Смерть в театре «Дельфин» - Марш Найо - Страница 26

— Куда лезет?

— А сюда, куда же ещё. Его мамаша занята в кафе на той стороне реки. Кончает она в одиннадцать, вот её солнышко и выплывает, чтоб встретить мамочку на углу. А до тех пор всюду шныряет, понимаете ли. Разбойника изображает. Знает, шельмец, что я не могу оставить свой пост, вот и прячется по тёмным углам да орёт «Руки вверх!», «Бей их!», а сам ползает под сиденьями и хрипит, будто его душат. Уж он у меня захрипит по правде, попадись только.

Откуда-то из-за сцены донёсся заунывный вой, сменившийся взрывом загробного хохота, кошачьим мяуканьем и громким хлопком.

— Слыхали? — сказал Джоббинс и со смаком выругался.

— Сейчас я ему покажу! — пробормотал Перигрин, ринувшись было к запертым дверям.

— Вам его не поймать, шеф, — просипел Джоббинс и откашлялся. — Уж небось улепётывает во все лопатки вдоль проулка. Мамаша встретит на углу, если трезвая.

— Завтра шкуру с него спущу, — пообещал Перигрин. — Ладно, Джоббинс. Я позабочусь, чтобы вам больше не надоедали. Кроме того, это ваша последняя вахта у витрины.

— Верно, сэр. Последний, так сказать, выход в этой эпохальной роли.

— Ещё раз доброй ночи.

— Доброй ночи, шеф. Всего наилучшего. Перигрин вернулся в партер.

— Эмилия?! Где вы, моя бедная девочка?

— Здесь, — отозвалась Эмилия, поднимаясь по проходу.

— Видели этого поросёнка?

— Нет. Я была у передних кресел. Он спустился с балкона. Я слышала, как он сходил по ступенькам.

Перигрин взглянул на часы: пять минут двенадцатого.

— Ну его, — сказал он, предлагая руку Эмилии. — Мы и так слишком задержались. В полночь бистро закроется. Пойдёмте.

Они захлопнули за собой служебную дверь. Ночь продолжала оставаться ясной и довольно тёплой. Парочка поднялась по Причальной набережной и исчезла под неоновой вывеской нового бистро «Молодой Дельфин».

Внутри оказалось людно, шумно и неожиданно темно. Единственным освещённым участком было рельефное изображение дельфина, плывущего впереди моторной лодки, а может, влекущего её на буксире. Сновали два официанта, наряжённые под рыбаков.

Когда их глаза привыкли к полумраку, они обнаружили за столиком возле дельфина Дестини с тремя поклонниками. У неё был такой вид, словно она понятия не имела, как здесь оказалась.

Эмилия с Перигрином отдали дань фирменному блюду, выпили несколько бокалов, потанцевали и развеселились. Дестини с приятелями вскоре поднялись. Проходя мимо Эмилии и Перигрина, она бросила несколько невнятных реплик, и они удалились, громко обсуждая на ходу, какие угощения ждут их в квартире Дестини в Челси. Без десяти двенадцать Перигрин спросил:

— Эмилия, почему вы так холодно-сдержанны в старом «Дельфине» и так милы в «Молодом»?

— Частично из-за вашего положения, а кроме того, я и здесь не слишком-то иду навстречу.

— Нет, идёте. Помните, когда мы танцевали…

— Мне хорошо, и я сочла себя обязанной показать это.

— Эмилия, я вам нравлюсь?

— Даже очень.

— Только не произносите это так легкомысленно. Ваш тон убивает.

— Извините.

— Но что вы разумеете под моим положением? Боитесь услышать, что, мол, своей карьерой она обязана благосклонности автора-режиссёра?

— Боюсь.

— Какая чудовищная глупость! «Говорят…»! Ну и путь себе говорят что угодно.

— Вы так считаете?

— Эмилия, вы гораздо красивее всех девушек, с которыми я был знаком прежде. Нет, не краснейте и не сердитесь. Я признаю, что вы не моя девушка. Но, Эмилия, — Перигрину пришлось напрячь голос, чтобы перекрыть визгливое крещендо саксофониста, — выслушайте меня! Я люблю вас.

Маленький оркестр взорвался последним аккордом и замолчал. Последние слова Перигрина прозвучали во внезапной тишине как сольный номер.

— Ну что ж, теперь ничего не остаётся, как только попросить счёт, — заметила Эмилия.

Перигрин был настолько выбит из колеи, что безропотно подчинился. Они покинули «Молодой Дельфин», заверив встревоженного хозяина, что непременно вернутся.

