Браконьер - Марриет Фредерик - Страница 17

— Еще полчасика — и мы приедем на станцию, — объявил Дмитрий.

Но четвертая лошадь окончательно выбилась из сил и не могла больше идти даже шагом, мешая только другим. Возок остановился. Приходилось оставить ее на жертву волков. Курьер соскочил и обрезал постромки, после чего возок опять помчался уже только на трех лошадях.

На покинутую лошадь набросилась вся голодная стая и в один миг растерзала ее. Вскоре почти все волки уже опять бежали за возком и на этот раз с особенным остервенением. Лошади устали, они бегут все тише и тише… Волки близко, совсем уже близко. Майор стреляет, Джо стреляет, волки теряют товарищей, но не отстают.

Но вот и станция. Звери чуют жилье и останавливаются… Преследование прекратилось.

О’Донагю почти внес на руках свою, до полусмерти напуганную, жену в станционный домик, и как только ее посадили на стул, она сейчас же лишилась чувств.

ГЛАВА XVI. Возвращение в Англию

Остальная часть путешествия совершилась уже без всяких приключений. Путешественники переехали через границу и очутились в пределах Польши. Они проехали прямо к родному дяде мистрис О’Донагю, который отнесся к ее браку очень благосклонно уже за одно то, что она избавилась таким образом от грозившего ей брака с кем-нибудь из русских, а князя Чарторинского, как заядлого поляка, всего коробило при одной мысли о подобной перспективе. Молодые люди решили остаться в Польше и дождаться из Петербурга уведомления о том, какой оборот простят и позволят О’Донагю поступить на русскую службу. Так и случилось. Вскоре же пришло известие, что их зовут в Петербург, и они стали собираться.

Что касается Мэк-Шэна, то он решил ехать домой в Англию. Разумеется, О’Донагю даже и не пытался его удерживать, он понимал, что мистрис Мэк-Шэн должна скучать без мужа. Но зато вышел спор по поводу мальчика Джо. О’Донагю хотел оставить его у себя, но Мэк-Шэн горячо воспротивился.

— Нечего ему здесь у вас делать, О’Донагю, — сказал он. — Мальчик этот слишком хорош для того, чтобы навек оставаться в должности лакея. Для чего ему пропадать на чужбине, пусть он лучше возвращается к себе на родину, в старую Англию.

— Но что же вы ему можете предложить в Англии лучше того, что я предлагаю ему здесь?

— Я ему дам образование, я доставлю ему возможность учиться, сделаться образованным человеком. Я не могу забыть, как он храбро и мужественно держал себя перед лицом волчьей стаи, каким чудным помощником был он нам во время опасности. Если майора Мэк-Шэна не съели волки, то майор Мэк-Шэн в значительной степени обязан этим мальчику Джо. И майор Мэк-Шэн хочет отблагодарить его за это. У нас с мистрис Мэк-Шэн детей нет. Он будет нашим приемным сыном — разумеется, если согласится мистрис Мэк-Шэн, потому что деньги-то ведь ее…

— Ну, тогда другое дело, — сказал О’Донагю. — Только я также хотел бы сделать для чего-нибудь и от себя.

— Вы уже достаточно для него сделали в свое время. Вы спасли его от нужды и лишений, и если он со своей стороны принес вам пользу, то вы теперь с ним только квиты.

— После того, что вы сказали, я, конечно, вынужден уступить, — сказал О’Донагю.

Дня через два после этого разговора О’Донагю с женой, в сопровождении Дмитрия, выехал в Петербург, а Мэк-Шэн и Джо отправились в Англию.

ГЛАВА XVII. На другой день после убийства

Теперь, читатель, мы должны с вами вернуться в местечко Грасфорд, в тот коттедж, где вы оставили Рошбрука и его жену, упавшую в обморок при прощании с сыном.

Придя в себя, она заплакала в голос от горя, что лишилась сына и от страха, что преступление ее мужа откроется. Рошбрук сидел молча и глядел на золу в камине. Немой то жалобно заглядывал в лицо своему хозяину, то подбегал к плачущей хозяйке. Умный пес чутьем чуял, что случилось неладное. Убедившись, что его не замечают, он подошел к двери, из которой вышел Джо, понюхал щель и вернулся к Рошбруку.

— Я раз, что он ушел, — пробормотал, наконец, Рошбрук, — Он умный мальчик, он выкрутится.

