Колесо судьбы. Канон равновесия (СИ) - Плотникова Александра - Страница 31

На пару лет пришлось отправиться за море: там, вдалеке от угасших Колонн, спасу не было от теней, демонов и всяческой мертвятины. Тревожное ощущение беды при этом не покидало меня. Спокойно работать не получалось вовсе — как будто сзади подкрался мой водяной братец Рино и разом воткнул пониже спины с десяток острых шил от щедрот душевных. «Нужно как можно скорее вернуться в Тореадрим!» — истошно вопило чутье. Я был по уши завален работой, собственное тело готово было вот-вот объявить мне бойкот за небрежение, но бросать загаженные Смертью земли я не имел права. Тем более, когда люди, устав бояться и отчаявшись выжить и найти защиту, смотрели на меня, как на единственную надежду на спасение.

Однако чутью всегда стоит верить, даже если ты сам считаешь его вопли пустой прихотью. Когда до меня начали доходить слухи о возможной новой войне между ифенху и Орденом Святого Сиареса, о дипломатическом скандале, я плюнул на все и помчался обратно.

В десмодском небе отродясь не видали дрейгов, и про мой перелет через море потом поползли россказни и слухи — дескать, призван я был из мира демонов покарать за грехи кровавого тирана, Волка то есть. Отдыхал на скалах, охотился на морских птиц, спал на лету — и через три дня уже приземлился на побережье Ниерра.

В голове набатным колоколом гремела тревога — я не успевал! Чешуя и гребень на спине вставали дыбом от нарастающего ощущения опасности. Время утекало сквозь пальцы быстрее воды, счет шел даже не на дни — на часы. Так что, отказав себе даже в краткой передышке, я снова шагнул в леденящее серое марево Грани, где время и расстояние не имеют значения. Само бытие там замирает, вымороженное смертной стынью, лишь заблудшие души и хищные твари, алчущие тепла живых, бродят по иссушенным, просторам под багровым солнцем.

Каждый проход по Грани отрывал от моей души промороженные клочки, с каждым разом облик мой в мире мертвых становился все уродливее. Чтобы сохранить себя, приходилось обрастать толстой чешуйчатой броней, отпугивать всяческую нечисть. Не дрейг, не кхаэль — чудовищное порождение чужеродной душе и телу Стихии, от которой одна моя половина всегда испытывала дикий звериный восторг, а вторая — панический ужас.

Я рассекал телом густую холодную хмарь, вздрагивая от ее липких щупалец. Несся громадными прыжками, стремясь поскорее закончить эту муку. Рядом, то и дело норовя укусить за крыло, скакал Маар — черная красноглазая тень, похожая на огромную крысу. С ним надо держать ухо востро: чуть зазеваешься, чуть ослабишь волю — оседлает, задавит и не вырвешься. Мы огрызались друг на друга, я всей шкурой ловил его желание заполучить мое тело в свои лапы. Но покуда хватало сил отбиваться.

Почти пять тысяч лет хожу сквозь Грань, а все никак не привыкну к этой пытке.

Цель приближалась скоплением светло-радужных огоньков — тореадримский дворец напоминал мне бессмысленную толкотню светлячков в банке. Бьются, гудят пустыми никчемным мыслями смертные дворянские бездельники, копошатся, как опарыши в тухлом куске мяса… И где-то отчетливо пахнуло близкой смертью, так что инстинкт Смертоносца опять взвыл в полную силу.

Среди придворного сброда алым гневом и черной скорбью полыхала единственная душа. К ней-то я и шагнул, выдираясь из морозного марева и возвращая себе нормальный облик. С одежды, крыльев и волос на пушистый ковер поползли пласты инея. Я отряхнулся и подошел ближе к свету кристалла, стоявшего на письменном столе среди бумаг. Кланяться Эль-Тару не было нужды. Его, скорее, требовалось споить парой бутылок крепкого вина. Причем немедленно.

— Что случилось? — спросил я.

Ваэрден поднял от бумаг озверелый взгляд налитых кровью глаз и уставился мне в лицо. Да так, что у меня гребень на загривке под волосами встал дыбом.

— Явился все-таки, — прохрипел он. За его спиной в окно хлестали струи проливного дождя, темень царила непроглядная, грозовая. Сверкнула очередная вспышка, громыхнул раскат, и я встряхнулся, окончательно согнав остатки наваждений Грани. И только после этого заметил, что с Волка чуть ли не ручьями капает вода.

