Живодерня - Арно Сергей Игоревич - Страница 27

Слева от его кресла было окно, в него смотрело небо. Как Илье хотелось улететь за тысячи километров отсюда, кувыркаясь в этом светлом небе, подставляя лицо порывам ветерка, падая к земле и взлетая и снова падая!..

Он опустил глаза…

– Господи!

Взгляд натолкнулся на рассверленные, а после удаленные зубы. Они лежали в сгустках темной крови. Илья отвернулся к двери, чтобы не видеть…

Вошел Чукча, сел на диван.

– Вспоминать будешь, – сказал он бесстрастно-утвердительно и улыбнулся криво. – Ты молодой, здоровый, однако. По полная программа пойдешь. – Чукча все так же продолжал коверкать слова. – Моя мучить тебя будет. Мне премия за тебя дадут, Чукча осень-осень деньги любит.

Илье вдруг сделалось смешно, нестерпимо смешно, глядя на этого узколобого насупленного парня, называющего себя Чукчей. Илья запрокинул назад голову и захохотал взахлеб. Понимая, что это истерика, но не имея возможности преодолеть вырывающийся из самых глубин хохот, он не мог победить его, как бывает невозможно победить внезапно напавшую икоту.

Чукча встал, подошел деловито к хохочущему Илье и несколько раз наотмашь сильно ударил по щекам. Илья тут же пришел в себя, смех прекратился. Он с благодарностью посмотрел на парня, еще машинально прихохатывая, но без прежней увлеченности.

Чукча вышел, оставив приоткрытой дверь. Навалилась слабость, Илья откинул назад голову и закрыл глаза…

– Бз-з-з… – совсем рядом зажужжала зубоврачебная машинка.

Илья встрепенулся, в ужасе вскрикнул и открыл глаза.

– Ты что, организм, спишь?

Перед ним стояла симпатичная блондинка в черном длинном вечернем платье с высоким разрезом на боку, держа перед своим лицом жалом вверх бормашинку, приводя в движение ее педалью – то включит, то выключит.

– Нет, не сплю, – медленно проговорил Илья, широко открытыми глазами глядя на бормашинку.

Должно быть, он действительно впал в забытье, потому что не слышал, как блондинка вошла в помещение.

– Ты Глюку-то не видел? – спросила женщина, поигрывая блестящим электрическим прибором – то включит, то выключит, то опять включит…

– А?! Глюку? – машинально повторил Илья, не отводя взгляда от страшного предмета. – Видел, она во двор выходила, когда меня привезли.

– А ты симпатичный организм.

Илья оторвал взгляд от машинки в ее руке и посмотрел на женщину. У нее было привлекательное, хотя и злое лицо. Имелось в ее уже немолодой внешности что-то сексуально-притягательное. Илье казалось, что он уже видел ее где-то.

– Ты мне нравишься, – сказала она пришепетывая и улыбнулась.

Но лучше бы ей было этого не делать, потому что Илья увидел у нее во рту всего три зуба, да и те потемнели от болезни, оттого особенно актуально рядом с ее лицом выглядела бормашинка, словно она сейчас саморучно начнет лечить свои больные зубы. Вместо этого блондинка вдруг без разрешения бухнулась на колени к Илье и, противно напевая какую-то незнакомую песенку, бормашинкой стала делать себе маникюр.

Пристегнутый к креслу Илья, не имея возможности стряхнуть женщину, оказался в неприятном и неудобном положении. Но блондинке, по всему видно, было наплевать на его неудобства, она аккуратненько подравнивала свои ноготки, изредка покрикивая на Илью, чтобы он не шевелился, и называла его организмом. Где Илья мог видеть эту неприятную женщину? И какое вообще право она имеет сидеть на его коленях? Взгляд Ильи случайно упал на дверь. Он заметил, что дверь закрыта неплотно, а в щель кто-то смотрит. Из коридора кто-то наблюдал за ними. "А вдруг муж?" – пронеслось в голове.

Блондинка совсем распоясалась: бросив заниматься маникюром, она болтала ногами, вертелась, свободной от машинки рукой ерошила Илье волосы, щипала его за нос и беспрестанно нажимала педаль привода, от чего машинка все время мерзко пищала. Должно быть, разгулявшаяся не на шутку дама не догадывалась, что за ними ведут наблюдение.

