Последние дни - И Сьюзен - Страница 47

Они разного роста – от совсем малышей до десяти– двенадцатилетних, все совершенно голые и беззащитные. На всех телах видны отчетливые следы швов, начинающиеся с груди и заканчивающиеся в паху.

У большинства есть и другие швы, идущие вдоль рук, ног, шеи, промежности. У нескольких швы поперек лица. Глаза одних широко раскрыты, у других закрыты. Белки глаз у некоторых стали желтыми или красными. У кого-то вместо глаз лишь зияющие дыры, у других веки зашиты большими уродливыми стежками.

Я едва не проигрываю битву с собственным желудком, и вся недавно съеденная роскошная еда подкатывает к горлу. Приходится судорожно сглотнуть, чтобы удержать ее. Собственное дыхание кажется чересчур горячим, а воздух столь холодным, что меня бросает в озноб.

Хочется крепко зажмуриться, чтобы ничего больше не видеть. Но я не могу. Я вглядываюсь в каждого изуродованного ребенка в поисках эльфийского личика сестры. Меня начинает бить неудержимая дрожь.

– Пейдж, – срывается с моих губ хриплый шепот.

Я повторяю ее имя снова и снова, словно это может хоть чем-то помочь. Меня влечет к груде изуродованных тел, словно в кошмарном сне, и я не могу ни остановиться, ни отвести взгляд.

Пожалуйста, пусть ее здесь не окажется! Пожалуйста! Только не это…

– Пейдж? – Голос мой полон ужаса, но в нем теплится ниточка надежды, что ее здесь все-таки нет.

В груде покрытой швами плоти что-то шевелится.

Я отшатываюсь, чувствуя, как подгибаются ноги.

С верха груды скатывается маленький мальчик и падает лицом вниз.

Двумя телами ниже высовывается детская ручонка, неуклюже хватаясь за плечо упавшего. Тела над ней раскачиваются туда-сюда, пока не обрушиваются следом за мальчиком.

Наконец я вижу ребенка, которому принадлежит судорожно шарящая рука. Это девочка с непропорционально худыми ногами. Густые каштановые волосы полностью скрывают ее лицо. Она с трудом ползет в мою сторону.

Над ее ягодицами тянется разрез, который пересекается с другим, идущим вдоль позвоночника. Большие неровные стежки удерживают вместе ее изрезанную плоть. Такие же стежки идут вдоль рук и ног. Красно-синие порезы и синяки резко контрастируют с мертвенно-бледной кожей.

Застыв от ужаса, я пытаюсь зажмуриться и убеждаю себя в нереальности происходящего. Но все, что я могу, – лишь смотреть, как девочка с трудом ползет вдоль груды тел, подтягиваясь на руках. Ноги волочатся сзади мертвым грузом.

Проходит целая вечность, прежде чем девочка наконец поднимает голову. Спутанные волосы соскальзывают с ее лица.

Это моя сестренка.

Измученный взгляд огромных глаз на ее личике встречается с моим. Она видит меня, и ее глаза наполняются слезами.

Я падаю на колени, почти не ощущая удара о бетон.

По личику сестренки пролегли швы от ушей до губ, будто кто-то отогнул верхнюю часть ее лица, а потом пришил обратно. Все ее лицо распухло и покрылось синяками.

– Пейдж… – Мой голос срывается.

Я подхожу к ней и беру на руки. Она холодна, словно бетонный пол.

Пейдж сворачивается в клубок у меня на руках, как делала в младенчестве. Я пытаюсь удержать ее на коленях, хотя теперь она для этого слишком велика. Даже ее дыхание на моей щеке холодно, словно арктический ветер. Возникает безумная мысль, что из нее, возможно, выкачали всю кровь и она никогда больше не будет теплой.

Мои слезы текут по ее щекам, словно наши мучения слились воедино.

38

– Как трогательно, – произносит за моей спиной бесстрастный голос.

К нам идет ангел со столь отрешенным выражением лица, что в нем невозможно различить ничего человеческого. Так может смотреть акула на двух плачущих девочек.

– Впервые вижу, что кто-то из вас ворвался сюда, вместо того чтобы попытаться вырваться.

В двустворчатых дверях позади него появляется слуга с очередным грузом ящиков для трупов. На его лице отражаются вполне человеческие чувства – удивление, беспокойство, страх.

