Служба на купеческом корабле - Марриет Фредерик - Страница 13

— Никто, кроме меня, не понимает здесь английского языка; но они подозрительны; будьте осторожны. Как ваше имя?

— Бен Коллинс.

— Как? — по-французски спросил чиновник. — Бен Колен? Хорошо, продолжайте.

— Какой у вас ранг на корабле, а также в ложе?

— Обыкновенный матрос, мастер, — ловко ответил Коллинс.

— Как? — спросил француз, державший перо.

— Матрос, — по-французски ответил переводчик.

— Спросите у него название судна.

— Как называется ваш корабль? Чем мы можем вам помочь?

— «Терпсихора»; лодкой с провизией.

— Как?

— Фрегат-крейсер «Терпсихора».

— Он хорош на ходу? Когда?

— Сегодня вечером, и проводника. — Что он говорит?

— Судно идет хорошо в открытом море.

— Спросите, каковы их силы, — продолжал по-французски ЧИНОВНИК.

— Сколько пушек? Как вы уйдете из тюрьмы?

— Тридцать шесть; у меня есть средства.

— Тридцать шесть пушек, — повторил по-французски переводчик.

— Хорошо, а экипаж?

— Сколько матросов? Когда стемнеет, я буду здесь.

— Двести семьдесят, но многие ушли на призовых судах.

Допросили также Ньютона и остальных. Все имена записали.

— Ну, теперь, я думаю, если постараться, мы уйдем отсюда, — сказал Коллинс, обращаясь к Ньютону и остальным. — Когда мне хотелось погулять на свободе, ни одна английская тюрьма не могла меня удержать. Решетки — час времени!

Тут Коллинс снял свою старую шляпу, поднял ее подкладку и вынул оттуда множество, сделанных из часовых пружин маленьких пилок, напильников и других инструментов.

— Поработаем и баста, — прибавил он.

— Бен, — спросил его Гильсон, — кто твой друг?

— Может быть, губернатор, не знаю; только мы можем доверять ему и любить его — вот это верно. Ну, теперь кто-нибудь подойдите к решетке, чтобы меня не увидели.

Неожиданная надежда на освобождение вызвала тревожную радость среди заключенных. День казался им бесконечным.

Наконец стемнело; облачное небо и дождь оживили надежды пленных Площадь перед тюрьмой опустела; часовой скорчился подле входа в тюрьму, что отчасти защищало его от непогоды. Вот кто-то заговорил с солдатом.

— Вероятно, он идет, — сказал Коллинс — Не шумите внизу; я думаю, его помощник, который хочет отвлечь внимание жандарма.

— Не шумите, — послышался голос за решеткой снаружи.

— Я здесь, — тихо сказал Коллинс.

— Как вы выберетесь из тюрьмы?

— Когда мы перестанем петь, уведите часового; в эту минуту брусья решетки будут вынуты.

— Там, снаружи, все готово. Когда вы освободитесь из тюрьмы, идите вправо, поближе к стене. Если я не буду здесь, я встречу вас на углу.

И франкмасон исчез.

— Ну, Томсон, пой, только не очень громко, — сказал Коллинс, — мы можем работать вдвоем.

Томсон запел; Ньютон взял из рук Коллинса маленькую пилку и стал пилить по его указаниям. Брусья уступали, как дерево, поддаваясь хорошо закаленным инструментам Коллинса. Через полтора часа три бруса были бесшумно удалены, и в отверстие без труда мог проскользнуть человек. Голос Томсона звучал довольно хорошо, и его пение не только заглушало шум работы, но еще и занимало часового, который, стоя спиной к стене, слушал мелодию.

Томсон смолк; наступила тишина, полная тревоги; через несколько мгновений часовой опять с кем-то заговорил. Голоса удалялись, замирали.

— Пора, брат, — послышалось под окном.

Через минуту все пленные были вне стен тюрьмы. Молчаливо прошли они вслед за своим проводником до пристани.

— Вот лодка и достаточное количество съестных припасов, — шепотом сказал масон. — Вам придется миновать часовых на скалах, но больше мы ничего не можем для вас сделать. Прощайте, брат; желаю счастья вам и вашим товарищам.

И, сказав это, масон исчез.

