Богачи - Паркер Юна-Мари - Страница 8

— И это все? — невольно проговорился он. Юноша испытывал такое чувство, словно кто-то подарил ему на Рождество красиво перевязанную ленточкой коробку, а она оказалась пустой.

Смоки столкнула кавалера с себя и проворчала:

— А ты чего ждал? Что я проделаю всю «Камасутру» за такие деньги? — Она презрительно хмыкнула и стала надевать трусики.

Закери уныло потянулся за джинсами и нащупал в кармане пачку банкнот. Он вытащил их, показал Смоки и с надеждой спросил:

— А можно еще раз?

Ее глаза хищно сузились и впились в деньги.

— Вообще-то я два раза подряд с одним парнем не трахаюсь. Ну да ладно, уговорил. За восемьдесят баксов я согласна. Дай только покурить.

Во второй раз было лучше. Он закончил совсем не сразу и, кажется, удовлетворил ее. Затем она забралась с ногами в кресло и достала из буфета пластмассовую коробку.

— Угощайся. На тебе бумагу. — Она принялась сооружать самокрутку и набивать ее травкой. — Где ты живешь?

— На Парк-авеню, — ответил Закери.

Смоки удивленно вскинула на него глаза.

— А ты не врешь? Значит, ты — миллионер? — насмешливо спросила она.

— Я — нет. А мой отец — президент «Квадранта».

Не сводя с него глаз, Смоки облизала край самокрутки, заклеила ее и взяла со столика коробок спичек.

— С ума сойти! А что же ты тогда ошиваешься у Дино? Тебе больше подходит «Даблс», — Смоки вдруг заговорила вызывающе. — Тебя выгнали из дома?

— Да нет, просто там скучно, — пояснил Закери. — Особенно в каникулы. А у Дино совсем другое дело. Настоящая жизнь. — Он тоже свернул самокрутку и глубоко затянулся. И тут же голова у него приятно закружилась, а ноги стали ватными.

— Значит, плохо тебе дома? Еще бы, небось от икры воротит, а простую пиццу не дают. Вот тебя и тянет к Дино.

Закери откинулся на подушки и наслаждался блаженной негой, растекающейся волнами по телу.

— Как хорошо! Ничего, осталось потерпеть всего лишь год. Сейчас отец выплачивает мне содержание, а тогда я смогу распоряжаться своей частью капитала, как хочу.

— Э, похоже, в твоих жилах действительно течет голубая кровь. До сих пор сыновья миллионеров мне не попадались, — проворковала Смоки. Тут ее взгляд упал на доллары, лежащие на столе. Она поднялась, взяла их и спрятала в сумочку, где уже покоились первые пятьдесят. — Когда придешь навестить свою Смоки снова? Похоже, мы с тобой можем стать неплохой парочкой.

— Правда? — взволнованно переспросил Закери. Может, если их отношения продолжатся и они лучше узнают друг друга, им будет хорошо вдвоем, как он и предполагал? — К сожалению, я не смогу прийти завтра. Во всяком случае не раньше одиннадцати. Родители устраивают прием, и я обязательно должен на нем присутствовать.

Смоки задумалась на мгновение, но тут же ласково улыбнулась:

— Договорились, я буду у Дино в одиннадцать. Кстати, как тебя зовут? — Она открыла сумочку и вывалила на столик губную помаду, пудреницу, тушь, щетку для волос и растрепанную записную книжку. Она старательно записала его фамилию и номер телефона, который Закери продиктовал с крайней неохотой. Затем она спрятала книжку в коробку из-под конфет с изображением пушистого котенка на крышке.

— Пора идти. — Смоки направилась к двери, на ходу оправляя волосы и одергивая платье.

Закери поплелся за ней на подгибающихся ногах, не сводя одурманенных наркотиком глаз с ее ягодиц.

На улице было душно. Казалось, город задержал дыхание, чтобы затем, вдохнув полной грудью, броситься в водоворот ночных развлечений.

— Увидимся, — сказала Смоки и ушла.

Запах ее духов еще мгновение держался в воздухе, а потом растаял. Закери достал из кармана оставшиеся семьдесят долларов и подумал о том, не разыскать ли Митч — вдруг она свободна сегодня вечером.

