Французские дети не капризничают. Уникальный опыт парижского воспитания - Кроуфорд Кэтрин - Страница 2

К сожалению, мой французский был далек от совершенства, и я упускала многое из того кладезя родительской мудрости, который открылся бы мне, если бы я точно поняла, что Люси говорит своим детям. И все же я была убеждена, что она их не уговаривает и не подкупает. Позже я устроила Люси настоящий допрос – допрос вежливый и мягкий, но слегка на взводе из-за хронического материнского недосыпа. И Люси подтвердила мне, что это действительно так.

Вскоре, когда в моем собственном доме разразился очередной скандал, я задумалась: «А как поступила бы Люси Дюран?» Проглотив собственную гордость (и все, что не доели мои дети), я задумалась еще сильнее и начала задавать Люси конкретные вопросы.

Например, когда Дафна разрисовала весь наш довольно длинный коридор мелками (о боже!), мы с мужем не знали, как реагировать. В большинстве книг по воспитанию, которые имелись в нашем доме, строго-настрого запрещалось привлекать внимание к конкретному инциденту. Теория заключалась в том, что, когда родители придают слишком много значения определенному поступку, ребенок это запоминает и начинает повторять недопустимое действие, чтобы привлечь к себе внимание. Мы боялись, что в следующий раз Дафна разрисует всю нашу квартиру!

Мы не знали, как с ней поступить. Запереть в комнате? Строго предупредить? Дафне было всего три года, поэтому она могла и не обратить внимания на лишение привилегий или игрушек.

Я спросила у Люси, что они у себя во Франции делают, сталкиваясь с подобным поведением малышей. И она мгновенно ответила: «Пойди на кухню, возьми губку и тазик с мыльной водой. Посади Дафну на стул и заставь все отмыть». Я не поверила собственным ушам. Все отмыть?! Мой муж попытался это сделать, но смог стереть всего лишь один рисунок. Но Люси объяснила, что Дафне достаточно будет мыть стену минуту или две. Просто девочка должна понять последствия своих поступков – и увидеть, как чертовски тяжело смывать мел со стены.

Все было так очевидно. Но в гипервнимательной родительской среде, проникнутой стремлением все сделать правильно, в которой я варилась, не было ничего очевидного. Со своей стороны Люси была польщена тем, что я прошу у нее совета, и всегда с радостью мне помогала. Но ее удивляло мое незнание. Конечно, она была опытной матерью – но не специалистом по родительству. По ее мнению, в таком подходе к воспитанию детей не было ничего необычного или нового. На ее родине все поступали именно так. Люси часто предлагала стратегию или фразу, которые быстро разрешали любые конфликты между мной и детьми. Но чаще всего она была сторонником недопущения любых конфликтов. «В конце концов, Кэтрин, – говорила она, – ты в семье главная!»

Главная – какое сладкое слово, правда?

Для меня Люси стала неисчерпаемой сокровищницей полезных советов, но она недвусмысленно дала мне понять, что такой метод воспитания для всех французов абсолютно естественен. В Штатах мы постоянно говорим, говорим, говорим о чувствах наших детей. А французские дети ни о чем подобном и не задумываются!

И в этот момент на меня снизошло прозрение: я могу стать главной в своей семье, могу сделать мужа своим ординарцем, и вместе мы можем перехватить у наших дочерей контроль над нашим домом, игровой площадкой, супермаркетом – и над самой нашей жизнью! Мы можем вернуть нашу жизнь, какой она была до появления детей, – ну хотя бы в некоторой степени. Начнется улучшенный вариант нашей прошлой жизни. Потому что, если перефразировать великолепного комика Луи С. К., я люблю своих детей больше всего на свете, но порой мне хочется, чтобы они никогда не рождались.

Я точно знаю, что большинство родителей, если, конечно, они будут абсолютно честны, скажут то же самое. Все, и французы в том числе, очень хотят как можно больше времени проводить с детьми и сделать все (в разумных пределах), чтобы их жизнь была счастливой и успешной. Но, боже мой, как же порой хочется, чтобы тебя оставили в покое хотя бы на пять минут – или на пять дней!