Илья демонстративно отвернулся от двери, за которой прятался муж, к окну. Взгляд его упал на стоявший напротив диван, из-под дивана кто-то за ним следил. Этот факт особенно обескуражил Илью, он, в изумлении открыв рот, уставился на диван. Оттуда высовывалось злое, как у блондинки, лицо куклы в красном колпаке; Илья старался разглядеть, кто еще кроме куклы там прячется, и не мог, но все равно вглядывался…

Песенка, беспрестанная возня неугомонной блондинки, писк бормашинки сливаются в единый гул… И тут, к ужасу, Илья замечает, что дама, пользуясь его отвлечением, старается влезть жалом бормашинки ему в рот. Она изгибается своим ловким и сильным телом и уже не игриво ерошит волосы, а хватает их цепкими руками, с силой отворачивает для своего удобства голову клиента, зло оскалив трезубец, пытается изловчиться и вонзить жало в здоровый зуб Ильи…

Илья кричит от ужаса, отчаянно вертит головой и замечает, что со всех сторон в комнату на помощь блондинке лезут люди – из-под дивана, в дверь и даже в окно… Но это не люди, это куклы с искаженными злобой лицами… Значит, они не следили – они ждали своего часа, чтобы начать мучить Илью… и час настал.

– Не-ет!!! – не своим голосом бешено кричит Илья. – Я не хо-чу!!!

Глава 2

САМОЗВАНЕЦ

Чукча не знал, был ли у него в роду хоть один чукча. Но у матери в постели перебывали разные национальности, может быть, попадались среди них и чукчи.

При советской власти мать его, как проститутку, ссылали на "стройки века" ублажать честных строителей, но она нелегально пробиралась в "город трех революций" и опять вкалывала уставшим телом уже не ради денег или установления рекордов, а по привычке организма. Вот Чукча и родился. Потом мать его снова услали на новую "стройку века" – Байкало-Амурскую магистраль. Там она и сгинула, оставив в жизни единственный след – Чукчу.

Воспитал Чукчу государственной лаской детский дом, потом – колония для несовершеннолетних преступников, а завершила воспитание зона строгого режима, где он и сделался Чукчей.

Из всех анекдотов ему особенно нравились анекдоты про чукчу, и рассказывал он их мастерски. Потом мозг его, как самый слабый орган, остановился на чукче навсегда, и он стал не только говорить, но и думать как чукча из анекдота, веселя блатную братву своеобразием речи. Кроме того, отличался он патологической жестокостью и имел явно выраженные садистские наклонности. Блатные братки только плечами пожимали:

– Что с него возьмешь – Чукча.

Китайцу, ценившему юмор, Чукча пришелся ко двору. Но потом примитивность его шуточек Китайцу надоела, но он оставил Чукчу за склонность к садизму и поручал ему особо кровавые дела. И даже в целях повышения садистской квалификации записал Чукчу в первый медицинский институт (куда же еще?!) и пригрозил декану, что институт к чертовой матери сожжет, если Чукчу выгонят.

Но Чукче учение не шло впрок, и он часто бывал груб с подследственными, от чего те умирали. Поэтому к Чукче приставили Харю, чтобы он следил за коллегой и не допускал с его стороны увлечений и, замечая перегибы в работе, давал коллеге толчуна. Поэтому испытуемые в многочасовых пытках смотрели на Харю с надеждой и любовью, желая только одного – чтобы этот жирный однословный человек не рассчитал бы своего удара и проклятый Чукча бы издох.

– Не-е-т!!!

Илья открыл глаза, обвел обезумевшими глазами помещение. В дверях стоял Чукча.

– Почему орешь, однако? – спросил он.-Завтра Чукча тебя пытать будет – орать будешь. А сейчас моя не нервируй, – и, ухмыльнувшись криво, добавил с издевкой: – Организм, – и вышел, закрыв за собой дверь.

Но скоро вернулся. Не обращая внимания на Илью, подошел к скелету человека и стал разглядывать его с интересом во взоре. В руках у Чукчи была тонкая тетрадь и ручка. С учебным любопытством он, наклонившись, трогал анатомическое пособие; от прикосновения Чукчи кости тихонько и жалобно клацали.

Записав в тетради все, что требовалось по поводу скелета, Чукча удалился.