Тиффани вернулась домой около семи. Хант обещал явиться не раньше девяти. У нее осталось немного времени, чтобы принять душ, пока Глория занималась обедом. Визиты к родителям всегда утомляли ее. Неудивительно, что Морган предпочитала как можно больше времени проводить с друзьями и в походах по магазинам, когда жила с родителями. Атмосфера в родительском доме давила и угнетала — мать не могла разорвать замкнутый круг надуманных проблем, которые неумолимо стискивали ее, делали раздраженной и мнительной; отец был занят лишь бизнесом и со свойственной ему властностью следил за тем, чтобы добытый капитал шел на благо семьи, но при этом мало заботился о мнении самих детей.

Тиффани тяжело вздохнула. Если Морган останется в Англии навсегда, ей не с кем будет обмолвиться словом, посудачить, некому будет развеять ее тоску, заставить посмеяться над собой. Грег справедливо прозвал Морган «Светлячком» — когда она входила в комнату, у всех возникало ощущение праздника. Морган заражала своим весельем и жизнерадостностью.

Отдохнувшая и посвежевшая после душа, Тиффани облачилась в зеленый брючный костюм, прекрасно гармонирующий с ее глазами, и надела на шею несколько золотых цепочек, на одной из которых красовался бриллиантовый трилистник в изящной оправе. Из кухни доносились аппетитные запахи, и Тиффани мысленно представила, как в этот момент Глория накрывает в алькове ее спальни столик на две персоны, протирает хрустальные фужеры и серебряные тарелки, зажигает свечи в канделябре, меняет цветы в вазе. Скоро приедет Хант, и они проведут восхитительный вечер вдвоем. Тиффани обхватила голову руками и замечталась: как было бы здорово, если бы Хант приходил к ней каждый вечер, как к себе домой, и его ждал бы великолепный, заботливо приготовленный ею обед. Они садились бы за стол и обменивались новостями. А потом, обнявшись и потягивая бренди, слушали Глена Миллера. И обсуждали бы, как провести День Благодарения и Рождество, а возможно, и то, сколько детей они хотят иметь. И каждую ночь они были бы вместе. Телефонный звонок отвлек ее от мечтаний.

— Алло!

— Этот недоношенный выродок уже у тебя? — раздался в трубке пьяный визгливый женский голос.

Тиффани похолодела и повесила трубку на рычаг. Значит, Джони все известно!

Оркестр Королевской шотландской гвардии стройными рядами прошествовал по полю для игры в поло под звуки марша «Земля надежды и славы». Красочные мундиры сделали невидимым ковер зеленой подстриженной травы, покрывающий одно из самых модных в Британии полей для игры в поло клуба «Гардс» в Виндзоре, создавая праздничное настроение. За пределами поля, у черты Виндзорского парка, расположились на пикник зрители, многие из них приехали на открытие чемпионата издалека всей семьей. Поодаль находился Королевский павильон для избранной публики, с верандой, увитой пышными розами и плющом. На трибуне пустовал лишь ряд кресел, отведенных для королевы и принцессы Уэльской со свитой, прибытие которых ожидалось с минуты на минуту. В сегодняшнем матче за Серебряный юбилейный кубок должен был принять участие сам принц Чарльз. Награду будет вручать королева. Трибуны были заполнены светской элитой — кинозвездами, цветом британской знати, нуворишами, политиками.

Вдруг по рядам прошло волнение — это означало, что ленч в Королевском павильоне подошел к концу и вот-вот будет дан сигнал к началу матча. Пони в конюшнях нетерпеливо били копытами в пол, засыпанный опилками, на них спешно оправляли попоны, проверяли упряжь.

Тишина и покой, окутавшие залитое полуденным солнцем лондонское предместье, разлетелись вдребезги, когда трибуны потонули в страшном реве, которым болельщики приветствовали будущего короля Англии и его команду «Голубые дьяволы», готовую разнести испанцев в пух и прах.

— Нам надо поторапливаться. Уже объявили начало первого тайма, — сказал Гарри и, взяв Морган под локоть, вывел ее из-под оранжевого тента, натянутого у входа в Королевский павильон. Искусно лавируя в толпе, он повлек ее к трибунам, а Морган послушно шла следом, с радостью замечая, что они привлекают к себе внимание. Люди оборачивались и провожали их взглядами, перешептывались, до слуха Морган то и дело доносились восторженные замечания по поводу ее внешности. Она привыкла к тому, что ее красота поражает окружающих, но это до сих пор не перестало доставлять ей удовольствие. Их с Гарри осаждали фотографы из отделов светской хроники самых известных газет, и Морган милостливо улыбалась им, зная, что выглядит неотразимо в белом льняном костюме простого, но невероятно дорогого покроя.