Альбина - Дюма Александр - Страница 13

В таком уединении, в такой совершенной независимости, между привидениями, среди вековых сосен протекла мечтательная юность Эверарда. Он не читал никаких книг, кроме книги природы, которая всегда была открыта перед его глазами; он не говорил ни с кем, кроме Гаспара и Джонатана, и то очень редко. Когда какой-нибудь дровосек или крестьянин встречался ему в лесу, он убегал от него, как испуганная лань. Его жизнь проходила тихо и почти без всяких перемен со времени разлуки с Роземондою до 1808 года.

IX

В это время старик Гаспар почувствовал какую-то слабость, которая увеличивалась со дня на день. В одно утро он был уже не в силах встать с постели, чтобы, по обыкновению, выйти к воротам или сидеть у Камина. Он позвал к себе Джонатана.

— Друг мой, — сказал он, — я чувствую приближение моей смерти.

— Это минутная слабость, батюшка, — отвечал егермейстер с невольною тревогой сердца.

— Нет, Джонатан, — возразил старик спокойно, — не долго остается мне жить на этом свете, но я не жалею, напротив, я радуюсь этому. Но прежде чем расстанусь с жизнью, я желал бы сделать два дела. Мне хотелось бы знать, что стало с моею Ноэми: жива ли она, или я встречу ее там. Это желание не исполнится, но другое желание… ты можешь удовлетворить его.

— Говорите, батюшка.

— Джонатан, ужели я не увижу в последний раз нашей Роземонды?

— Завтра, батюшка, я поеду за ней в Вену.

— Благодарю, Джонатан; Бог благословит тебя за это и, надеюсь, позволит мне дождаться твоего возвращения.

На другой день егермейстер в самом деле был в дороге. Далеко провожал его Эверард, который желал бы ехать вместе с ним в Вену, но должен был возвратиться домой, потому что некого было оставить с больным стариком. Было давно за полдень, когда Эверард обнял путешественника и, пожелав ему счастливого пути, медленными шагами пошел домой. Настала уже ночь, когда он вошел в лес, но это была июньская ночь, тихая и ясная. Эверард остановился на одной горе, откуда виднелась очаровательная панорама окрестных холмов и долин, облитых бледным мерцанием луны. Он сел на траву и задумался; он чувствовал потребность оглянуться на прошедшее и подумать о будущем; ему казалось, что наступал новый период его жизни.

Часы этого раздумья пролетели быстро; занялась заря и своим светом увенчала вершину горы, на которой находился Эверард. Мечтатель совершил утреннюю молитву и поспешил домой. Его дорога шла мимо любимого грота; он хотел посетить свое убежище, но вдруг с криком изумления и негодования отступил назад на несколько шагов. На берегу ручья, близ грота, сидел какой-то незнакомец, опустив голову на свою руку. Это был мужчина лет тридцати пяти, с прекрасным и выразительным лицом, в зеленом, застегнутом сверху донизу рединготе, на котором виднелась красная ленточка. В его приемах было что-то воинственное. Вдруг Эверард заметил, что незнакомец плакал, и тотчас почувствовал к нему живую симпатию. После минутного молчания он произнес самым нежным голосом:

— Блаженны плачущие!

— Кто это говорит? — сказал незнакомец, обернувшись к Эверарду. — Какой-то мальчик! Друг мой, ты здешний? — прибавил он.

— Да, милостивый государь.

— Значит, ты можешь сказать мне… но у меня нет сил говорить; позволь мне несколько собраться с мыслями.