Прежде чем я успеваю ответить, ангел быстро поднимает взгляд к потолку и наклоняет голову, словно собака, прислушивающаяся к тому, что могут услышать только собаки.

Я крепче прижимаю к себе худое тельце сестры, словно пытаясь защитить ее от всех мыслимых и немыслимых чудовищ.

– Зачем вам это? – шепотом выдавливаю я из себя.

Позади ангела предупреждающе качает головой грузчик. Вид у него такой, будто ему хочется спрятаться позади своих ящиков.

– Нет нужды что-либо объяснять мартышке, – говорит ангел. – Положи экземпляр туда, где взяла.

Экземпляр? Меня охватывает ярость. Сердце жаждет крови. Руки дрожат от желания придушить эту тварь.

Как ни странно, мне удается сдержаться, и я лишь бросаю на него гневный взгляд.

Моя цель – вытащить отсюда сестру, а не получить кратковременное удовлетворение. Я поднимаю Пейдж на руки и, шатаясь, иду навстречу ангелу.

– Мы уходим. – Едва эти слова срываются с моих губ, я осознаю, что лишь принимаю желаемое за действительное.

Ангел откладывает в сторону папку, которую держал в руках, и преграждает нам путь к двери.

– Кто разрешил? – Его голос звучит негромко и угрожающе.

Он полностью уверен в себе.

Внезапно он снова наклоняет голову, прислушиваясь к чему-то, чего не слышу я. На гладком лбу возникает хмурая морщина.

Я делаю два глубоких вдоха, пытаясь побороть гнев и страх, и осторожно укладываю Пейдж под стол.

А затем бросаюсь на ангела.

Я бью его со всей силы – без какого-либо расчета, мыслей, плана. Это всего лишь безумная, безудержная ярость.

Естественно, это ничто по сравнению с мощью ангела, даже самого слабого. Но у меня есть преимущество – неожиданность.

Мой удар отбрасывает его на стол, и я успеваю удивиться, как выдержали его полые кости.

Я выхватываю из ножен меч. Ангелы намного сильнее людей, но на земле они вполне уязвимы. Ни один ангел, мало-мальски умеющий летать, не стал бы работать в подвале, где нет окон, через которые можно выпорхнуть. Вполне вероятно, что он не способен слишком быстро подняться в воздух.

Прежде чем ангел успевает прийти в себя, я делаю выпад мечом, целя в шею.

Вернее, пытаюсь.

Он быстрее, чем я думала. Схватив меня за запястье, ударяет им о край стола. Руку пронизывает мучительная боль. Пальцы разжимаются, выпуская меч, который с лязгом падает на бетонный пол. Слишком далеко падает – не дотянуться.

Пока ангел неспешно встает, я хватаю с подноса скальпель – на вид хрупкий и бесполезный. Мои шансы победить врага или даже ранить близки к нулю.

Мысль об этом лишь добавляет мне злости.

Я швыряю в него скальпель, который попадает в горло. Пузырящаяся кровь пятнает его белый халат.

Схватив стул, я с размаху бросаю его в ангела, прежде чем тот успевает опомниться.

Он отшвыривает стул в сторону, словно скомканную бумагу.

Прежде чем я спохватываюсь, он швыряет меня на бетонный пол и душит, перекрывая мне не только воздух, но и доступ крови в мозг.

Еще пять секунд, и я потеряю сознание.

Резко подняв руки, я бью по его предплечьям.

Это должно сработать против удушения. На тренировках у меня всегда получалось.

Но сила захвата нисколько не ослабевает. В панике я не учла его сверхъестественную мощь.

В последней отчаянной попытке я сплетаю пальцы и с силой бью кулаками по сгибу его руки.

Его локоть на мгновение дергается назад, но тут же возвращается на место.

Время вышло.

Я инстинктивно вцепляюсь ногтями в его руки, словно и не было в моей жизни уроков самообороны. Но он продолжает сжимать мое горло словно стальными клещами.

В ушах отдается бешеный стук сердца, голова кружится.

Лицо ангела холодно и безразлично. На нем проступают темные пятна. Я понимаю, что мне уже отказывает зрение.

Перед глазами все плывет.

На меня накатывает тьма.

39

Кто-то с силой врезается в ангела. Передо мной мелькают волосы и зубы, слышно звериное рычание.