Новый круг Лавкрафта - Майерс Гари - Страница 119

Он снова вытер глаза и запихал платок обратно в карман.

— Вот и могилка моим получилась, — горько проговорил он.

И замолчал. А я тоже сидел и ничего не говорил.

— Я пытался туда прорваться, — вдруг сказал он — холодным, отстраненным голосом.

— Да, я знаю, — тихо сказал я.

Услышанное ошеломило меня. Я сидел и не знал, что и думать: бедняга, что же ему пришлось пережить в тот день… Как же он жил все эти годы… Я ничем не мог его утешить. Мимо шел какой-то человек, насвистывал какую-то дурацкую песенку, и я сердито вскинулся — как можно, тут же такое…

— Ну и вот, — приступил к заключительной части своего рассказа Амос. — Мы подумали и решили запрудить речку за городом — там она сужается. Чтобы хотя бы туннель в церкви залило. Я даже не знаю, почему нам такое взбрело в голову. Мы целый день в земле ковырялись. Сейчас-то смотришь на это все — и смешно. Какими же мы были глупцами. Но, думаю я, мы просто хотели сделать хоть что-то, понимаете? А то знаете, всякие мысли начинают в голову лезть… — и он опять повернулся ко мне всем телом. — И тогда оно полезло еще сильнее. И тогда люди собрались и уехали. Видно, решили, что — все. Хватит. Ничего не поделаешь.

Я сидел и слушал, не в силах ни поверить, ни разувериться. Он что-то еще говорил, что, мол, дома позапирали — хотя в них уже никто и никогда не войдет и не постучится. И город опустел, и никто из чужих так и не узнал, что в озере в Гарлокс-Бенде поселилась тварь.

Однако я уже не слушал его внимательно — хотя Амос продолжал что-то бормотать, то и дело утирая слезы. На меня нахлынули мучительные воспоминания, пробужденные рассказом о тех давних событиях. Я сидел и вспоминал — страшный грохот, удары в стену, взбухшая под ними кирпичная кладка, мерзкий запах разложения. Как я в отчаянии хватался за ствол дерева рядом с церковью, как судорожно вдыхал свежий воздух, а тихое озеро и зеленые яркие холмы с насмешкою созерцали мои слезы.

И я припомнил ту внезапно возникшую на озере волну, закрутившуюся водоворотом. Как я тогда подумал — наверное, это ветер. Как невинно и безобидно она выглядела — и чем на самом деле была.

Марк Рэйни

СФЕРЫ ЗА ПРЕДЕЛАМИ ЗВУЧАНИЯ

(Погребальная песнь)

Я никогда не видел отца своего отца. Родители переехали в город задолго до того, как я родился, хотя до того все поколения нашей семьи, начиная с восемнадцатого века, обитали в Виргинских Аппалачах. Дедушка жил в старом доме на вершине Коппер-пика — доме, в котором наша семья жила с того самого времени, как поселилась в этих краях. Ранее мне никогда не приходилось там бывать, и в течение жизни истории, что получили там свое начало, и образы, и воспоминания отца, — все они сложились в некий мысленный портрет, который, как я выяснил, вовсе не сильно расходился с реальностью.

Дед умер, его похоронили. Дом и землю выставили на продажу — надо сказать, мне это не очень-то пришлось по душе. Родители сказали, что здание слишком старое и не представляет никакой ценности, но это решение показалось мне по меньшей мере поспешным — ибо отец прожил там все юношеские годы и вспоминал те дни с большой теплотой. И, тем не менее, о своей семье он рассказывал мало — и я почему-то думал, что он ее стыдится. Почему — я никогда не спрашивал, но сейчас я сижу и думаю, что, наверное, жизнь в горах весьма отличалась от городской. И кто знает, какие тайны скрывал тот старый дом. В конце концов, он почти два века смотрел своими большими окнами на окружающий мир — и многое, наверное, повидал.

