Тайна Золотой долины. Четверо из России [Издание 1968 г.] - Клепов Василий Степанович - Страница 29

— А он тебя уж за нами прислал, да? — горячился Мишка. — Так мы можем хоть сегодня собраться. Только ты нас жди.

— Нет, Молокоед просил передать, что еще не время играть Большой Сбор. Но он призывает вас быть начеку, чтобы по первому сигналу двинуться в поход.

— Всем классом?

— На этот счет Молокоед даст указания, — сдержанно ответила хитрая девочка. — А пока, кроме вас двоих, никто ничего не должен знать.

— Передай Молокоеду, чтобы он долго не тянул, — попросил Мишка, — у нас уже все готово.

Ребята рассказали Белке о том, чего я даже и не предполагал. В нашей школе, оказывается, продолжаются занятия! Как только мы ушли в свой поход, так нашлось и здание, и все. Школа разместилась теперь в трех помещениях, а классы с пятого до седьмого учатся в одном помещении.

И вот в нем творилось сейчас черт знает что! Когда Мишка получил от меня голубеграмму, в классах началось столпотворение. Ребята обрадовались так, словно мы впервые достигли Северного полюса.

— В поход, в поход! — кричали они на переменах. — Проверьте порох в пороховницах!

Но как только появлялся кто-нибудь из взрослых, все набирали в рот воды. Наших товарищей по нескольку раз вызывали в учительскую, где их допрашивал следователь, но никто не проболтался о том, куда мы исчезли. Даже моей маме ребята ничего не сказали.

Пионервожатая провела специальные сборы в пятом «В» и шестом «А». Она всячески доказывала, что мы плохие и недисциплинированные. Тот, кто знает о бегстве и молчит, поступает не по-пионерски…

Тогда Мишка Фриденсон начал очень резко критиковать вожатую. Он сказал, что главный виновник всей этой истории — сама Аннушка. Вожатая даже опешила и глаза вытаращила.

— А что тут удивляться, — резал Мишка. — Я правильно говорю.

Все стали кричать:

— Правильно! Говори, Мишка!

— Ты разве вожатая? — продолжал Фриденсон. — Тебе бы только отметки. Все помешались на отметках: и учителя, и директор, и родители, и ты туда же. А ведь у нас есть душа, — сказал под конец речи Мишка, — и эта душа хочет романтики. Об этом даже в «Комсомольской правде» напечатано.

Аннушка ответила, что вся романтика как раз и состоит в хороших отметках, но тут поднялись шум и гам, и вожатая уже не рада была своим словам.

— Кто военную игру запретил? — кричал Никитка Сычев. — Ты!

— Боялась, наверно, что уроков не выучим, — сказал Мишка.

— Испугалась, как бы мы друг друга из палок не перестреляли! — крикнул Горшок.

Все принялись хохотать, и из сбора так ничего и не вышло.

— Ты понимаешь, — рассказывал Белке Фриденсон, — после этого нас замучили лекциями «О дружбе и товариществе». И все ссылались на Павла Корчагина. А, по-моему, будь Павка сейчас в нашей школе, он первым бы встал на Тропу и пошел с Молокоедом.

— Факт, пошел бы, — подтвердил Никитка. — Не, такой Корчагин парень, чтобы сидеть сложа руки, когда идет война с фашистами.

Разговор, возможно, кончился бы тихо-мирно, если бы Белка не попросила ребят помочь разыскать Левкину маму. Ребята сначала смутились, потом сообщили такую тяжелую весть, от которой Белка только охнула и села на порог. Оказалось, Галина Петровна, узнав о гибели своего Левки, заболела от горя и слегла. А еще через день ей принесли похоронную, в которой сообщалось: Григорий Александрович Гомзин пал смертью храбрых при защите Советской Родины. У Галины Петровны после этих страшных потрясений случилось что-то с сердцем, она лежит уже неделю в больнице, и врачи боятся за ее жизнь.

От жалости к Левке Белка заплакала, а ребята стали ее успокаивать. Но она набросилась на них, как взбесившаяся тигрица:

— И вы называете себя хорошими товарищами? По-вашему, это называется товариществом? У Левки умирает мама, а вы не говорите ей, что он жив и невредим. Думаете, зачем вам посылал голубя Молокоед? Хотел, чтобы вы успокоили матерей.

Вот интересно, ничего не говорил я об этом Белке, сама она догадалась. Пойми после этого девчонок: то глупы и болтливы, как сороки, то — гений ума и премудрости бездна!