А мокрый ифенху, даже с кхаэльскими задатками — дело вовсе неслыханное.

— Ты не посмеешь его забрать! — в речи Волка лишь иногда проскакивали внятные слова, все остальное больше напоминало нечленораздельное рычание.

Забрать? Та-ак.

То-то меня так погнало назад. Уходил кто-то, близкий Хранителю Равновесия, уходил не ко времени, раньше срока. Да не просто кто-то — Разэнтьер Воладар.

Да что за мерзота творится на этой темной планетке?! Этот еще, все одно, что истукан каменный. Вперился глазами в никуда и сидит. Так дело не пойдет.

Я решительно обошел стол, навис над ушедшим в себя Волком и хорошенько его встряхнул, выдернув при этом из кресла. На миг в глазах мелькнул проблеск ярости, он попытался отмахнуться от меня когтями, но куда там! Я и отца в бешенстве мог удержать, коли надо было.

— Пошли, ты переоденешься. Потом отведешь меня к нему и расскажешь, что произошло.

Спокойно-непререкаемый тон подействовал, Ваэрден подчинился. Ох, не хватало ему рядом кого постарше да без соблюдения субординации! При всем моем уважении к Разэнтьеру и иным «волчатам», они порой все-таки не успевали или не могли как следует придержать дурь своего Мастера. А последний маялся в золотой дворцовой клетке без семьи — появляясь в Тореадриме время от времени, я несколько раз слышал ночами жуткий тоскливый волчий вой. Рулады надрывали душу и заставляли горожан прятаться по домам, суеверно чертя защитные руны.

Он очень старался сохранить маску бесчувственного тирана с каменным сердцем. Но никакая маска не могла скрыть звериной тоски по свободе. Ни одна личина не могла удержаться перед Смертью в моем лице, властной отобрать у него единственную по-настоящему родную душу. И тайными коридорами вел меня не грозный Эль-Тару, нет! Всего лишь ифенху, раздавленный пониманием того, что смерть неизбежна. И знание о возможности перерождения никак не могло послужить смирению. Впервые мне тогда захотелось обнять его, как я частенько обнимал поганца Рино — спрятав под крыльями и ероша лохматую дурную голову. Вот ведь шуточки у Времени…

Перед дверьми Воладаровых покоев дежурила двойная стража. А внутри толпилась почти вся Клановая верхушка, начиная от личного адъютанта и заканчивая старшими командующими подразделений. От каждого веяло страхом, но ни один старался этого не показать.

— Вон! — кажется, рявкнули мы с Волком одновременно, да так, что матерых генералов сдуло. Ни словом не возражая ни вслух, ни мысленно, они ретировались за двери. Рядом с ложем Кланмастера Воладара остался только невозмутимый, как скала, Мелкаэн Таймар. Впрочем, целительская братия вся такая: если кто-то находится на их попечении, они будут делать свое дело. А кто там рядом маячит — смерть ли, или же всяческие высокородия, — им совершенно все равно.

— Регенерация маловероятна, Мастер, — вздохнул ученый. — Темный дар не может запустить ее при таких повреждениях. Разэнтьер в конце концов умрет или от потери крови или от болевого шока.

Я успел сцапать Ваэрдена за плечо до того, как он ринулся смести Мелкаэна.

— Стоять! Тебе там делать нечего!

Смерти боятся решительно все, даже если не обращают на нее внимания. Таймар и слова против сказать не посмел, когда я жестом велел ему придержать Волка а сам подошел к постели умирающего и приподнял испятнанную кое-где кровью простыню.

Лежащее под ней тело напоминало, скорее, кусок мяса с ошметками кожи. Самый страшный для ифенху вид ран — водяные ожоги. Темный дар постоянно питается жизненной силой их тел, да так, что они вынуждены пить кровь и агонию своей добычи, чтобы восполнить ее. А вода пожирает то, что не досталось Темному дару. И если обычное живое существо не замечает, как вода впитывает и смывает с тела силовой кокон, то для Темных это оборачивается плохо заживающими ожогами и сильной болью.

Воладар был уже не жилец. Даже меня замутило при виде покрытого спекшейся корочкой открытого мяса и изуродованного лица. Сиплое тяжелое дыхание прерывалось, в груди булькало и свистело, тело судорожно подергивалось.