Звезды князя - Башун Виталий Михайлович - Страница 36

Я старался. С одной стороны, старательно, «без дураков», осваивал науку выживания на войне, а с другой – изо всех сил скрывал свои реальные достижения.

Не сказать, что быть в числе первых от конца в подразделении легко и просто. Командиры тоже имеют свои стимулы и рычаги воздействия на нерадивых. Один из любимых способов – создать в подразделении нечто вроде круговой поруки, когда лентяй вынуждает весь десяток заниматься своим воспитанием.

Попытки сослуживцев поучаствовать в моем воспитании и обучении закончились для некоторых печально. Первая тройка каторжников, знакомая мне еще по совместному путешествию через туманную тропу и проклятый лес уже на Этой стороне, не откладывая на потом, в первый же вечер пригласила меня «поговорить» в уединенное место. На вопросы дознавателя, пришедшего к ним прямо в санчасть, они угрюмо и дружно утверждали, что в темноте споткнулись, упали друг на друга, получили травмы, потом еще раз споткнулись и еще раз упали…

Еще бы. Стал бы я дожидаться, когда меня отметелят какие-то недоумки. Я банально бросился бежать, незаметно юркнул между двумя помойными баками и, когда мои преследователи, яростно сопя и взрыкивая: «Врешь! Не уйдешь!» – пробежали мимо, напал сам. Несколько ударов по болевым точкам, и пара слегка подправленных в нужном направлении бросков закончились для двоих «воспитателей» боданием с забором. Удар ногой под коленку и ребром ладони по ключице с легким добивающим локтем по затылку отключили последнего. Никто меня не видел. Уверен. Пусть теперь гадают, кто их так – сам «доходяга» или его неизвестный покровитель, но простор для творческой фантазии обеспечен, и нежелание связываться – тоже.

Следующая группа «воспитателей», злых на меня за отставание на марше, в результате чего всем добавили несколько километров, попыталась с помощью жестов руками и ногами поведать моему телу о тяжести и боли, ждущих его на пути становления воина. Четверо мордоворотов подошли ко мне прямо в казарме, наплевав на возможные последствия – за драку в казарме могли назначить неделю карцера с дополнительными работами.

При этом учебу никто отменять не собирался. Ночь в карцере. Утром завтрак – хлеб с водой. Занятия. Обед снова в карцере – хлеб с водой. После обеда снова занятия. Затем ужин – меню прежнее – и сон в том же карцере на голом каменном полу.

– Слышь, ты, убогий, – процедил приземистый шкафообразный бык-произво… заводила. – Чё ты путаешься под ногами воинов? Чё ты забыл здесь, доходяга? Достал уже вконец! Из тебя воин, как из меня сиделка! Гы-гы! – Сообщество (правда, не всё), оценив юмор, заржало. – А чё, ребята? Может, и впрямь его в лазарет наладить? Будет сиделкой в свободное от клизмы – гы-гы – время. И корешкам нашим там послужит… А?

– Не! Брусок! Ну как его туда возьмут? – прогундел тощий и длинный парень с узким, носатым и прыщавым лицом.

– А мы ему руки-ноги переломаем, вот и возьмут. Куда денутся? Ы? Ну-ка, Рубило, оформи парню пропуск в лазарет!

– Да спокойно.

Вяло расслабленный Прыщавый вдруг резко метнулся в мою сторону, целя кулаком в голову. Я «в панике» отпрыгнул за ближайшую двухъярусную койку, а у Рубило вдруг спутались ноги. Он с размаху боднул лбом стойку и в полном очумении пожухлым листом постелился на пол.

– Вот так ля-ля-а-а! – растерянно протянул один из четверки, паренек среднего роста с живыми и умными глазами. – Это что ж Рубило пил, что его так занесло и вырубило. А главное, когда?!

Шкаф вместе с мосластым низколобым товарищем, все это время молча хмурившим брови, бросились ко мне, заходя с двух сторон.

Я достал амулет пневмоудара и активировал обе функции. Воздушной волной заводилу швырнуло через весь проход, который он по пути тщательно протер своей формой, и вмазало в дверь казармы. Раздался звук соударения двух пустых тел, и шкафчик затих. Низколобый, раскрыв рот, остекленевшими глазами тупо наблюдал полет своего вожака до самого препятствия и машинально среагировал на мою команду:

– Лови!

