Огонь в затемненном городе (1970) - Рауд Эно Мартинович - Страница 28

— Да, ни одного Пихлата я не знаю, — продолжал отец Мадиса. — Знал двух Каськов и одного Тамма. Но ты из-за этого не плачь. Корпус-то чертовски огромный. Две дивизии, понимаешь? Где там всех знать. И иди знай, может, у твоего отца хватило мозгов устроиться в тылу. Может, служит где-нибудь аптекарем или писарем. Хе-хее!

Он пьяно засмеялся.

— Всего доброго, — коротко попрощался я.

Я уже был в пальто, когда вдруг подумал, что надо бы задать ему еще один вопрос. Пришлось снова сунуться в комнату.

— А вы не знали никакого Кярвета?

— Иоханнеса Кярвета, что ли?

— Да, он из нашего города.

— А он кем тебе доводится? Тоже какой-нибудь родственник?

— Нет. Я-то даже с ним не знаком. Но есть кто-то, кто хорошо его знает.

Отец Мадиса допил водку из стакана, вытер кулаком рот и затем сказал:

— Ну, во всяком случае, я его тоже знаю. И могу тебе сказать: попадись он мне, этот Кярвет, я ему еще припомню. Политрук он, понимаешь? Я чуть не получил от него пулю в спину, когда перебегал. Такая свинья он, этот Кярвет.

Взгляд его словно протрезвел, и он вдруг спросил:

— А кто этот кто-то, который хорошо его знает? Этого типа надо бы прижать как следует.

Я понял, что допустил страшную ошибку. И стал лихорадочно искать возможность как-нибудь исправить ее.

— Фамилия этого человека Велиранд, — вдруг нашел я подходящий ответ. — Он работает в политической полиции.

— Ах, так, — сказал отец Мадиса. Упоминание политической полиции заметно присмирило его. — Я-то подумал, какой-нибудь родственник. Но уж, наверно, родственники такого типа вовремя удрали к большевикам.

— Да уж, наверно, — сказал я облегченно и распрощался окончательно.

Мадис молча проводил меня до двери. Он не сказал ни слова, только все время странно глядел на меня, будто изучал.

Я пошел домой.

От этого визита у меня остался неприятный осадок. Словно и я тоже выпил этой дрянной немецкой водки. Но… все-таки разговор с отцом Мадиса кое-что дал. Я выяснил, что дядя Мээли жив и здоров.

Я-то уже знал это, но ни Мээли, ни ее тетя еще не знали. Как сообщить им? Ведь меня и Олева они подозревали и боялись.

Это был трудный вопрос.

Это был чертовски трудный вопрос.

ПОДОЗРЕНИЕ

В главе «Гимназия» я отмечал, что соседом Мадиса Салувээра по парте был какой-то парнишка из первой начальной школы. Теперь волей-неволей мне придется рассказать о нем несколько подробнее. Потому что никто другой, а именно он перед всем классом бросил мне в лицо жуткое обвинение. Сейчас расскажу, как это произошло.

Все началось с мелочи. Арви — так зовут соседа Мадиса по парте, — проталкиваясь из класса на перемене, случайно наступил мне на пятку, и моя туфля соскочила с ноги. Дело в том, что туфли немного болтались у меня на ноге. Недавно я получил в гимназии ордер на обувь; мама купила мне туфли на размер больше. Ведь я страшно быстро расту. И когда эта туфля на номер больше соскочила у меня с ноги, стал виден штопаный-перештопанный мой старенький носок. Теперь у нас больше не было подходящих ниток, и бабушка штопала какими придется. И вот заштопанный носок, наверно, увидели все.

И Линда тоже.

— Смотри, куда ступаешь, — сказал я Арви.

— А ты не путайся под ногами, — огрызнулся он.

Для парня с такой хилой фигурой, как Арви, это был довольно наглый и самоуверенный ответ.

Причину его самоуверенности не надо было искать далеко — прямо позади Арви стоял Мадис Салувээр. А Мадис был самым сильным парнем в нашем классе и не давал в обиду своего соседа по парте.

Я сунул ногу назад в башмак.

— Ты мог хотя бы извиниться, — сказал я.

— Буду я еще перед каждым извиняться!

Самоуверенность Арви переходила уже всякие границы.

Он стоял передо мною, как лягушка на кочке, и нагло повторял:

— Буду я тут перед всяким извиняться!

