Жизнь и приключения Робинзона Крузо [В переработке М. Толмачевой, 1923 г.] - Дефо Даниэль - Страница 8

— Самое некрасивое место выбрал я для своего жилья! — говорил он себе. — Голые скалы надо мной, а деревья вокруг не приносят никаких плодов. То ли дело там! Глаз радуется, и стоит протянуть руку, чтоб иметь, прекраснейшие плоды! — Но, поразмыслив хорошенько, он увидел, что, пожалуй, преимущества на стороне прежнего места.

Во — первых, там не видно моря ниоткуда, он был бы там совершенно отгорожен от внешнего мира, дикари могли бы притти и овладеть им, непредвиденно и неожиданно. А, потом укрепить свое жилище там нечем, да не было и крепкой пещеры, в которой можно бы укрыться, если непогода разрушит палатку.

И Робинзон решил устроить в лесу только «дачу», как он прозвал ее шутя про себя. Он разбил прочный шалаш, обгородил его наглухо высоким частоколом, и снова в два ряда, промежуток между которыми закидал хворостом; для входа была приставная лесенка. В шалаше устроил он кровать, стол, стул и шкафик для хранения провизии.

— Каков! — восхищался он, посмеиваясь. — Вот так богач! Теперь у меня есть и дом и дача, и я могу жить, где захочу!

И он, часто по несколько дней проводил на новосельи, Виноград, между тем, высох и превратился в превосходный изюм. С тех пор это лакомство не переводилось у Робинзона, он делал большие запасы его, и не раз пригождалось оно ему чрезвычайно.

Посев ячменя тем временем рос и вызревал на славу и обещал прекрасный урожай.

Когда пришло время, Робинзон бережно собрал его и когда, очистив зерна, смерил их, то получил двадцать пять таких мешочков, каких высеял один, т.-е. урожай был сам-двадцать пят. Все же нечего было и думать еще употреблять ячмень в пищу, необходимо было засеять его снова в подходящее время.

Наблюдая окружающую его природу, Робинзон заметил, что плоды и зерна вызревали к полосе дождей. Таким образом, природа делала свой посев как раз перед дождями. Ее примеру решил следовать и Робинзон. Спешно начал он увеличивать свое поле и старался разработать его как можно лучше, а затем своевременно снова засеял его.

Кроме этой работы, он был озабочен изготовлением запасов пищи на время приближающейся непогоды.

Почти ежедневно ходил он на охоту и так как никогда не возвращался с пустыми руками, то мяса у него было в изобилии. Он научился его сушить впрок, разрезая на тонкие куски и вывешивая их на припек. Солнце было так жгуче, что мясо не гнило, а высыхало и могло потом сохраняться долгое время.

Но вот и снова пошли дожди. Этот раз Робинзон ждал их, и они не захватили его врасплох. Дела было довольно и теперь, и скучать было некогда.

Во-первых, он взялся снова расширять свою пещеру. Имущество его все увеличивалось, запасы требовали кладовой, и поневоле приходилось давать им место. Землю по-прежнему сносил он и укладывал вдоль ограды. Во-вторых, случай натолкнул его на новую работу, сослужившую ему хорошую службу.

Устраивая свою «дачу», он пользовался для ограды деревцами с очень гибкими и тонкими ветвями, вроде нашей ивы. Это навело его на мысль делать из них корзины. Когда-то, еще в детстве, был у него приятель — старый корзинщик; в те времена ему очень нравилось бывать у него, следить за его работой и тоже мастерить под его наблюдением маленькие корзиночки. Кто бы мог подумать тогда, в каких необыкновенных обстоятельствах пригодится ему эта наука! Но всякое знание дает неизбежно в свое время свой плод, и теперь Робинзон был очень рад, что понимал, как взяться за дело.

Нельзя сказать, чтоб корзины выходили очень красивыми, но они были достаточно плотны и удобны для употребления. И Робинзон наделал их всяких: и больших, спинных, вроде ранца, для охоты и сбора плодов, и очень плотных для хранения зерна, и плоских — для хранения плодов, и много еще каких.

Приближалась годовщина его пребывания на острове, записи календаря подтверждали это. В глубокой задумчивости долго сидел Робинзон в этот день и смотрел на уходящие в бесконечную даль ряды морских волн, пустынных до самого горизонта. Как многое переменилось за этот год! Несчастный, потерянный, бесприютный бродил он здесь. Он один и теперь, но у него есть удобное и безопасное жилье, вволю вкусной и здоровой пищи, всего этого добился он сам, своими рукам и головой, и можно надеяться, что дальше будет не хуже, а лучше.

