Голоса роман-пьеса - Кедров Константин Александрович "brenko" - Страница 3

Я.Тогда или пушкинист или контрразведчик.

Кирпотин (пожимая плечами).Не знаю.

Я.Парадокс, но профессор Кирпотин и профессор Машинский были членами партии. Контрразведчик и пушкинист — б/п (беспартийными), что переводилось как "большое преступление". Впрочем, все четверо, а со мной все пятеро ненавидели сталинизм. Только все по-разному.

Кирпотин.Термин "соцреализм" появился так. Сталин собрал всех крупных писателей в доме у Горького — особняке вблизи Арбата. Были там Горький, Артем Веселый (его потом расстреляли).

Артем Веселый.Вот мы здесь сидим за столом и беседуем на равных, а между тем среди нас сидит гений. Имя ему Иосиф Виссарионович Сталин. Я предлагаю выпить за гениального Сталина.

Сталин (выпивает, поморщась).Нам славословия не нужны. Нужна настоящая литература. Реализм, как у Чехова, как у Толстого. Только социалистический! Социалистический реализм.

Кирпотин.После этого был доклад мой и Горького на I съезде. Я вписал термин "соцреализм" и в доклад Горького, и в свой, по драматургии, а настоящий автор этого термина Сталин.

Пушкинист.А-а-а-а-а! (Машет рукой.)

Кирпотин.Мы предполагали, что это только начало: Фадеев, Вс.Иванов... А там становилось все хуже и хуже.

Контрразведчик.Еще бы, расстреляли Пильняка, расстреляли того же Веселого, а потом и Бабеля.

Кирпотин.Бабель был тот еще душегуб. Ежов положил глаз на его жену, поэтому так все получилось. Гуманистом Бабель, уверяю вас, не был.

Пушкинист.Зато Сталин был гуманистом.

Кирпотин.Гуманистом он не был, но книги читал. За ночь просматривал все толстые журналы и пометки делал весьма не глупые. На "Иване Грозном" Алексея Толстого пять раз написал — "учитель".

Контрразведчик.Что учитель, что ученик, оба книголюбы и душегубы.

Кирпотин.Мы знали, что революция — это террор, но по Марксу считалось, что после террора начнется подлинная свобода.

Я.Свобода ценой террора?

Кирпотин.Революцию не делают в белых перчатках.

Пушкинист (машет рукой).А-а-а-а-а! Провались!!!

Я.Так протекали кафедральные среды, которые я очень любил. Все 17 лет, пока КГБ не потребовало меня убрать. Роковая кафедра собралась по приказу ректора и парткома. Есть фильм "Никто не хотел умирать". Я бы назвал эту кафедру "Никто не хотел убирать". Но убирать меня было поручено двум доцентам и новому зав. кафедрой из Воронежа, никому не ведомому Основину. Кирпотина к тому времени отправили на пенсию. Семен Иосифович Машинский умер в 58 лет от разрыва аорты. Почему-то я не могу представить себе заседание кафедры без Валерия Яковлевича и Семена Иосифовича. Пусть они тоже будут.

Основин.Будем откровенны. Как сказал ректор, "органы, которые призваны следить за политическим и идеологическим климатом страны, с тревогой говорят о лекциях Константина Александровича".

Машинский.Мы были на публичной лекции, просматривали планы, кроме того, все не раз посещали занятия Константина Александровича. Его лекции увлекательны, иногда спорны, но ничего супротивного в них не просматривается. Пусть те, кто имеют претензии к нашему преподавателю, четко сформулируют, что они имеют в виду.

Основин.Дело в том, что, по их утверждению, наш студент из Липецка якобы под влиянием лекций Константина Александровича уверовал в Бога. Но это еще не все. Он вышел из партии. На самом деле это сейчас происходит везде и всюду — перестройка. Однако списывают на нас.

Контрразведчик.Я и раньше предупреждал, что у вас есть крупные методологические ошибки.

Я.Слово "методологические" Контрразведчик произнес почти по слогам. Дело в том, что для отстранения от преподавания могут быть только два повода: уголовное преступление или методологические ошибки. Если бы кафедра вынесла решение о методологических ошибках, можно было бы выносить обсуждение на ученый совет. Только ученый совет большинством в две трети голосов мог отстранить от преподавания. Впрочем, за два года до этого, при Андропове, была принята поправка. Если раньше на парткоме утверждались кандидатуры только кафедры марксизма, то теперь сквозь молотилку парткома должны были проходить все. Правда, только при поступлении. Я же проработал на кафедре 17 лет.

Пушкинист.И вообще, есть в вашем облике, и внутреннем и внешнем, что-то, что противоречит статусу преподавателя нашего института. Примите это от меня после 17 лет преподавания.

Кирпотин.Вы молоды и не знаете, что такое настоящая проработка. Слава Богу, сейчас другие времена. От ошибок никто не застрахован. Я думаю, что Константин Александрович извлечет должный урок из случившегося и в следующем учебном году усилит методологию. А мы все ему в этом поможем.

Основин.Согласен. Так и запишем в протокол: усилить методологию.

Контрразведчик.И обязательно впишите мое замечание.

Пушкинист.И еще надо внести: обязать Константина Александровича представить окончательный вариант докторской диссертации не позднее сентября, уже к первому семестру.

Основин.Согласен, так и запишем. Указать на методологические неточности и внести исправления.

Машинский.Может, не надо "методологические"? Напишем просто — неточности.

Основин.Как вы, Виктор Антонович?

Контрразведчик.Согласен, но только мое замечание обязательно обозначить в протоколе.

Пушкинист.Когда мы вошли в Берлин, началось массовое бегство офицеров и солдат в американскую зону. Первое время это было легко и просто. А потом стали хватать. И схватили моего приятеля. Он уже из окна намылился прыгнуть, но кто-то настучал...

Машинский (ложится в гроб и улетает).До свидания, Константин Александрович. Не падайте духом. В наши времена все было куда лютее.

Пушкинист (ложится в гроб).Эх, молодежь, молодежь. Это ведь только в песне поется:

Когда страна быть прикажет героем,

у нас героем становится любой.

Основин (ложится в гроб).Слава Богу, мне за это заседание влепили выговор по партийной линии, и вообще мне осталось жить полтора года.

Контрразведчик (ложась в гроб).Ну, а я еще стану секретарем ученого совета, несмотря на рак предстательной железы, и умру через девять лет.

Кирпотин (ложась в гроб). Странно, но я проживу дольше всех, до 93 лет, потеряю слух и зрение. Я мар-р-рксист, хотя Маркс и Энгельс ошиблись в прогнозах на будущее и в отношении религии. Без Христа невозможно понять историю. Вернее, без Христа не было бы вообще никакой истории. Меня научил этому Достоевский.