— «Павка бы тоже встал на Тропу!» — передразнила Белка Мишку. — Эх ты, тропарь! Да Павка в ваши годы понимал в тысячу раз больше, он умел отличить игру от настоящего дела. Туда же, к Павке примазываетесь! Я бы на месте вашей Аннушки взяла да и поисключала вас всех из пионеров. Вот подождите, доберусь до Молокоеда, он у меня узнает, как утопленником прикидываться!

Белка распалилась до того, что даже не попрощалась с ребятами и убежала. Сыч и Фриденсон с минуту стояли почти без сознания.

Вдруг Мишка схватился за голову:

— А голубь-то!

Они сбегали за голубем и выскочили к заставе, где все прохожие ждали обычно попутную машину. Белки на заставе не было. Ребята сели и стали ее ждать.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Дальнейшие похождения Белки. «Я дала клятву». Под арестом. Американский замок.

Белка не пошла на заставу. На Почтовой улице она остановилась…

Было поздно. Нюра знала, что родители ее беспокоятся, знала, что я сижу на тропе у Черных Скал, жду ее и тоже беспокоюсь. Но открытие, которое она нечаянно сделала, подслушав разговор Белотелова с толстым человеком, не давало ей покоя. Она чувствовала, что должна как-то обезвредить предателей, а как — не знала.

В НКВД идти не хотелось: все равно не поверят, а будут требовать Молокоеда. Только время потеряешь на разговоры с этим насмешником Любомировым. Сказать Никитке и Мишке? А что толку? Сами они ничего сделать не смогут, а в НКВД вряд ли им поверят больше…

Белка снова побежала к нам.

Едва услышав стук в дверь, мама распахнула ее и, увидев Белку, радостно вскрикнула. Белка только тут сообразила, что мама уже прочитала записку.

— Так Вася жив? Это правда? — забросала вопросами Белку мама.

— Конечно, жив, Мария Ефимовна. Ведь я же вам писала. Он просил меня узнать, как вы живете, и вообще… дать знать.

Мама так и сияла. Лицо ее порозовело, глаза блестели, и Белка даже удивилась: на щеках мамы она увидела ямочки, которых до этого не было, хотя вообще-то, сколько я помню маму, у нее всегда были ямочки.

Маме, конечно, не терпелось узнать, где я сейчас. Но на этот-то вопрос Белка ответить отказалась. Мама рассердилась, стала кричать:

— Скажешь ли ты, злая девчонка, где он?

— Не могу, — твердила Белка одно и то же. — Я дала клятву.

— Ну, это мы еще посмотрим! — пригрозила мама. — Я сведу тебя сейчас в милицию.

— А что вы меня пугаете милицией? Мой папа всегда говорит маме: «Не надо пугать детей милицией. Надо, чтобы дети любили милицию, а не боялись». В милиции меня сразу поймут, а вы не понимаете… Я же клятву дала…

Мама совсем из сил выбилась:

— Ну что мне с тобой делать! Неужели ты не понимаешь мое состояние? Ведь я потеряла Васю, совсем потеряла, его уже из домовой книги выписали, а ты знаешь, где он, и не говоришь.

— Нельзя, потому и не говорю.

Мама взглянула на Белку даже с ненавистью:

— Так зачем же ты сюда пришла? Мучить меня пришла?

Белка расплакалась:

— Ну зачем вы так? Я пришла к вам с добром, а вы…

Маме или жаль стало Белку, или она хотела воспользоваться тем, что та раскисла, и узнать, где я нахожусь, но только, подойдя к Белке, мама обняла ее, начала гладить по рыжим волосам.

— Зачем же ты все-таки, глупенькая, опять пришла? — ласково спросила она.

Белка совсем расстроилась и заплакала еще сильнее.

— Я пришла… чтобы сказать… Белотелов этот — предатель… Он… бумагами Павла Васильевича торгует… Продает их… толстому… за доллары, потому что… рублями, говорит, сундуки оклеивать… будут…

Мама ничего из подобного бормотания понять не могла, но насторожилась. Видимо, Белотелов и у нее поперек горла стоял. Когда Белка успокоилась и рассказала вразумительнее о том, что узнала в подъезде, мама даже вскрикнула от возмущения:

— Подлая тварь! Так вот кто затесался в друзья к Павлу Васильевичу! Он ждет немцев, выходит. Выкрал документы на Золотую Долину и продает какому-то американцу!