Перигрин с Эмилией намеревались пройтись до Блэкфрира, взять в гараже машину и доехать до Хэмпстеда.

Однако на улице их встретил ливень.

Оба были без плащей и без зонтиков. Пришлось остановиться у входа и подумать о такси. Перигрин вернулся в бистро и позвонил; ему ответили, что машина будет не раньше, чем через двадцать минут. Когда он вернулся к Эмилии, дождь немножко стих.

— Знаете что, — сказал мистер Джей. — В моем кабинете найдётся и зонт, и плащ. Давайте сбежим вниз по улице, достучимся до Джоббинса и раздобудем их. Ливень почти прекратился.

— Давайте!

— Только осторожнее, не поскользнитесь. Они помчались по Причальной набережной, завернули за угол и остановились перед «Дельфином», задыхаясь и смеясь одновременно.

— Прислушайся! — воскликнула Эмилия. — Кто-то ещё бежит под дождём.

— Да, по переулку, куда выходит служебная дверь.

— Верно.

Все ближе и ближе слышались шаги по мокрой мостовой. Наконец бегун выскочил на набережную. Он тяжело дышал широко открытым ртом.

Увидев их, он кинулся к Перигрину, вцепился в его пиджак и что-то невнятно забормотал. Это был их ночной сторож, сменщик Джоббинса.

— Господи! — удалось в конце концов разобрать Перигрину. — Господи помилуй! Мистер Джей, о, Господи!

— В чем дело? Да что такое?! Что случилось?!

— Убийство, — проговорил сторож трясущимися губами. — Вот что случилось, мистер Джей. Убийство.

Глава 6

БЕЛА

Пропуская их в служебную дверь, сторож — его звали Хокинс — все время визгливо всхлипывал, повторяя, что его никак нельзя винить за задержку, ну просто никак. Все знают, что ему становится плохо при виде крови. Больше ничего связного Перигрину, который тщетно пытался выяснить, кого убили, добиться от него не удалось. Хокинс совершенно потерял голову.

Они быстро прошли по тёмному коридору в фойе. Эмилии показалось, будто они и не покидали театр.

— Подождите здесь, у кассы, — велел ей Перигрин. — Не ходите дальше.

— Я приду, если вы меня позовёте.

— О, Господи, нет, мисс, не надо, мисс…

— Останься здесь, Эмилия, или подожди у дверей. Да, так будет лучше. Подожди у дверей.

Он распахнул двери в партер и закрепил их. Эмилия вошла.

— Ну, Хокинс?

— Наверху, мистер Джей. Идите туда. Я не могу. Меня вырвет, честное слово.

Перигрин взбежал по изящной лестнице на площадку перед круглым фойе. Было темно, но он не забыл про фонарик. Луч света стрельнул вперёд и упёрся в то, что осталось от Джоббинса. Фетровая шляпа не свалилась с головы. Она была вмята в неё. Из красного месива, бывшего не так давно лицом, тускло таращился широко раскрытый глаз.

Рядом валялся улыбающийся бронзовый дельфин.

Перед глазами Перигрина все слегка поплыло. Ему показалось, что он смотрит в телекамеру, видя одновременно и кружок света на дальней стене, и фонарик в своей руке, и макушку Хокинса внизу на лестнице. Мистер Джей попятился к перилам, опёрся на них и, преодолевая острый приступ тошноты, выдавил:

— В полицию звонили?

— Да, надо бы позвонить. Мне, что ли? — промямлил Хокинс, не трогаясь с места.

— Ладно, стойте, где стоите. Я сам позвоню. В нижнем фойе, рядом с кассой, был телефон-автомат. Перигрин добрался до него и, стараясь сдержать дрожь в руках, набрал всем известный номер. Как быстро ему ответили и как спокойно отнеслись…

— Есть ли шанс, что он ещё жив, сэр?

— Господи, нет! Я же говорю…

— Ничего, пожалуйста, не трогайте. Бригада будет через несколько минут. Откуда можно войти? Спасибо. Перигрин повесил трубку.

— Хокинс, ступайте к служебной двери и ждите полицию. Идите.

— Да, хорошо. Слушаюсь, мистер Джей.

— Да идите же!

Есть ли в фойе автономное освещение, или все управляется из-за сцены? Кажется, нет. Перигрин никак не мог вспомнить. Нелепо. А Эмилия там одна в тёмном партере. Перигрин кинулся туда — девушка стояла прямо у дверей.