Миру и Велимиру (выпуск №1, 2011г.) - Кедров Константин Александрович "brenko" - Страница 7

Полдень. Блестит река. Поезд с Александром Сергеевичем приходит сегодня в пять вечера. Вокзал совсем в другом направлении. Киса шла в кафе, вдоль реки, через мост. Кафе по ту сторону реки, а вокзал по эту. И Александр Сергеевич приедет по эту сторону реки, а господин Ив будет её ждать по ту сторону. С Александром Сергеевичем они не виделись месяц. Почти месяц. А до этого они неделю провели вместе, а до этого месяц провели отдельно. Друг без друга. Как будто он в плавании, а она на суше, или она в плавании, а он на суше. Они оба на суше. Но это разная суша. На этой суше нацарапана граница, кривая, с лесом вдоль границы, полем, речкой, даже небом, даже с луной на границе. Со всем набором. Какой чужой город! абсолютно чужой, просто восторг! В нем нет русских домов. С какой стати. У русских людей пачка стихов.  Здесь не бывал Блок, Даже Пётр I. И русского духа нет. И  в помине. Нет языка. Вообще не говорят. Щебечут. Как их легко не понимать! Загадочная вещь. Здесь зимой нет зимы. Прохладно. Пусто. Муха присохла  к стене. Дама застыла в окне.Хозяин кафе. Наверху его квартира, а  внизу кафе. Квартира большая, он её сдаёт. А сам снимает маленькую. В ней и живёт. А тот, кто сдаёт маленькую, живёт совсем в маленькой. Он на это и живёт. А тот, кто сдаёт совсем маленькую, он совсем нигде не живёт, так, у одной дамы, с которой он живёт. Вот это жизнь! А странно, что из двадцати одной розы наутро не завяла только одна. Почему?

Господин Ив сидел за столиком  в глубине кафе, в самом тёмном углу. И он увидел Ксению, она его – нет. И он смотрел на неё, а она на  него – нет. Сильный удар. Закатится – не закатится. Готов. В сетке

Ещё раз. Киса остановилась у бильярдного стола. Мимо. И она прошла мимо. Господин Ив встал. Нечего сказать. И он улыбнулся. Слов нет.  Отсутствие общего языка. В буквальном смысле, натурально. Нет общих глаголов. Не – раз, два, три.

И того нет:

Я вспомнил  вас и всё былое,

я памятник себе воздвиг...

я из дому вышел, был сильный мороз.

А он живёт около этого кафе, внизу за улицей после дождя, во время последнего времени, после второй мировой войны, во время обеда, но только вместо третьего этажа сломалось дно у пола,

– ты понимаешь меня?

– конечно.

А она живёт в Москве, в которой есть дверь. Она открылась летом шесть лет назад. И прямо в Москве она живёт целую вечность. Как только  Москва родилась. Она родилась зимой. За два года перед тем, как родился брат. Нет, она не работает в кино, нет, она пишет стихи, нет, их не переводили на английский, да, она выпьет вина.

Как же назывались те голубые, мелкие цветы, которые всё время рассыпались у Кисы в руках, потому что она боялась прислонить их к себе из-за того, что букет был огромный и мокрый, и поэтому птичка, о которой всё еще продолжал рассказывать господин Ив, кажется, уже проглотила камень, и вроде бы господин Ив взял Кису под руку, когда они переходили через дорогу, и букет накренился так, что если бы  не мастерство голландских спортсменов, шхуна бы перевернулась, и они бы не пришли к финишу первыми. И вроде бы эта птичка не имела никакого отношения к свиданию к Ксении и господина Ив, как собственно гордый  С В А Н, давший приют беженцам, с  наполовину отстреленными руками, не имел никакого отношения к любовнику Одетты. Этот  С В А Н  жил в горах, так высоко, что почти у самого неба, почти под луной, прямо среди звёзд. И он был – народ.Так, держась за букет, они перешли через дорогу и поплыли дальше – к дому господина Ив. Там, в его квартире – деловые люди. Три человека. Очень важный разговор, который займёт пять минут, а потом господин Ив приглашает Ксению на обед в один ресторан, тут недалеко, полчаса на машине, очень далеко пешком, ей там должно очень понравится, очень красиво, очень интересно, а разговор нельзя отложить, потому что птичка может сдохнуть.

– Хорошо, – сказала Ксения.

