Странник - Круз Мария - Страница 37

Матчасть, матчасть. Без изучения и освоения матчасти службы нет и быть не может. Устроил очередные стрельбы, на этот раз из тяжелого оружия. Крупнокалиберные пулеметы и автоматические Мк.19. На дистанцию в пятьсот метров и один километр. С пулеметами для себя ничего сложного не видел, а вот к автоматическому гранатомету пришлось приспосабливаться. И к примитивным прицельным, и двойному взведению очень тугого затвора при зарядке очередной ленты, и к тому, что здесь не «улитку» меняют, а просто берут полную ленту из цинка и укладывают ее, свернув, как получится, в металлический короб.

Что понравилось — боеприпасы. У нас и близко ничего подобного не было. Гранаты «двойного назначения» М433 HEDP, каких у нас на складе было великое множество, могли косить пехоту и уничтожать легкую технику — они пробивали до пяти сантиметров стали. До пяти метров был радиус «летального поражения», и до пятнадцати осколки ранили всех подряд. При стрельбе с турели отдача почти не ощущалась, так что оружие оказалось очень серьезным. Отстреляв несколько лент, я научился попадать в остовы старых машин, которые натащили в поле у базы в качестве стрельбища, почти без промаха. Правда, скорость у этих гранат так себе, так что бить по движущейся цели станет труднее. Ну да ладно, разберемся.

Когда народ потянулся на ужин, подошел Шон — бывший полицейский. Сказал:

— Готов пообщаться с пленными?

— Пошли.

С Шоном было еще двое из группы Митча — высокий, мощного сложения мужик средних лет, когда-то служивший в американской морской пехоте и представлявшийся как Эйб, и блеклый, какой-то незаметный Роналд, тоже где-то когда-то служивший, но где именно — я не запомнил.

— Действуем просто, — сказал Шон, показывая, что у него в руке сразу несколько автомобильных ключей. — Отъезжаем прямо на фургоне подальше от терминала и там разговариваем. Впечатлительные смотреть не будут, и задержанные должны стать сговорчивей. Нам машина нужна.

— Возьмем один «гантрак», — сказал я, показав в сторону двух оставшихся в терминале «унимогов» песчаного цвета, тот самый, с которого я сегодня стрелял из «марк-девятнадцать».

Открыв увесистую бронированную дверь, я вскарабкался в высокую, открытую сверху кабину. Повернул переключатель, вдавил красную, похожую на гриб кнопку стартера. Двигатель фыркнул, заработал ровно, подвеска слегка качнулась под весом четырех человек, забравшихся в машину. Поползло вверх полотно ворот.

13

— Этот с Синдромом, — сказал Шон, удерживая в руке черный пластиковый пистолет полицейского «тазера».

Витые провода из него тянулись к увесистым грузам с иглами, воткнувшимися в грудь человека с окровавленным лицом, сейчас лежащего на спине. Мы с Эйбом перевернули его на живот, не обращая внимания на дикие крики и идущую изо рта пену, стянули ему кисти пластиковыми наручниками, которых у того же Шона при себе оказался немалый запас. Затем стянули ноги и, приподняв за воротник кожаной куртки, подтащили к стене фургона, бросив на нее.

Но пленный от этого не угомонился. Он дергался, орал, пытался ударить нас уже связанными ногами и даже потянулся зубами к ноге Эйба, получив в ответ ботинком по физиономии. Даже два ранения, пусть и нетяжелых, явно никак ему буйствовать не мешали.

— Не годится он для разговора, у него приступ, — заключил Шон, рассматривая психа с татуировкой «Грешники» на лбу. — Запираем — и пошли с другими общаться.

Наручники снимать, понятное дело, никто с него не стал. Закрыли дверь в фургон и вновь подогнали машину задом к стене. Пусть сидит. Следующим оказался тот, которого взяли мы, из приехавшей смены. Он тоже был ранен, повязка, которую ему наложили на бедро, промокла от крови и явно требовала замены. Он не буйствовал, был тих и, кажется, напуган. Шон был прав — за время одинокого сидения в темноте, без еды, воды и ходя в туалет в угол фургона, он «дозрел» и сейчас был рад рассказать все, что знает.