— Плачьте, выплачьте все слезы, — сказал Эверард, тронутый горестью незнакомца, — слезы облегчают душу. Знаете ли вы легенду о водах этой горы? — прибавил он, как будто разговаривая сам с собою. — Какой-то нечестивый рыцарь рассказал одному святому пустыннику историю своей жизни, но не по чувству раскаяния, а в насмешку. «Что мне теперь делать, отец, — прибавил он, — чтобы загладить свои преступления?» «Стоит только наполнить водой эту бутылку», — отвечал пустынник. «Что так мало? Ужели ты избавишь меня от грехов за такую безделицу?» «Да, но дай мне слово благородного человека, что исполнишь это», — сказал пустынник. «Даю, кажется, не так далеко бьет источник». С этими словами рыцарь пошел к источнику, но только он приблизился, как источник пересох. Он пошел к ручью — пересох и ручей; пошел к потоку — поток иссяк; пошел к реке, но вода не полилась в бутылку; пошел к морю, но морские волны даже не омочили краев бутылки. После этих безуспешных странствований рыцарь возвратился к пустыннику. «Старик, — сказал он, — ты посмеялся надо мною, но это не пройдет тебе даром». Рыцарь ударил пустынника по щеке. «Боже мой, будь милосерд к нему!» — произнес пустынник. «Проси лучше за себя», — вскричал рыцарь и толкнул пустынника с такою силою, что тот повалился на землю. «Боже, — произнес старец, — прости его грехи!» «Замолчишь ли ты наконец?» — закричал взбешенный рыцарь и поразил отшельника своею шпагою. «Боже! — сказал отшельник, — прости его, как я прощаю». Эти евангелические слова потрясли ожесточенное сердце рыцаря; он затрепетал и упал на колени пред благочестивым старцем, и вот слеза за слезой покатились в пустую бутылку; она была уже полна, а рыцарь все еще плакал, и эти слезы не только спасли его, но, слившись с горными источниками, сообщили им целительную силу.

— Итак, выплачьте все ваши слезы, — прибавил Эверард, — слезы облегчают душу, слезы утешают в горести.

Незнакомец с улыбкою смотрел на маленького пастушка, который говорил таким мистическим языком. Эверард в самом деле был одет как горный крестьянин, но под этим грубым платьем с первого раза можно было отличить в нем природные достоинства. Поэтому путешественник начал говорить с ним с некоторым уважением.

— Кто вы, мой друг? — спросил незнакомец.

— Сын графини Альбины фон Эппштейн, — отвечал Эверард.

— Сын Альбины! Где теперь она?

— Умерла для всех, кроме своего сына.

— Что вы хотите сказать?

— Умершие всегда живут для тех, кто любит их.

— Так Альбина живет и для меня, — произнес незнакомец с выражением горести, — один Бог знает, как я любил ее. Когда вы лишились своей матери?

— В тот день, как родился.

— По крайней мере, от нее осталось что-то на земле; позвольте, мой друг, посвятить вам мою привязанность, которую я питал к ней.

— Вы знали, вы любили мою мать, и я люблю вас, — сказал Эверард.

Новые друзья подали друг другу руки.

— В самом деле, вы так похожи на Альбину, — снова начал незнакомец. — Как ваше имя?

— Эверард.

— Эверард, повторяю вам, что ваша мать ожила в вас.

— И она живет еще для меня. Она умерла только для других, но я слышу ее, я вижу ее; одна она моя покровительница.

Эверард рассказал историю всей своей жизни. Незнакомец слушал этот странный рассказ без малейшей улыбки недоверия, как человек, измеривший слабость и шаткость своего ума перед таинствами природы и божественным всемогуществом. Эверард сказал несколько слов и о графе Максимилиане. Тайна смерти Альбины была похоронена вместе с нею; путешественник оплакал ее нечаянную смерть, не подозревая преступления убийцы. Потом незнакомец с живым участием стал расспрашивать Эверарда и о семействе егермейстера.

— Итак, вы знали Вильгельмину? — спросил Эверард. — Ее ранняя смерть так трогает вас. Вы оплакиваете ее и мою мать, как родных сестер.

— Да, как родных сестер. Но вы говорите, что старик Гаспар еще жив и что Вильгельмина оставила Джонатану дочь?

— Да, это моя сестра, Роземонда. Джонатан уехал за нею в Вену.

— Он скоро возвратится?

— Я думаю. Он должен поспешить, если хочет исполнить последнее желание Гаспара, который лежит теперь на смертном одре и ожидает свою внучку, чтобы еще раз взглянуть на нее. Есть еще одно желание у Гаспара, но исполнение его зависит от одного Бога: ему хотелось бы узнать, жива ли еще другая его дочь, Ноэми, но Ноэми во Франции — и это желание не будет услышано.

— Напротив, — возразил незнакомец.

— Кто же исполнит его?

— Я.

X

Эверард пригласил незнакомца в дом егермейстера, и он с радостью принял это приглашение.