Никто больше не торопился из класса. Все ждали и смотрели, что же будет дальше. Быстро скосив глаза, я установил, что Линда тоже тут.

Что вселилось в Арви? Мы всегда с ним хорошо ладили. Я не помнил, чтобы нам случалось задираться или объясняться друг с другом. Но сейчас… Сейчас он просто-таки нарывался на ссору.

— Ты мог бы выразиться яснее, — сказал я выжидающе.

Вот тут-то он и бросил мне:

— Перед полицейским шпиком я не извиняюсь!

Все слышали это.

И Линда слышала.

Дальше все произошло стремительно.

Я ударил Арви изо всей силы. Но он устоял на ногах и, когда я хотел ударить его во второй раз, успел спрятаться за спину Мадиса.

— Ну, ну, — сказал Мадис.

Теперь он стоял передо мной.

Мадис самый сильный парень в нашем классе. У него кулак крепкий, как камень. И сейчас Мадис стоял прямо передо мной и мерил меня долгим, изучающим взглядом.

И этот взгляд вдруг напомнил мне, что вот так же Мадис смотрел на меня, когда я уходил после разговора с его отцом. И вдруг я понял, что означал его изучающий взгляд в тог раз: он подозревал меня! Ведь я говорил его отцу о политической полиции, называл агента Велиранда, который интересуется Кярветом. Проклятый Велиранд! Сам он уже давно исчез с горизонта, но дух его все еще пакостит! Мадис, очевидно, сделал вывод, что и я сам каким-то образом связан с политической полицией. Наверно, он поделился своими подозрениями с Арви, и тот перед всем классом бросил мне в лицо это ужасное обвинение: полицейский шпик!

Но разве же так можно! Когда мы с Олевом стали подозревать Велиранда, мы сначала старательно проверили, соответствуют ли действительности наши подозрения. Мы даже вторглись ряжеными в квартиру Велиранда, прежде чем вынести окончательное решение. А Мадис и Арви поступили совсем иначе. Они поступили легкомысленно, по-моему, даже подло.

Эти мысли мгновенно пронеслись у меня в голове.

Мадис стоял передо мной и смотрел на меня в упор.

И тогда я ударил Мадиса. Ударил неожиданно, сильно, прямо в лицо. У него из носа потекла ярко-красная кровь.

— Ой! — вскрикнул кто-то из девочек.

Я ожидал ответного удара. Я был готов к тому, что кулак силача скосит меня на пол. Но, к моему и, конечно, ко всеобщему удивлению, произошло нечто совсем неожиданное.

— Чего ты на меня лезешь? — сказал Мадис и отошел в сторону. — Своди свои счеты с Арви.

Он спокойно вынул из кармана платок и прижал его к своему окровавленному носу.

Случились две небывалые вещи. Раньше никто из нашего класса не смел ударить Салувээра. И никогда раньше Мадис не оставлял своего друга на произвол судьбы.

Теперь я снова стоял лицом к лицу с Арви. Вся его самоуверенность исчезла, словно ее стерли, как стирают тряпкой мел с классной доски. На лице его теперь был страх, самый обыкновенный страх, который он не мог скрыть.

— Ну-ка объясни: что ты имел в виду? — сказал я и двинулся к Арви.

— Ничего, — пролепетал тот.

Я заметил, что у него дрожит подбородок. Вот-вот заплачет.

— Ну, что — завоешь так или желаешь сначала разок попробовать прямого справа?

У меня в душе не было ни жалости, ни пощады. Я был взбешен. Пожалуй, никогда прежде я еще не был так зол.

— Я беру свои слова назад, — сказал Арви и тут же действительно заревел.

— Пошел прочь! — сказал я. — На тебя противно смотреть.

Всхлипывая, он выглядел таким жалким, что я просто не мог ударить его второй раз. Но это не означает, будто я пожалел его. Честно говоря, мне стало жаль себя. Мээли уже и так подозревала нас с Олевом. Хорошенькая благодарность за то, что мы опустили им в почтовый ящик предупреждение, что мы принесли им из леса полевую сумку Кярвета. А теперь еще новое обвинение, да к тому же перед целым классом…

С каким удовольствием я бросился бы сейчас в раздевалку, натянул бы пальто и отряхнул со своих ног прах гимназии! Этот неблагодарный мир сделался для меня невыносимым. Мне все опротивело. Но прозвенел звонок, и я уселся за парту.

— Что Арви имел в виду? — спросил Олев шепотом. — С чего он это взял?