Даже товарищ у него есть, хоть и бессловесный; преданный взгляд Дружка часто утешал его. Если бы только иметь человека, как счастлив бы он был, как тяжело было все-таки нести одиночество!

Но Робинзон не позволял себе тосковать и всегда старался отвлечь себя работой. Да раз придумал себе забаву: на острове во множестве водились попугаи самых разнообразных цветов и величин. Робинзон знал, что попугая можно научить говорить, и решил сделать это, чтоб хотя от птицы слышать человеческую речь.

Раз удалось ему подшибить крыло маленькому зеленому, с красным хвостом, попугайчику. Тот яростно защищался крепким клювом и сердито шипел, но Робинзон все же принес его домой и засадил в уже приготовленную из прутьев большую клетку. Скоро попугайчик стал ручным, но пока еще молчал, хоть хозяин и твердил ему терпеливо несколько раз на дню несколько слов. Прозвал он его «Поль».

Рис. 10. Робинзон учит попугая говорить.

VIII

ХЛЕБ. ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЕ. ОСМОТР ОСТРОВА

Так и шла жизнь Робинзона на острове. Все расширялось его хозяйство, все больше требовало оно внимания и изобретательности.

Одним из главных дел считал он свое поле, которое сильно увеличивалось раз от разу. Но вот ему-то вдруг и стала угрожать большая опасность.

Однажды, радуясь на всходы, которые обещали дать обильный урожай, Робинзон вдруг заметил, что поле опустошается какими-то врагами. Проследив, спрятавшись в засаду, несколько дней, он убедился, что нежные стебельки очень пришлись по вкусу козам и каким-то небольшим зверькам вроде зайцев. Против этого было одно средство: огородить все поле. Труд, был нелегкий, но иного ничего не оставалось, кроме того приходилось очень спешить, пока не испорчено было слишком много.

Три недели проработал Робинзон. Днем зверье не смело приближаться при нем, ночью же он привязывал к ограде Дружка, который лаял всю ночь напролет. Зато хлеб начал быстро расти и снова выкинул колос. Но тут пришла новая беда: целые стаи всевозможных птиц начали кружиться над полем. Это серьезно обеспокоило хозяина.

Он взял раз ружье, зарядил его дробью и выстрелил по непрошеным гостям. Кроме кружившихся над полем, тут же поднялась с земли другая стая птиц, сидевших в ячмене.

— Плохо дело! — сказал себе Робинзон. — Еще несколько таких дней, и я останусь без хлеба!

Надо было отстоять урожай во что бы то ни стало, и Робинзон решил сторожить поле хоть день и ночь. Чтоб подстеречь воров, он спрятался в кустах и мог убедиться в том, что как только птицы решили, что хозяин ушел, так стали опускаться опять целыми тучами. Тут он не выдержал, выскочил из засады и начал стрельбу. Птицы улетели, оставив несколько убитых.

Робинзону пришло в голову подвесить трупы за лапки на шесты по краям поля.

Успех был полный. За все время, пока дозревал хлеб, птицы не только не садились на него, но даже улетели совсем из этой части острова.

Тогда, наконец, Робинзон мог благополучно взяться за уборку урожая. Теперь уже колосьев было столько, что срезать каждый отдельно было затруднительно, — но ни косы ни серпа у него, конечно, не было. Пораскинув умом и пошарив в своей кладовой, он соорудил что-то вроде косы из широкой сабли, захваченной на всякий случай с корабля. Срезал он одни колосья, солома была ему не нужна, и складывал их в большие корзины, которые потом перетаскал к себе в кладовую.

Теперь решил он себе позволить радость — испечь немного хлеба. Но сперва надо было подумать, как это сделать? как сделать муку? как ее просеять? где испечь хлеб? Целый ряд трудностей! Но Робинзон не унывал: он уж убедился, как много можно сделать при желании, а препятствия теперь даже возбуждали в нем какой-то задор. Ах, трудно? тем лучше! — и он словно вызывал препятствие на единоборство и побеждал его. Так и теперь он задал себе на урок, — придумать, как сделать муку? Мельницу делать было слишком трудно, оставалось — ступку. Но из чего? Не из камня ли? Но под руками был либо песчаник, настолько рыхлый, что при толчении зерна песок непременно попадал бы в муку, либо камень вроде гранита, с которым он ничего не мог поделать без инструментов. Оставалось сделать ступку из дерева.