Шел ребятам в ту пору… - Харченко Людмила Ивановна - Страница 26

И Андрей Петрович решил:

— Будь что будет. Собирайся.

На сборном пункте партизанского отряда Андрей Петрович подошел к командиру Филиппу Денисовичу Лелекову.

— Ума не приложу, что делать с сыном. Жену с дочкой отправил в Баку, а он — ни в какую. В партизанский отряд, и только.

Володя стоял в напряжении, ожидая своей участи.

Старый рубака гражданской войны Филипп Денисович Лелеков подумал и спросил:

— Сколько лет партизану?

— Пятнадцать.

— Ладно. Бери с собой!

…Поля золотой нескошенной пшеницы, шуршание колес, цокот лошадиных копыт о грунтовую дорогу. Пятьдесят один человек. Пятьдесят взрослых и мальчишка. Ночевки под золотыми звездами. Наконец Кизляр. Здесь краевой комитет партии, крайисполком, крайком комсомола.

Заполненные до отказа сутки. Отряд слился с другим отрядом и получал продовольствие, оружие.

Шагая с тяжеленной винтовкой, Володя неожиданно столкнулся с бывшей своей вожатой Аней Шилиной.

— И ты?

— И я.

— Так детей же не берут!

— Раз взял в руки винтовку, значит, он уже не дитя.

— Ох ты! Кто же это научил тебя такой грамоте?

— Бывшая старшая пионервожатая станицы Советской Анна Шилина.

Аня расхохоталась. Села на сухую землю. Володя рядом с нею.

Вспомнили школу, военные игры.

— Помните, Аня, как мы с вами были в разведке? Три километра пробежали, чтобы доставить «красным» донесение. Помните, как я запыхался, а вы стыдили меня: «Еще мальчишка! Три километра пробежать не можешь! Какой же ты разведчик?» — Володя засмеялся. — Я тогда так на вас разозлился, что от злости готов был пробежать хоть десять километров.

— Помнишь, Вовка, как во время «боя» нас взяли в плен «синие»? А ты упрекал, зачем я надела белое платье да еще с красным галстуком, а не темные штаны и рубашку: белое с красным видно на всю Европу.

Володя приподнялся на локте:

— И еще «синих» я тогда просил, чтобы отпустили меня. Ведь был бы я один, меня ни за что не взяли бы в плен.

Аня вздохнула:

— Хорошо, если бы сейчас мы с тобой просто участвовали в военной игре…

— По ко-о-н-я-я-я-м! — раздалась команда.

Сдерживая молодого скакуна, Володя потянул повод.

Они направились на базу, в аул Кумли. Шпаковский отряд придан десятой дивизии четвертого гвардейского казачьего корпуса генерала Кириченко и в этой дивизии зачислен на довольствие.

…Аул. Кругом степь да пески. Да речка тихо плещется о берег. В этих песках потянулись напряженные дни учений.

Последним в строю всегда стоял Володя Шеманаев. Вот и сейчас вместе со всеми он внимательно слушал негромкий голос командира:

— Предположим, кому-то из вас дано задание — переправить важный пакет через реку. Река глубокая. Как вы поступите?

В ту же секунду Володя ползая вперед:

— Разрешите ответить, товарищ командир?

— Отвечай!

— Я бы принял пакет и отправился на выполнение.

В строю послышался смешок. Аня Шилина осуждающе посмотрела на своего пионера: «Мальчишка». Командир снисходительно улыбнулся и уже слушал ответ Анны Шилиной…

— Задание выполнено, товарищ командир, — раздался с противоположного берега реки звонкий Вовкин голос.

Партизаны остолбенели.

— Боец Шеманаев! Приказываю немедленно вернуться в строй.

Теперь десятки глаз смотрели, как Володька с бумажкой в зубах быстро плыл к своему берегу. Вот он уже стоит перед командиром, вода ручьями стекает с его одежды. Приложив руку к виску, он еще раз повторил, что задание выполнено. Выразительные глаза Володи светились какой-то шальной радостью.

— Молодец! Хвалю за находчивость, но рисковать зря не надо. И дисциплину нарушать — тоже. Запомни это раз и навсегда. А сейчас, боец Шеманаев, приказываю пойти в землянку и надеть сухую одежду.

Наконец получен приказ — выступить ночью и сосредоточиться в ауле Камыш-Бурун.

