Наследство дядюшки Питера - Левант Яков Анатольевич - Страница 1

Яков Анатольевич Левант

НАСЛЕДСТВО ДЯДЮШКИ ПИТЕРА

И МОРЕ БЫВАЕТ РАВНОДУШНЫМ…

Чужое, унылое, скучное море. Слабый северный ветер нехотя подгоняет мелкие равнодушные волны. С легким шорохом наползают они на устилающий берег галечник и медленно скатываются назад, оставляя за собой рваные клочья пены.

Если прильнуть к окулярам стереотрубы, колышущаяся серо-зеленая масса придвигается вплотную, и тогда начинаешь чувствовать себя пловцом, оказавшимся во власти слепой, безразличной ко всему на свете стихии.

Изредка в пале зрения возникают дымки проходящих вдали кораблей. Тогда Сергей плотнее приникает к окулярам и, определив по возможности тип судна, курс его и водоизмещение, старательно заносит все эти данные в журнал. Но вот силуэт вражеского корабля исчезает за горизонтом; тает, рассеивается в блеклом, бесцветном небе тоненький дымок — и снова перед глазами пустынное, подернутое легкой зыбью море.

…Когда Сергей Ивлев узнал, что разведчикам предстоит обосноваться на маяке, послушное воображение тотчас нарисовало устремленную ввысь серую громаду на омываемом бурными волнами одиноком скалистом острове. Велико же было разочарование, когда перед ним возникла сравнительно невысокая кирпичная башенка, приткнувшаяся на пологом холмике в конце обычной деревенской улицы.

Небольшой рыбачий поселок, в котором разместился штаб дивизии, был пуст; все население его, должно быть, давно уже эвакуировали гитлеровцы. Разведчики не без удобств расположились в окружающих башню домиках, в то время как на самом маяке с первого же дня был оборудован наблюдательный пункт.

Перевалило на вторую половину марта. Странным был здесь, в Померании, первый весенний месяц — ни звучной капели, ни говорливых ручейков, без устали протачивающих под снегом бесчисленные свои дорожки. Изъеденный туманами и влажными морскими ветрами снежный покров давно уже исчез, обнажив буроватую, лишенную растительности землю. Солнце, не по-весеннему бледное, не торопится отогревать захолодавшую песчаную землю.

Позади остались жестокие бои в Восточной Пруссии и на укреплениях Померанского вала. Последняя надежда гитлеровского райха — ударная группа «Висла», нацеленная с севера в тыл нашим рвущимся к Берлину армиям, — разбита, сброшена в море, обращена в паническое бегство.

Части дивизии «осваивают» старые полевые укрепления гитлеровцев на побережье. Кто знает, какие сюрпризы может преподнести схваченный за горло, но еще недобитый враг? Всего ведь месяц назад в этих местах высадились подброшенные морем четыре пехотные дивизии немцев.

Впрочем, как видно, гитлеровцам сейчас не до того. Бегущие на запад суда забиты остатками перемалываемых в Курляндском котле дивизий. Фашистское командование спешно стягивает к Берлину все свои резервы в тщетных попытках задержать, отсрочить неизбежное.

Четвертый день сидят на маяке разведчики капитана Гришина. Четвертый раз заступает на короткое, двухчасовое дежурство и гвардии рядовой Сергей Ивлев. Но ни одно происшествие за все время не нарушило однообразного их существования на этом унылом берегу. Вот и сейчас напрасно обшаривает Сергей взглядом пустынную поверхность моря в надежде заметить бурунчик перископа, баркас или хотя бы шлюпку, подкрадывающуюся к берегу.

Когда устают глаза, Сергей посматривает вниз, на улицу. По ней пробегают машины, движутся повозки каких-то тыловых частей. Одна из пароконных бричек, свернувшая к колодцу напротив, привлекает его внимание. В глаза бросается непривычная деталь — оплетенное соломой запасное колесо, торчащее позади укрытого брезентом груза. Старые знакомые! Наведя бинокль, Сергей различает на борту повозки маленькую подкову с пятеркой посредине — эмблему энской гвардейской кавдивизии.