— Он очень умный, — согласилась Джек. — Но только увижусь ли я с ним когда-нибудь?

— Не бойся, увидишься, когда все уляжется. Мы здесь не может оставаться.

— Хорошо, если бы в самом деле так все устроилось!

— Будем надеяться на это, а пока ложись в постель. Не хорошо будет, если заметят, что мы не ложились, или увидят у нас в коттедже свет так близко к утру. Ляжем-ка спать, Джен.

Рошбрук и его жена пошли спасть, свет погасили, и все в доме успокоилось, кроме совести Рошбрука, который всю ночь ворочался с боку на бок. Джен не спала тоже, прислушиваясь к реву ветра. Ее пугал, заставлял вздрагивать малейший шум, даже пение петуха. Потом под окнами стали слышаться шаги прохожих. Рошбруки не в силах были больше лежать. Джен встала, оделась, зажгла огонь и увидала, что Рошбрук сидит на постели в глубокой задумчивости.

— Я думаю, Джен, — сказал он, — не лучше ли будет уничтожить «Немого»?

— Собаку-то? Зачем? Ведь она рассказать ничего не может. Нет, нет, не убивай бедного песика!

— Говорить он не может, но у неге есть чутье, он может навести на след.

— А пусть наводит. Ведь это не будет уликой против тебя.

— Против меня не будет, но это усилит улике против Джо.

— Против бедного нашего мальчика? Да, пожалуй. Но и убийство собаки покажется подозрительным. Лучше ее запереть.

— Хорошо. Запри ее куда-нибудь и привяжи покрепче.

Джен заперла собаку и принялась готовить завтрак. Только что они с мужем сели за стол, как щелкнула дверная задвижка, и в комнату заглянул школьный учитель Фернес, зашедший за мальчиком Джо, чтобы вместе с ним идти в школу.

— Доброго утра, — сказал он. — А где же мой друг Джо?

— Входите, сосед, входите и дверь за собой закройте, — сказал Рошбрук. — Мне нужно вам два слова сказать. Чашку чаю не выпьете ли? Моя хозяйка сейчас вам нальет хорошего.

— Охотно выпью. Чай у мистрис Рошбрук всегда отличный. Но где же мой друг Джо? Неужели он еще не вставал, ленивец этакий? Мистрис Рошбрук, отчего вы такая печальная?

— Еще бы не быть печальной! — заплакала Джен, прикладывая к глазам передник.

— Что случилось, мистрис Рошбрук? — допытывался педагог.

— Мы очень встревожены из-за Джо. Сегодня утром его не оказалось дома, постель была пуста, и до сих пор его нет.

— Да, это странно. Куда он мог убежать, плутишка?

— Мы не знаем, — сказал Рошбрук. — Только я заметил, что он взял с собой мое ружье, и страшно боюсь.

— Чего же вы боитесь?

— Не убежал ли он стрелять дичь, и не схватили ли его сторожа?

— Да разве он это делал когда-нибудь?

— По ночам — ни разу, а если делал, то днем. Он всегда говорил, что ему очень хочется поохотиться.

— Знаете, сосед, в этом втихомолку вас самих все подозревают. Для чего вы держите ружье?

— Просто по привычке, я всю свою жизнь провел с ружьем в руках, — отвечал Рошбрук. — Я не могу без ружья. Но это все одни предположения, а вы лучше посоветуйте, как нам быть и что делать.

— В таком деле трудно дать совет, — сказал учитель. — Если Джо пустился в браконьерство, как вы предполагаете, и его на этом изловили, то вы скоро услышите о нем. Но вашего-то участия в этом деле нет, конечно?

— Как, моего участия? Что вы, сосед! Неужели вы думаете, что я сам дал сыну ружье? Такому маленькому мальчику?

— Буду думать, что нет, не давали. Тогда, стало быть, очевидно, что он действовал без ведома родителей. Полагаю также, что вы не станете требовать себе назад ружье, которое по закону конфискуется в пользу землевладельца.

— Ах, что ружье!.. Мальчик, мальчик наш где? — вскричала Джен. — И что с ним сделают за это?

— Сделают с ним — о, его накажут не строго, ведь он малолеток. В ссылку его не отправят, а подержат недолго и тюрьме и возвратят родителям для домашнего исправления. Велят вам его высечь — и все тут. По-моему, вам особенно тревожиться нечего. Мой совет — не говорить обо всем этом больше никому ни слова, покуда сами чего-нибудь не услышите,