Стояла такая темная ночь, что, несмотря на близость к лодке, они еле различали ее абрис. Ньютон, советуя остальным быть осторожнее, вошел в ладью, остальные за ним. Роберте, зрение которого немного пострадало от ран, споткнулся об весло.

— Кто идет? — крикнул часовой со скалы.

Ответа не было. Все замерли. Солдат подошел к краю скалы и глянул вниз, но ничего не различив и не услыхав ни звука, вернулся на свой пост.

Некоторое время Ньютон не позволял своим товарищам шевелиться. Потом весла осторожно подняли, в уключины положили платье, чтобы заглушить стук; наконец лодку оттолкнули от пристани. Был отлив; беглецы позволили баркасу плыть по одному из узких рукавов, составлявших вход в гавань.

Теперь шел частый дождь, и, желая уйти от берега до света, Ньютон решил, что можно начать грести. Он и Коллинс взялись за весла, но едва сделали они три удара, как один из часовых услышал шум и выстрелил в их направлении.

— Грести как можно скорее, — крикнул Ньютон, — это наше единственное спасение!

Еще и еще выстрел. Началась тревога, замелькали огни; французы размещались по гребным шлюпкам. Беглецы с удвоенной силой налегли на весла и с помощью отлива и темноты скоро очутились вне досягаемости ружейных выстрелов. Тогда они сложили весла, поставили мачту и на парусах пошли в море.

Отплыли они в девять часов вечера, а на рассвете французский берег уже исчез. Радостно напали бежавшие на провизию, открыли бочонок вина, и, может быть, никто из них никогда не завтракал так весело.

Солнце встало в тумане, небо грозило бурей, но они были свободны и счастливы. Ветер свежел, баркас летел по ветру, волны захлестывали его корму, но освобожденные ничего не боялись, даже опасность превращалась для них в восторг. Они прошли мимо многих судов, не заметивших их, до заката увидели английский берег, а утром ступили на сушу.

Тут они поделили провизию и простились.

— Прощайте, джентльмены, — сказал Коллинс — Позвольте мне заметить, что на этот раз вам посчастливилось, благодаря моему почтенному сообществу.

Глава XII

У Ньютона были верительные письма от капитана Норсфлита, и потому он не нашел нужным явиться к адмиралу в Плимуте; напротив, он, как можно поспешнее, направился в Ливерпуль, желая узнать о положении своего отца. Пропустим все трудности, которые он испытал во время пути.

В свое время Ньютон писал отцу о том, что его завербовали, но сомневался, чтобы письмо дошло, так как его поручили отправить одной из женщин, которая оставила фрегат накануне отплытия судна.

Подойдя к дому отца, Ньютон увидел Никласа; он, по обыкновению, сидел на своей скамейке, но ничего не делал; окна лавки были пусты.

Ньютон вошел в дом; отец поднял глаза. — Ньютон, мой дорогой мальчик, это ты? — крикнул Форстер. — Как долго ты не приходил! Как поживает Хильтон? Как здоровье твоей бедной матери?

— Милый отец, — ответил Ньютон и взял его за руку. — Разве вы не получили моего письма?

— Нет, я не получал никаких писем. Сколько времени тебя не было? Пожалуй, два или три месяца.

— Почти двенадцать, отец. Меня насильно завербовали в Бристоле, я служил на военном фрегате и только что бежал из французского плена.

И Ньютон рассказал отцу о своих приключениях. Никлас слушал его, открыв рот от изумления.

— Боже мой! Ты был на военном судне, был во Франции! Значит, ты не знаешь, что с твоей бедной матерью? — сказал он.

— А вы не справлялись о ней, милый отец?

— Нет; я все думал, что ты вернешься домой и расскажешь мне о ней, — со вздохом сказал Никлас.

— Ну, а как вам живется здесь? — спросил Ньютон чтобы переменить разговор.

— Плохо, Ньютон, очень плохо. С тех пор, как мы не видались, я получил не больше шести заказов.

— Мне грустно слышать это, отец. А скажите, у вас найдется что-нибудь съестное? Я очень голоден.

— Боюсь, мало, — ответил Никлас, подходя к буфету. Достав оттуда хлеба и сыра, он спросил: — Ты станешь есть хлеб с сыром?

— Я готов есть конину, мой дорогой отец, — ответил Ньютон, не евший двенадцать часов.