попыталась набрать высоту, но вместо этого резко пошла вниз, поняв, что падает и уже не сумеет исправить положение.

Она заплакала. Море устремилось к ней, мерцая, вздымаясь и опадая. Уши разрывала боль. Она не может летать! А она ведь летатель и всегда была им – любовница ветра с деревянными крыльями, дитя небес, одинокая, только в небе дома… Летатель, летатель, летатель… неспособный летать!

Марис закрыла глаза, и мир перестал вращаться.

Со шлепком, рассыпая соленые брызги, ее забрало море. «Долго же оно дожидалось этой минуты», – подумала Марис.

– Не трогай меня! – сказала она ночью, когда они наконец вернулись в дом Эвана, и ушла к себе.

Марис проспала почти весь следующий день. Но на второе утро проснулась рано, когда в комнату проникли первые лучи солнца. Чувствовала она себя ужасно: все тело покрылось холодным потом, а грудь словно придавили тяжелым камнем. Она не сразу сообразила, что произошло. Но потом вспомнила. У нее больше нет крыльев. Она попыталась отогнать эту мысль, но ее захлестнули отчаяние, гнев, жалость к себе. Свернувшись под одеялом, Марис попыталась снова забыться во сне.

Но сон все не шел. Наконец она встала и оделась.

Эван в соседней комнате готовил яичницу.

– Ты голодна? – окликнул он.

– Нет, – вяло ответила она.

Эван кивнул и разбил еще два яйца. Марис села за стол и, когда он поставил перед ней тарелку с яичницей, начала апатично ковырять вилкой в желтке.

День выдался дождливый, ветер налетал бешеными порывами. Кончив есть, Эван занялся какой-то работой, а около полудня ушел. Марис бесцельно бродила из комнаты в комнату, потом села у окна и уставилась на дождевые струи.

Эван возвратился, когда уже давно стемнело, промокший насквозь и усталый. Марис оставалась в той же позе.

– Могла бы хоть огонь развести, – неодобрительно проворчал он.

– А-а!.. – Она растерянно посмотрела на него. – Я не догадалась.

Эван захлопотал у очага. Марис хотела было ему помочь, но он только пробурчал, чтобы она не лезла под руку. Ели они молча, но Эван уже не смотрел так угрюмо. Потом он заварил свой особый чай, поставил перед ней полную кружку и уселся в любимое кресло.

Марис отхлебнула обжигающий напиток, чувствуя на себе взгляд Эвана. В конце концов она подняла на него глаза.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он.

– У меня внутри ничего нет, – ответила она после раздумья.

– Открой мне свою душу.

– Не могу, – сказала она и заплакала. – Не могу!

Она продолжала рыдать, пока Эван не напоил ее снотворным и не уложил в постель.

На следующий день Марис ушла из дома.

Она пошла по тропе, которую показал ей Эван, вниз, к самому морю. Весь день она бродила одна по холодному галечному пляжу, казавшемуся бесконечным. Уставая, она садилась у воды и бросала камешки в волны, грустно наблюдая, как они прыгают, а потом тонут. Это ей нравилось.

«Даже море здесь другое, – думала она. – Серое, холодное, тусклое». До чего ей не хватало его зелени и синевы, как вокруг Эмберли. По щекам Марис ползли слезы, но она их не вытирала. Иногда она вдруг замечала, что захлебывается в рыданиях, но не помнила, как начала плакать и почему.

Море было огромным и пустынным. Безлюдный пляж уходил в бесконечность, а над всем простиралось клубящееся тучами небо, но Марис чувствовала себя придавленной к земле, ей было трудно дышать. Она вспоминала острова, которые ей больше не суждено увидеть, и мысль о каждом пронзала ее новой болью. Перед ее глазами стояли величественные руины Старой Крепости на Лаосе; как наяву возникла академия «Деревянные Крылья» – обширная, темная, врезанная в скалу Ситуфа; храм Бога Неба на Дите; состоящие из сквозняков замки принцев-летателей на Артелии; ветряные мельницы Штормтауна и Дом Старого Капитана – невообразимо древний; деревянные города Сетина и Аллеси; кладбища и поля сражений Ломаррона; виноградники обоих Эмберли и теплая дымная харчевня Рисы на Скални. Теперь их для нее не существует. И Эйри… Другие места можно навестить и по морю, но Эйри – обитель летателей – теперь навеки для нее недоступна.

Она думала о своих друзьях, разбросанных по Гавани Ветров, точно множество островов. Некоторые будут ее навещать, но сколько из них навсегда ушли из ее жизни, как будто их никогда и не было. Например, Т’Мар – растолстевший, счастливый. Когда она в последний раз виделась с ним в его каменном домике на Хетене, он учил внучку извлекать красоту из камня… А теперь он для нее мертв, как и Холланд, – воспоминание, не больше.

И уже никогда она не свидится с Рейдом, с его веселой красавицей женой. Никогда ей не пить эль в харчевне Рисы, не делиться с ней воспоминаниями о Гарте. Не покупать деревянных безделушек на С’Меле, не шутить с кухаркой в маленькой гостинице на Повите.

Ей уже не придется наблюдать полеты на больших ежегодных Состязаниях, не придется сидеть среди летателей, смеяться и болтать на пирушках.

Воспоминания разрывали ее на части, и Марис кричала и захлебывалась в рыданиях. Она понимала, как смешно это выглядит: одинокая старуха плачет и причитает у моря. Но не могла остановиться.

А мысль о невозможности еще раз подняться в небо, о безграничной радости и свободе, навеки утраченных ею, была и вовсе невыносимой. Но воспоминания вторгались непрошено: раскинувшийся под ней океан, восторг и упоение полетом на волне приближающейся бури, разнообразнейшие краски неба, великолепие одиночества. Все, чего больше ей не видеть, не ощутить… Однажды она нашла восходящий воздушный поток, который вознес ее на половину пути к бесконечности, до просторов, покоряемых Звездоплавателями. Оттуда даже океана не было видно – только незримые призрачные ветры. Этот день она будет помнить всегда. Всегда!

Вокруг смыкался сумрак, вверху заблестели звезды. Море шумело словно со всех сторон. Тело Марис онемело, слезы иссякли, ее пронизывал холод, а впереди ждала только пустота. Наконец она повернулась спиной к небу и морю и побрела через лес к хижине.

В комнате было тепло и вкусно пахло мясной похлебкой. Эван колдовал над пылающим очагом, и сердце у нее забилось быстрее. Его голубые глаза светились глубокой нежностью, когда он произнес ее имя. Она подбежала к нему, обняла, крепко прижалась, словно ища спасения. И закрыла глаза, борясь с головокружением.