Французские дети не капризничают. Уникальный опыт парижского воспитания - Кроуфорд Кэтрин - Страница 43

И снова скажу: если бы мы больше преуспели в добром французском воспитании, то мои дети просто не сказали бы 90 процентов из этого. Но они сказали, а я не француженка. Я просто стараюсь взять все полезное из французской системы – и в процессе вспоминаю все то, что мне нравится в моей родной стране. И в особенности наш сердечный, грубоватый юмор. Как говорят в моем любимом фильме, в нашей стране много «силы, огня и характера».

Как же получилось так, что мы настолько отличаемся от французов? Никто не может отрицать, что эти различия серьезно осложняют наши отношения с ними. Порой эти отношения переходят в категорию «любви-ненависти». Словно мальчик и девочка на игровой площадке, которые постоянно донимают друг друга и ссорятся, но жить не могут друг без друга. В их конфликтах присутствует немалая доля любви.

Чтобы лучше разобраться в ситуации, я обратилась к книге журналистов Жана-Бенуа Надо и Джулии Барлоу «Шестьдесят миллионов французов не могут ошибаться: Почему мы любим Францию, но не французов».

Надо и Барлоу два года жили во Франции, чтобы понять, что делает французов в глазах иностранцев настолько… французскими. В самом начале журналисты пишут, что основные противоречия проистекают из того, что мы оцениваем французов по собственным стандартам, хотя «французами движет совершенно иное – кажется, что у них совершенно другое внутреннее устройство. Удивительно, но мы, англо-американцы, прекрасно понимаем отличия японцев, китайцев и индийцев. Мы понимаем, что эти фундаментальные различия формируют национальный характер и образ жизни в этих обществах. Почему же к французам мы относимся по-другому?».

Хотя я пристально изучала французов в отчаянной попытке изменить свой подход к воспитанию, книга Надо и Барлоу оказалась мне очень полезной. Нужно помнить, что мы – представители разных культур и смотрим на мир с очень разных точек зрения. В этой ситуации нет победителей и проигравших. И я не вижу препятствий к тому, чтобы использовать французские приемы, которые сделали мой дом гораздо более спокойным местом.

Самый распространенный стереотип, связанный с Францией, – это помпезность и напыщенность. Слова «француз» и «сноб» связаны так же неразрывно, как «Нутелла» и «багет». (Подождите-ка – я что, единственная, кто так часто связывает эти два слова?!)

Теперь, когда я заглянула глубже, я назвала бы французов не снобами, а людьми «разборчивыми» (простите меня, мадам Придо). И это совершенно понятно, если принять во внимание исторический контекст. Если нам, американцам, очень легко пробовать что-то новое (мы – нация фронтира, народ пионеров), то для среднего француза, который живет в стране традиций, многие из которых не менялись веками, это не так просто.

Надо и Барлоу указывают: «Предки французов пережили несколько ледниковых периодов. Мы, жители Северной Америки, пришли в страну, где существовала первобытная культура, уничтожили ее и начали все сначала. Французы же жили в своей стране всегда. В истории Франции было немало сложных периодов, но никогда не было разрыва с прошлым…» «Когда мы сталкиваемся с тем, как необычно ведут себя французы, – пишут Надо и Барлоу, – нам не приходит в голову, что мы имеем дело с древним народом, который живет и действует по собственному усмотрению». Когда речь заходит о действиях, которые делают детей воспитанными, я готова обратиться в слух.

В узости подхода есть свои хорошие стороны. Возьмем, к примеру, отношение французов к деньгам, которое резко отличается от нашего. Когда я приезжаю во Францию, то всегда восхищаюсь большими, красивыми ставнями на множестве старинных домов. Они кажутся мне очень романтичными, но я всегда удивляюсь, почему они такие большие.

Пока я не узнала из книги Надо и Барлоу о старинной французской системе налогообложения, этот красивый элемент французской архитектуры не имел для меня смысла. Оказывается, что огромные ставни делались вовсе не для защиты от солнца. Сотни лет назад налоги во Франции исчислялись по оценке «очевидного» богатства. Налоговые шпионы, которые работали на ненавидимых всеми сборщиков налогов (fermiers generaux), заглядывали в окна, чтобы оценить имущество семьи. Огромные ставни служили некоторой защитой от любопытных глаз.

Во время Великой французской революции немало сборщиков налогов лишилось головы, но они оставили свой след во французской душе. Эта история лишний раз показывает, как французы относятся к деньгам: они по-прежнему не стремятся демонстрировать, у кого деньги есть, а у кого их нет. И это в какой-то степени объясняет, почему французы более замкнуты и сдержанны, чем мы.

Об этом культурном различии я узнала самым неприятным образом во время восхитительного обеда в Париже. Моя подруга пригласила на обед нескольких своих коллег, чтобы я смогла с ними побеседовать. Еда, разумеется, была превосходной, а разговор настолько интересным, что я потеряла счет времени. В знак благодарности я хотела оплатить счет, но обед настолько затянулся, что мне пришлось убежать на другую встречу еще до того, как принесли счет.

Я поступила так, как поступил бы на моем месте любой американец: я оставила на столе деньги, попросив подругу расплатиться за меня. Плохой поступок! Мои гости явно были шокированы. Воцарилось мертвое молчание. К счастью, большая часть присутствовавших не говорила по-английски, поэтому подруга смогла мне сказать так тихо, как ей только удалось: «Убери деньги. Деньги – это табу. Этого делать нельзя».

Если хотите узнать, как почувствовать себя полным идиотом, поступите, как я. Когда я ушла, эти дамы нашли более культурный и стильный способ оплатить счет, но как они это сделали, осталось для меня загадкой.

А что вы скажете о том, как решительно французы защищают собственный язык – отчасти из-за этого их и считают снобами? Французские официанты заставляли меня снова и снова повторять l’eau и l’eauver, прежде чем я получала от них стакан воды.

Многие туристы считают, что это всего лишь попытка le garcon выставить нас в глупом виде – и заставить мучиться от жажды.

Но в требовании правильного произношения (даже если официант прекрасно понимает, что вы хотите) есть глубокий смысл.

Французы очень серьезно относятся к своему языку. В 1635 году они создали Французскую академию – организацию, главной задачей которой является сохранение французского языка и строгий надзор за любыми изменениями словаря. Это может показаться незначительным, пока вы не узнаете, какова власть академии. Например, французское подразделение американской компании однажды выплатило 650 тысяч долларов штрафа за то, что программное обеспечение, которым пользовались сотрудники, было только на английском (а не на французском) языке. Эти люди не шутят.