Летнее иссиня-черное небо с яркими мигающими звездами. Ехали долго. Тихо вокруг, лишь песок шуршит под копытами. В предрассветной дымке показался Камыш-Бурун.

Оставив часовых, все уснули. А когда снова наступила ночь, двинулись к селу Владимировка, чтобы выбить из него войска противника.

Снова пески и ночь.

По пути примкнул к партизанскому отряду конный эскадрон десятой дивизии.

На рассвете переправились через Куму и начали бой. Партизаны заняли удобный рубеж. Примостившись рядом с усатым дядей, стрелял и Володя. Он видел, как падали фашисты. Вдруг во весь рост поднялся командир партизанских отрядов Алексей Григорьевич Однокозов:

— Бей фашистов! — и рванулся наперерез гитлеровскому офицеру, удиравшему на легковой машине.

Володя видел, как офицер из окна машины выстрелил несколько раз, и Однокозов упал. Не обращая внимания на свистящие пули, Шеманаев подбежал к командиру. Но помощь Володи была ему уже не нужна. Тогда Шеманаев бросился вперед, стреляя на ходу:

— Гады! Советской земли захотели? Получайте же! Получайте! — кричал он, не сознавая того, что в грохоте боя никто его не слышит.

Метким выстрелом он убил шофера, и легковая машина опрокинулась в кювет.

— Не ушел, гад!

Кончился бой. Партизаны простились с Однокозовым.

На отдыхе, крутя цигарку, воин-кавалерист, тот самый усатый дядя, говорил своему соседу:

— С такими ребятами можно воевать!

— Откуда они взяли этого мальчишку? Храбрый чертенок! — говорил второй.

А храбрый «чертенок», насупив брови, топтался у трофейной штабной машины с радиостанцией и интересовался ее устройством.

На другой день партизаны вернулись на базу в аул Кумли.

Сигнал тревоги. Минута-другая — и партизаны в строю.

Шеманаев-младший держался на коне так, будто всю жизнь сидел в седле. Отец косил взглядом на сына: «Когда же он стал кавалеристом? Только недавно подсаживал его на коня. Молодец, Вовка!»

Хорошо пригнанный по фигуре военный костюм, черные, до блеска начищенные сапожки, серая смушковая шапка-кубанка с красной лентой делали Володю неузнаваемым.

Отряд двигался по степи и поднял такие облака пыли, будто на марше была многотысячная армия. Вероятно, так подумали и немцы, потому что спешно, без единого выстрела покинули Терекли-Мектеб. Пока готовился обед в той же кухне, которую приспособили для своей части немцы, Володя и Люба Некрасова на конях поскакали к тете Груне. Во дворе они спешились, привязали коней к дереву. Легко взбежав по глиняным ступенькам крыльца, Володя постучал в дверь.

Дверь открыла тетя Груня.

— Господи, наши! — обрадовалась она и… остолбенела. — Вроде как знакомый, а не пойму…

Она не успела договорить, как рядом с нею очутилась Соня. Откинув правой рукой косичку, девочка всплеснула руками, засмеялась.

— Смотри, какой партизанский царевич! Мама, это же Володя! Ты не угадала?

— «Людимых» тетей не забывают, — весело отозвался юный партизан.

— Та заходите ж в хату! — захлопотала тетя Груня.

Люба вошла первой, положила на стол буханку черного хлеба и коробку консервов.

— От щедрого сердца. Чем богаты… — сказала она.

Соня, подпирая своей худенькой фигуркой дверь, не сводила глаз с Володи. Заметив ее восторженный взгляд, Шеманаев рассмеялся:

— Что так смотришь, Соня?

Соня передернула худенькими плечиками, усмехнулась и неожиданно дерзко ответила:

— Подумаешь, и посмотреть на него нельзя.

— Люди добрые, та вы садитесь, расскажите, где наши солдаты? Как там на фронте?

— Соня, почитай маме, — Люба протянула газету. — Нам надо в отряд.

Володя и Люба сели на коней и умчались к центру села.

Недолго оставались партизаны в Терекли-Мектебе. Зная, что силы неравны, в одну из ночей они тихо ушли на прежние рубежи.

Через несколько дней группа разведчиков отряда получила задание выяснить расположение вражеской обороны у села Урожайного.