Нам жизненно необходимо это время. Парадокс, который я заметила на игровых площадках американских городов, заключается в том, что мы готовы из кожи вон вылезти, лишь бы у наших детей не возникло и тени раздражения и сомнения. Но при этом страдают сами родители! Измученные, обозленные родители не могут дать детям ничего хорошего. Я точно чувствовала, что сама попала в этот мерзкий круг: я делала все, что было в моих силах, чтобы удовлетворить своих детей, а потом обижалась на них, потому что они делали мою жизнь невыносимо тяжелой. Вот почему, в конце концов, я решила с помощью множества мудрых французских родителей разобраться с этой проблемой.

И я решила устроить своей семье небольшое приключение.

И я не стала спрашивать у Уны и Дафны, что они думают по этому поводу. Сегодня я хочу сказать двум моим милым, чудесным, интересным девочкам, которые когда-нибудь прочтут эту книгу: простите меня. Жалею ли я о том, что попыталась сделать жизнь всех нас проще, легче, приятнее и глубже? Вовсе нет. Но я жалею, что не дала вам права голоса в принятии этого судьбоносного и амбициозного плана. (На самом деле, когда я приступила к осуществлению задуманного, девочки не раз стонали: «Ну мааааамочка! Мы же не французы!!!») Простите за то, что я сделала вас главным героями книги, одобрить которую у вас возможности не было. К счастью, вы обе – отличные девочки, так что, думаю, стесняться вам будет нечего!

Ну что ж, решение принято. Теперь дело было за главным!

Как и большинство детей, наши девочки были еще очень маленькими, когда у них начал формироваться характер. Они были еще младенцами, когда мой муж Мак, говоря о них друзьям и родственникам, начал описывать их одним словом. Уна стала у него Эдит Уортон, а Дафна – Джоном Белуши. И он был совершенно прав.

Уна всегда относилась к жизни несколько созерцательно – она наблюдала, чувствовала, думала. Для ребенка она была даже слишком наблюдательна. Первую свою книгу она написала в три года. В семь лет она начала вести собственный блог – делилась впечатлениями о прочитанных книгах. Уна – из тех девочек, что даже на школьной дискотеке не отлипают от учительниц. Было даже время, когда она писала сказки в постели. Типичная Эдит Уортон.

Дафна – совсем другое дело. Должна признать, что истерики она устраивала не слишком часто, но уж если устраивала, то делала это со всей ответственностью. Этот ребенок не признавал медлительности. Даже ложась в постель, она была полна энергии – много лет она не могла заснуть часами и просыпалась посреди скомканных простыней и одеял. В семь утра. Или раньше. Во сколько бы ни легла. Наверное, она – чудо природы. Дафна может уснуть в полночь и подняться в 6.30 полностью готовой к сражению подушками или хотя бы к энергичной возне с любимым папочкой. Она бодра, полна сил и громогласна – и всегда была такой. Она сумеет побороться за себя в этой жизни. Она – Белуши. Кстати, в борьбе с отцом она всегда побеждает, потому что муж мой больше похож на Эдит Уортон, чем на Белуши. Мак любит поваляться в постели – он может выпить двойной эспрессо после ужина, а потом заснуть, как младенец (конечно, если младенец – это не Дафна).

Откуда же Дафна все это взяла? Ну, если Уна похожа на папу, то… да, каюсь, Дафна похожа на меня. В детстве мне приходилось постоянно драться с девятью – девятью! – братьями, которые относились ко мне, мягко говоря, довольно жестко. Достаточно вспомнить, что они «ласково» прозвали меня «Кошачьей Мочой»! На детских фотографиях у меня на лице постоянно царапины. Став постарше, я всегда отдавала предпочтение роликовым конькам, а не кроссовкам.