Плата за страх - Арно Жорж - Страница 9

— Ну что, возьмешь ты стакан или мне так и держать его всю ночь?

— Попозже…

Джонни молчал. Он вел грузовик толково, но в движениях его чувствовалась нервозность. Когда грузовик карабкался по склону, он все время боялся, что машина покатится вниз, если он переключит скорость. При такой мощности двигателя и с таким легким грузом это было просто нелепо. Мотору будет немного тяжело только в одном месте: на середине пути, где надо пройти подряд три поворота. Гнусный участок: зажатая между пропастью и отвесной скалой дорога подымается слишком круто, она здесь так узка, что тяжелый грузовик еле вписывается в повороты.

— Включить подвижную фару? — спросил Жерар, когда они приблизились к первому повороту.

— Не надо.

Но что он делает? Останавливает? И действительно, Джонни свернул направо, выключил двигатель и рванул на себя ручной тормоз, резко, отчаянно, словно впереди была смертельная опасность.

— Слушай, что с тобой?

— Мне надо помочиться.

Конечно, он лгал. Жерар, оставшись в кабине, бесстыдно прислушивался. Джонни и в самом деле обманул его. Он просто испугался виража, хотел, наверное, включить передний демультипликатор или просто уступить на этом чертовом вираже руль Жерару. Джонни подошел к кабине и, делая вид, что застегивается, спросил:

— Ты меня сменишь ненадолго, старина? Я что-то устал.

Устал на семнадцатом километре пути! Жерар сел за руль. Кожа сиденья была мокрой. Хорошо еще, что только от пота.

— Садись!

— Нет… Я немного пройдусь, надо размяться. Подожди меня за поворотом.

— Скотина!

Прежде чем нажать на стартер, Жерар убрал весь свет; горела только красная гирлянда на кузове, питаемая особой батареей. Когда мотор завелся, он включил фары. Без напарника ему будет трудно: чтобы освещать углы дороги, подвижную фару придется вращать вручную — она не связана с рулем, — а у него руки и без того будут заняты.

Прежде всего включить передний мост, затем — первую скорость… Ага, этот тип затянул ручной тормоз. Еще бы — так дергать! Пробуксовывая и удерживая колеса педалью, он схватил рукоятку обеими руками. Заело!

— Джонни! Эй, Джонни!

Тот упорно не отвечал, хотя был где-то рядом: с тех пор как он сбежал, не прошло и трех минут.

Жерар выругался, переводя испанские ругательства на французский. Потом нашел на краю дороги два огромных камня, таких больших, что пришлось их тащить по одному. И по одному забил их пинками под колеса. Забивал туго, чтобы максимально ограничить откат грузовика, тогда удастся освободить ручной тормоз.

Итак, оба передних колеса блокированы. Жерар убрал из кабины сиденье и уперся в подножку, не закрывая дверцы. Зубы его скрипели от напряжения, сухожилия плеч и пальцев натянулись до предела. Он уже почти выпустил рукоятку, чтобы обернуть руку тряпкой, как вдруг она подалась.

— Уф, будь ты проклята!

Он тяжело дышал, все его мускулы дрожали. Ощутил, как что-то холодное потекло по спине: пот. По руке лилась кровь — когда подалась ручка, он ободрал кожу на среднем пальце. Вытер руку о штанину, достал из сетки сигарету и сел посреди дороги на сиденье, которое не успел поставить на место.

Вся трагичность происшествия заключалась именно в его незначительности. Пустяк, да и только… Но в такую ночь… А где этот гад? Он так и не откликнулся…

— Высажу его, лучше ехать одному. Пусть отправляется ко всем чертям. Мразь эдакая!

Но тихий голос — говорил не рассудок, а скорее слепой страх — шепнул Жерару на ухо, что это неправда и что ему было бы худо, окажись он совсем один. Жерар отшвырнул окурок, который не оставил за собой даже искорки, а пропал в темноте, точно канул в бездну. Впрочем, так оно и было: слева от дороги зияла пропасть глубиной в триста метров. Он положил сиденье на место, сел за руль, осторожно потянул ручной тормоз.