Реакция громилу не подвела. Амулет оказался зажатым в его руках и в тот же момент вспыхнул.

– А-а-а-а!! – заорал низколобый, разжал руки и стал ими яростно трясти.

В этот момент в казарму ворвался сержант, привлеченный шумом.

– Сми-и-ирно!! Что здесь происходит?!

Последний из четверки, самый умный, успел даже для меня незаметно скрыться и с видом полнейшей непричастности присоединился к толпе сослуживцев.

– Я повторяю! Что здесь произошло?!

Воины растерянно молчали, не зная, что сказать.

– Позвольте мне, господин сержант, – вылез я со своими комментариями. – Я все видел. Эти трое повздорили. Вон тот, что у дверей. Большой который…

– Для тебя тут все большие, – хмыкнул сержант. – Что дальше?

– Да, господин сержант. Так и есть. Так вот тот большой за что-то вдруг ударил этого длинного, а этот, который сейчас воет и руками трясет, достал амулет и кэ-э-э-к врежет большому. Тот и улетел аж до дверей. Потом этот… с обожженными руками который, наверное, хотел добавить, а амулет возьми и загорись. Говорили же нам: нельзя амулеты через лес. Говорили. А он, небось, не слушал. Теперь будет кричать, что не было у него никаких амулетов. Ага. Как же?! Все видели, что он его в руках держал. Правда ведь?

Сотня дружно кивнула. Держал же? Держал. Объяснение всех устраивало. Иначе…

– Почему сотня не вмешалась и не прекратила безобразие?! – Сержант грозно оглядел воинов.

– Так не успели, господин сержант. Все так быстро произошло.

Все опять дружными кивками подтвердили мои слова. Если рассказать, как все было на самом деле, пострадают сто парней, а так будет отвечать только эта тройка.

Сержант понял, что ему впаривают весьма отредактированную версию событий, но ему самому очень невыгодно копаться в грязном белье. А ну как всплывет что-нибудь такое, после чего ему предстоит поход на войну рядовым воином в составе маршевой сотни? Поэтому опытный вояка не стал добиваться истины, приказал оттащить пострадавших в лазарет в компанию их друзей, уже успевших «отдохнуть» на столе хирурга-целителя. Ага! Еще эмпата к ним приглашать! Чего не хватало!

Эту троицу мы больше не видели. Говорят, их отправили на фронт в штрафную сотню на самый горячий участок. А ко мне лезть перестали совсем. Злобно зыркали, но пакости строить боялись. Вроде я себя в драке никак не проявил и у инструктора по рукопашному бою на самом плохом счету, а все равно страшно. Те, кто пытался меня «воспитать», в конечном итоге оказались на больничной койке, а мне хоть бы что. Короче, лучше держаться от странного заморыша подальше. Так, видимо, решило большинство, и ко мне больше никто не цеплялся.

Однако отстали, как выяснилось потом, не все. Тот самый, из четверки, который оказался самым умным, подловил меня, когда я возвращался ночью в казарму после самохода.

Дело в том, что увольнительные в городок за невысоким забором предусмотрены были только в виде меры поощрения самым лучшим рекрутам. Самых лучших, разумеется, было немного, а в городке побывать и вдохнуть воздух воли хотели все. Тяжело, когда прямо под боком, но вне досягаемости, море соблазнов для воина, лишенного обычных житейских радостей. Я не только про женское внимание или выпивку – простое пирожное с чаем уже представлялось неземным счастьем.

Так что те, кто не попал в число счастливчиков, то есть большинство, упорно искали обходные пути. И находили. В частности, можно было за приличные деньги, около двадцати серебрушек, договориться с кем-нибудь из постоянного персонала лагеря и по его пропуску проникнуть за проходную. Другое дело – уже за пределами части не попасться патрулю. А форма-то яркая. Издалека видна и буквально кричит: «Это рекрут! Проверьте его!» Так что, бег по пересеченной местности и способы ухода от погони изучались нами на тренировках с особым рвением. Можно сказать, с настоящим фанатизмом, не покладая рук и ног. Если патруль поймает – наказание будет очень и очень суровым. Надолго, если не навсегда, отобьют охоту ходить в самоход.