Мало кто считает Аппалачи таинственными или страшными. Даже те, кто в них живет. Аппалачи, в конце концов, это не то что Скалистые горы или дикие леса Канады, — особой угрозы для человека не представляют. Ну да, там водится всего несколько видов опасных животных, климат умеренный, человеческие поселения довольно крупные и не так далеко отстоят друг от друга. Тем не менее горы есть горы, и в них есть уголки, куда редко ступает нога человека. Коппер-пик, как известно, расположен в Западной Виргинии, среди предательски крутых, заросших густыми лесами горных отрогов. Ближайшее к дедовскому дому человеческое жилье находится аж в двенадцати милях — это маленькая деревня под названием Баррен-Крик, угнездившаяся в долине между склонами Коппер-пика, Грозовой и Сигнальной гор. По склону идет всего одна дорога — начинается от дома и доходит до самого шоссе. В последние десять лет ею никто не пользовался — дед слишком плохо себя чувствовал, чтобы добраться даже до Баррен-Крика. Я никогда не мог понять, как же он там живет; впрочем, мы знали, что он нанял человека, который раз в неделю привозил ему продукты и почту из Баррен-Крика. И все же мне оставалось непонятным, как человек столь преклонного возраста, мучимый недугами, может жить один в такой глуши. Но ему там нравилось, и отец даже не решался предложить ему переехать.

После смерти деда я решил, что теперь уж точно поеду посмотрю на старый дом, ведь когда родители его продадут, дорога туда мне и вовсе будет заказана. На работе мне полагался недельный отпуск, так что я, недолго думая, решил, что проведу его на Коппер-пике.

Поехал я туда один, прямиком из Вашингтона, где живу. Отец снабдил меня картами и подробными указаниями. Потрясающие виды — холмы и горы, горы и холмы — услаждали мое зрение все то время, пока я ехал по 81-му федеральному шоссе, и то была лучшая часть поездки; к юго-западу от Роанока дорога стала забирать вверх, и зеленые склоны сменились отвесными скальными башнями. А потом я съехал с шоссе на однополосную дорогу на Баррен-Крик и оказался в живописной, необычной, словно с картинки сошедшей местности: сплошные пастбища и леса, редкие фермы и еще более редкие автомобили, что попадались навстречу. Баррен-Крик лежал в нескольких милях от городка под названием Эйкен-Милл — судя по виду и размеру тамошних домов, жители его не жаловались на недостаток средств. Когда я его проехал, дорога сузилась, и я оказался на весьма круто забирающем вверх горном склоне, к тому же заросшем лесом, через который вилась и петляла дорога. Добираясь до Баррен-Крика, я не увидел ни одной машины.

В Баррен-Крике, судя по всему, обитало не более двухсот человек. Собственно, весь «город» состоял из нескольких маленьких зданий по обеим сторонам дороги: банк, почта (трейлер, раскрашенный в цвета национального флага), крошечный продуктовый магазин и небольшая по размеру забегаловка. Вокруг слонялся местный люд — по большей части деды с повыпавшими зубами, щеголявшие в растянутых футболках и застиранных комбинезонах. Кто-то помахал мне вслед, я ответил на их любезность тем же. Но где-то через милю улица закончилась, и последний оплот цивилизации остался позади. Проселочная дорога свернула направо — прямо в густые леса на уходящем вверх и вверх склоне горы. Я еще раз сверился с картой и оставленными отцом указаниями, притормозил и съехал на эту дорогу. И понял, что, похоже, добрался до места.

Впрочем, то, по чему я ехал, трудно было назвать дорогой — скорее, то была едва выбитая колея, присыпанная гравием. Время от времени склон забирал так круто вверх, что колеса буксовали, выстреливая из-под шин камнями, я уже начал думать, что, пожалуй, вряд ли сумею заехать на самый верх на машине. Однако мой спортивный «японец» оказался на редкость выносливым, к тому же вскоре дорога выровнялась, и количество выбоин на ней изрядно уменьшилось. Впереди уже колыхалось пятно света — ветви деревьев расходились, видимо, я подъезжал к прогалине. Но прежде я осторожно переправился через неглубокий извилистый поток по шаткому деревянному мостику, который отец в оставленных мне инструкциях назвал Баррен-Криком. Его исток находился здесь же, на склоне горы. И вскоре я завидел впереди Асберри-хаус. Наше фамильное обиталище, отцовское наследие, дом моих дедов и прадедов.

Поначалу я изумился его размерам — какой маленький, подумалось мне. На фотографиях он выглядел гораздо внушительнее. А может, среди высоченных деревьев дом казался более низким, чем в объективе фотоаппарата — вопрос масштаба и пропорций. Однако выглядело все примерно так, как я себе и представлял: темновато из-за нависающих ветвей, вокруг пахнет, как всегда пахнут старые дома, и этот не очень заметный, но явственный запах разносит весенний ветерок. Траву вокруг дома давно никто не стриг, и она перестала быть газоном. Кругом разрослись корявые кусты — они словно бы взяли старый дом в осаду, собираясь отвоевать обратно свое исконное пространство. Доска на стенах вся пошла пятнами лишайника.