Это был третий этаж без лифа, кажется пяти-шести-огромно-сталинского дома. Поднялись. Это была пяти-шести-комнатная квартира. В полном беспорядке стояли чемоданы, кресла, связки с книгами, сундуки, старый гоночный велосипед опирался рулём и продавливал шёлк небольшой японской ширмы. Киса спросила, и господин Ив ответил, что он только переехал. Да, он живёт здесь всего лет семь. Можно сказать, всего лишь миг. А можно спросить, сколько же тогда ему лет, если семь лет пролетели, как миг.

На полу лежал матрас. Киса попыталась уточнить, какое количество прожитых лет приходится на зиму, и сколько раз он обедал с чемоданами на матрасе, не боясь порвать, и она похлопала

по сиденью велосипеда. Господин Ив не понял вопрос и извинился за беспорядок. Он сначала немножко проехал  вперёд и на секунду остановился.

Постоял. И с грохотом рухнул наширму, дефлорировав шёлк ручным тормозом, выбив у Кисы из рук букет, он гильотинировал его спицами. Он – это был он, гоночный велосипед. Под разорванным шёлком была газета. Иероглифы. Невозможно ничего понять. До революции 80% в России были безграмотны, т.е. не читали газеты. Сейчас все грамотные, т.е. все читают газеты. Кажется, эти цветы называются... Но какое значение имеет название этих цветов, если безграмотными в России так и остаются восемьдесят  процентов, несмотря на то, что они умеют читать газеты.

Птичка сидела в клетке и была птицей. Как морская свинка, но только с крылышками и с клювом. Кажется, она подыхала, эта птичка-свинка.

Господин Ив просунул в клетку палец и дотронулся до птички. Она не шевелилась. Он погладил её по затылку. Она сидела как чучело. Как будто она была набита  тряпками. Как будто у неё не было сердца. Так бессердечно она сидела. Она не была беркутом, гордым и красивым, парящим над землёй. Она не была ласточкой, ласковой и нежной. Но вдруг птичка вдохнула воздух свинячьей мордашкой, расправила крылья на толстеньком розовом тельце, вскрикнула по-свински: воды! воды! Ей подали воды.

  Старинная китайская сказка

в далёком жёлто-голубом Китае, жёлтом, как песок, и голубом, как небо, случилась однажды в магазине одна история. Хозяин магазина, бывший лимитчик, а к тому же он ещё сидел в тюрьме пятнадцать суток за хулиганство, а в школе его выгнали из комсомола, он был матерщинником и второгодником. И вот этот хозяин магазина купил лягушку, зелёную, как лягушку. А сам он был хитрый, как змея. А у него жила змея, мудрая, как хозяин магазина. У хозяина была молодая жена, прекрасная, как пятнадцать лет. И однажды змея  проглотила лягушку. А потом так больно укусила жену хозяина, так ядовито, что та умерла прямо на месте. И хозяин прямо на месте зарубил змею. А внутри змеи была лягушка, разрубленная пополам вместе  со змеей. А внутри лягушки был камень, прекрасный, как бриллиант. А это и был бриллиант на самом деле. И хозяин задумался. Он думал и думал о смерти: лягушки, змеи и жены. И он пошёл в соседнюю лавку к одному скупщику драгоценностей и продал ему камень. И на вырученные деньги он устроил бриллиантовые похороны жены, печальные, как пятнадцать лет. А после этого он внезапно разбогател. Откуда, спрашивается, пришло  к нему богатство?

Один из деловых людей погладил птицу и завернул что-то в тряпочку, что было под птицей. А что это было? Это был бизнес. А деловой человек был бизнесменом. И только после того как деловая операция была закончена, клетку с птичкой накрыли покрывалом. Ей, птичке, нужен покой, ресторан, берег моря, девочки и танцы. У неё через неделю – трудная неделя, спи, моя радость, усни.

Автомобиль господина Ив был с помятым крылом. Вчера помял. Металл, как помятая бумажка. Дождь.

На церемонии дождя, которая иногда начинается с утра, как служба в храме. Резкий дождь. Внезапный. И казалось, что эта часть автомобиля может размокнуть под дождём. Железное небо. Даже стальное. Без единой тучи. Не может быть, чтобы дождь был сделан из вода. Он – из металла. И эти острые летящие спицы могут проткнуть насквозь. А изнутри автомобиля, через стекло было видно, что этот железный дождь сделан из воды.

Что такое глаза? Из чего они сделаны?