— Ты говори все как на исповеди, хорошо? — сказал Шон. — А то мы вывезем твою задницу в поле и там бросим, а на кровь сам знаешь кто придет.

Пленный совсем молодой, не старше двадцати лет. Волосы, длинные, темные, растрепанные, прилипли к потному лицу. Без Синдрома, никаких пятен на лице, так что даже не знаю, что о нем думать. Это не псих, этот в бандиты пошел по призванию, так сказать.

— Да, — закивал он.

— Сэр, — подсказал ему Шон.

— Да, сэр, — повторил пленный.

— Уже лучше. То, что ты из «Грешников», мы уже знаем. Где ты находился до того, как приехал сюда?

— Возле озера Хелена, там у нас одна из баз, — ответил он сразу же, не задумываясь.

— Сколько времени следили за нашей базой?

— Несколько дней… — Он задумался. — Четыре дня? Да, наверное, четыре.

— Зачем?

— Ну, — он вроде как растерялся от этого несложного вопроса, — просто следили, чтобы все знать, сэр. Зачем вообще следят?

— А знать — зачем? — попробовал уточнить Шон.

— Я не знаю, сэр, — пленный точно совсем растерялся, — да, не знаю. Послали следить, мы и следили. У нас Кэтфиш был здесь за главного, у него еще «чернила» на лбу, там написано «Грешники». Он знал, наверное.

Мы переглянулись. Шон кивнул, точнее — показал глазами, прикрыв веки, что ничего не пропустил.

— Сколько вас всего?

Пленный говорил, не забывая добавлять «сэр». Банда выходила немаленькая, за сотню только активных бойцов, мужчин, а с ними были и женщины, которые тоже могли стрелять.

— Я фермеров видел у вашей базы, — сказал я.

— Да, сэр, есть фермеры, — с готовностью подтвердил пленный. — Сардж приказал фермеров не трогать, если они хотят жить на территории «Грешников» и делиться. Однажды один не понял про «не трогать», и Сардж его выпотрошил как рыбу.

Сарджем звали главаря «Грешников», как нам уже успел рассказать пленный. Знали его как бывшего сержанта то ли из «Дельты», то ли еще откуда, но все с его слов, понятное дело. Был он «синдромником», причем совсем, на всю голову психотным, собрал вокруг себя с десяток самых отборных головорезов, таких же больных, с которыми держал всю остальную банду в полном подчинении. Насколько он покровительствовал тем, кто живет на его территории, настолько же он был беспощаден к другим, не своим. Банда время от времени ходила в набеги на земли других «племен», как уже банды начали себя именовать, оттуда привозили пленных, которых пускали на «мясницкие цирки», как они сами именовали свою «коллективную терапию».

В общем, много он рассказал. А следом за ним второй, тот, который сдался сам, выбежав из горящего дома к группе Митча, тоже не «синдромник», только не молодой, как первый, а лысоватый мужик лет под сорок с окладистой бородой, катавшийся с бандой байкеров до Эпидемии, подтвердил сказанное практически до последнего слова.

Двух сотрудничающих пленных пересадили в двадцатифутовый контейнер, который специально подтащили сегодня поближе к терминалу. Им дали пенопласт для подстилки, одеяла, еду, воду, ведро для туалета, а раненого перевязали, вкололи ему болеутоляющее и антибиотики. В общем, решили пока не убивать, не терзать и держать в относительно приличных условиях — мало ли зачем они еще пригодятся? Хотя бы для того, чтобы опровергать или подтверждать то, что скажет Кэтфиш. А сказать он что-то должен, потому что у любой гуманности есть свои пределы. На бандитов с живодерскими наклонностями она, эта самая гуманность, распространяется крайне ограниченно. Надеюсь только, что Синдром процессу нашего общения не помешает.

Самого же Кэтфиша, который после вспышки синдромного бешенства был апатичен и обессилен, посадили на цепь в буквальном смысле этого слова — пропустили ее снаружи в кузов фургона, обвязали вокруг шеи и заперли на подвесной замок, освободив руки и ноги от «браслетов». Он нам тоже пока живым нужен, так что держать запястья постоянно перетянутыми — тоже так себе идея будет. Его заново перевязали да и оставили одного, в компании с двумя пластиковыми бутылками минералки и обрезанной пластиковой канистрой вместо уборной.