Пока Сергей разглядывал повозку, рядом с ней притормозил «виллис» с двумя автоматчиками-сержантами. Один из них, соскочив с машины, быстро направился к маяку и скрылся под навесом крыльца, второй, неторопливо закурив, подошел к ездовому, расправлявшему брезентовое ведро.

Тут Сергей вспомнил о своих прямых обязанностях и поспешно перевел взгляд на море. Ничего нового там он не увидел. Обнаруженный минут двадцать назад и уже отмеченный в журнале двухтрубный пароход давно скрылся за линией горизонта. Вокруг было чисто. На всякий случай Сергей приник к окулярам стереотрубы и медленно прокрутил барабан.

Когда он снова посмотрел вниз, то с удивлением увидел, что остававшийся на улице сержант, придерживая рукою автомат, бежит к маяку. Заинтересованный Сергей склонился над открытым люком и заглянул в помещение дежурного. Там находился капитан Гришин, с полчаса назад сменивший офицера разведотдела дивизии. Первый из прибывших сержантов, сидя рядом с командиром роты, негромко говорил по телефону. В этот момент в комнату влетел его спутник. Сергей заметил гневное движение капитана, но вошедший проговорил что-то, и Гришин разрешающе кивнул головой. Сержант сразу метнулся к телефону, почти выхватил трубку из рук своего товарища, и тут Сергей услышал его захлебывающийся от волнения, громкий голос:

— Товарищ сто первый! Это вы, товарищ сто первый? Докладывает сержант Онуфриев. Обнаружили след, товарищ сто первый! Один дядька засек… Есть, докладывать по порядку. Ездовый хозвзвода гвардейской кавдивизии Макаров сегодня, около девяти утра, видел их в расположении штаба… Так точно, на мотоцикле… Нет, этого он не знает… Есть, задержать ездового до вашего прибытия… Слушаюсь!

Раздумывая об услышанном, Сергей вернулся к наблюдениям. Если неизвестное начальство прибудет до конца смены, ему, возможно, доведется услышать продолжение занятной этой истории. Только бы не замешкался «товарищ сто первый»…

Мог ли думать Сергей в тот момент, что «неизвестным начальством» окажется некто иной, как его старый друг и односельчанин капитан Павел Петрович Цапля! Когда второй «виллис» минут через пятнадцать подкатил к высокому крылечку маяка, Сергей не сразу узнал Павла в сидевшем за рулем худощавом подтянутом офицере. Слишком уж неожиданно это было. И только после того, как прибывший хорошо знакомым ему жестом одернул шинель и, закинув голову, бросил взгляд на верхушку маяка, Сергей понял, что пути их снова пересеклись. До чего же тесны, оказывается, они — фронтовые дороги!

Между тем ездовый в сопровождении сержантов подошел к офицеру и все они скрылись под навесом крыльца. До Сергея донесся оживленный разговор, но он уже не мог заглянуть вниз. Дымок, обозначившийся на горизонте, приковал к себе внимание. Когда же Сергей произвел нужные наблюдения и сделал запись в журнале, разговор внизу окончился. Ездовый взобрался на повозку, один из сержантов развернул свой «виллис» и укатил в сторону Кёзлина, тогда как второй, — тот, что назвался Онуфриевым, — устроился за рулем машины Павла.

В это время снизу по чугунной лестнице поднялся сменявший Ивлева на НП ефрейтор Птицын.

— Что рано? — удивился Сергей: до конца его дежурства оставалось добрых полчаса.

— Приказано подменить, — ворчливо отозвался ефрейтор. — Давай, давай — велено поторапливаться.

«Павел», — догадался Сергей, охотно уступая место у стереотрубы. Быстро передав объект наблюдения, бинокль и журнал, он сбежал вниз по загремевшим под ним ступеням.

— Отправитесь с капитаном Цаплей, — коротко сказал командир роты. Как и всегда, он был немногословен. Павел только молча кивнул земляку и тут же вышел. Сергей понял, что друг его очень спешит.

— Есть, с капитаном Цаплей! — отчеканил он и, ни о чем не спрашивая, устремился следом за Павлом.

Едва машина тронулась, Павел, сидевший рядом с водителем, обернулся к Сергею.

— Шернер объявился, — сказал он. — Да-да, тот самый. Не забыл еще?