Первый вираж самый тяжелый — он огибает скалу и, можно поклясться, поднимается вертикально. Но это не так. Двадцать метров подъема на сто метров пути, вот и все. Машина идет на первой скорости с демультипликатором, то есть невероятно медленно, но мотор рычит вовсю. «КБ-7» выходит на поворот. Сейчас грузовик похож на огромное животное, недоверчивое и злое, а гора — на другое животное, еще более огромное и злое. Включив фару, Штурмер поворачивает ее вправо, к внутреннему краю дороги. Выходя на середину дороги, он выжимает из мотора все, что только можно. Руль вырывается из рук: грузовик — строптивое и коварное животное, которое не желает подчиняться человеку; оно поднимает и опускает нос, тупое рыло его блестит даже ночью, ворчит и рычит, но не брыкается. Цепляясь за дорогу всеми колесами, зверь пытается встать на дыбы, рычит, но слушается: он слабее человека, он покоряется ему и преодолевает подъем…

И вот грузовик выходит на ровный отрезок, теперь мотор нужно успокоить, убавить обороты. Вторая скорость, третья. Через сто метров — второй вираж, за ним — третий, последний. А потом — нормальная прямая дорога, примерно на час езды.

Джонни что-то не видно. Оно и понятно: Жерар искал силуэт идущего или сидящего человека. А Джонни лежал в кювете: он, кажется, даже прикрыл голову руками. Штурмер остановил машину рядом с ним.

— Ну, что?

Джонни не отвечал. Звук сигнала оглушил его, заставил вскочить. Жерар увидел обращенное к кабине растерянное лицо.

— Я… я заснул. Да, да, заснул… Что ты смеешься? Я спал, говорят тебе!

Жерар веселился от души. Его широкие, вздрагивающие от хохота плечи виднелись в окне кабины.

— Ну что ж, а я, пока ты спал, спустился вниз и выкупался в море.

Он перестал смеяться и беззлобно добавил:

— Гнида!..

Джонни, наконец, встал. Жерар тронулся, не дожидаясь его, но тот бегом догнал машину, вскочил на подножку, сел рядом с Жераром и притих. Километр за километром ночная дорога бежала им навстречу. Километр за километром непроглядной тьмы — настоящей дороги мужчин.

— Да, я испугался, — сказал Джонни. — А ты, конечно, нет?

В его тоне звучал вызов. Он словно гордился своей трусостью. Жерар не стал ему отвечать.

— Вы меня смешите, храбрецы! Тебе на смерть наплевать. А мне нет, мой милый. Нет, нет, черт возьми!

— Терпеть не могу чересчур чувствительных, — прервал его Жерар. — И еще меньше истериков. Заткни свою вонючую пасть. Слезай!

Он остановил грузовик посреди дороги и со своего места открыл правую дверцу. Джонни смотрел на него, открыв от изумления рот, ничего не отвечая и не двигаясь с места. Гнев Жерара постепенно угасал. Его просто тошнило. Выйдя из кабины, он обошел грузовик.

— Ты слезешь или нет?

Красный свет лампочек скрадывал его бледность. Он говорил очень тихо, сжав зубы, голос был хриплый.

— Нет. Эти деньги мне нужны, — ответил Джонни почти нормальным тоном.

Француз был сбит с толку. Это уже было выше его понимания. Джонни продолжал:

— Я как будто рехнулся. Не знаю, что со мной было. Впрочем, знаю: никогда в жизни мне еще не было так страшно! Но я постараюсь, старик, — добавил он поспешно. — Вот увидишь. Мне уже лучше…

Жерар почувствовал усталость. Нервы, конечно. А потом этот ободранный палец. Он пожал плечами…

— Садись за руль. Я сменю тебя на плохой дороге.

Красный грузовик — странное существо. Красный грузовик — большой собственник. Ему принадлежат два человека, тропическая ночь без конца и края, а там, далеко, — мысли и чувства многих людей. Это целый мир, хозяин которого — красный грузовик. Сейчас моя очередь — мурлычет сквозь зубы мотор. Красный грузовик в сапогах, у него хлыст, и он заставляет кровью потеть свою скотину — людей. Тварь он этакая…

— Черт, я спал, — произносит Штурмер. — Ну и ну!

Он вдруг почувствовал глупую гордость. Если рассказать, никто даже не поверит.

На выходе из пологого виража, едва они преодолели подъем, бетонная дорога оборвалась. Исчезла, и все тут — без всякого предупреждения. Это чуть не застало Джонни врасплох. Увидев под колесами выбоины и горы, он забыл обо всем и резко затормозил. Жерар взглянул на него. Тот выдержал взгляд, улыбнулся виновато. Хороший признак. Штурмеру стало легче на душе. Человек рядом с ним улыбался. Это его успокоило, Жерар любил тех, кто походил на него самого.