Нежданно-негаданно - Ермолаев Юрий Иванович - Страница 16

«Не бойсь. При мне он тебя не тронет. Садись сзади, и мчим в Москву. Я буду приёмной комиссии показываться. Может, в ученики к дрессировщику возьмут».

«А мне зачем ехать?» — спросил я, косясь на тигра.

«При тебе я бойчей», — ответил Яша. Вот чудак! Живого хищника не боится, а приёмной комиссии испугался.

Яша пододвинулся, освободив мне место на спине тигра. Я сел. Тигр по приказу Яши обмотал нас хвостом, чтоб не упали, и помчался в Москву. Лесом, вдоль шоссе. А по Москве тигр бежал парками, перескакивая из одного в другой гигантскими прыжками.

Экзамены почему-то проходили не в цирке, а в зоосаде, на площадке молодняка. Но как только мы вместе с тигром появились на этой самой площадке, зверята и вся приёмная комиссия бросились наутёк. С перепугу кто-то наскочил на меня и так толкнул, что сбил с ног. Я полетел и свалился… с постели.

Ну и сон мне приснился! Захочешь — не придумаешь.

Глава семнадцатая. Позавтракали

Проснулся я и понял, что это не тигр рычит, а гром громыхает. По крыше и окнам стучал дождь. То и дело сверкала молния. Но гром меня не испугал. Я ужасно обрадовался свету и наступлению утра. Я побежал к окну, отворил его и увидел Яшу. Он тоже стоял у раскрытого окна.

— Здравствуй! — закричал я. — Мне приснился сон, будто мы с тобой ехали в цирк верхом на тигре. Ты там экзамены держал на дрессировщика.

— Кабы наяву, — отозвался Яша и спросил: — Чего делаешь?

— Ничего, — ответил я. — Сейчас пойду к тёте Клаве чай пить, а как дождь кончится, к деду в больницу поеду.

— Айда вместе! — вызвался Яша.

— Айда! — обрадовался я.

— Тогда мчим к завхозу. Возьмём, чего выпишет, и порядок.

— А чего он выпишет? Он разве врач?

— Какой врач? — засмеялся Яша. — Накладную на продукты выпишет. Больным положено.

— После сходим, — возразил я, — тётя Клава меня завтракать ждёт.

— После его дома не застанем, — объяснил Яша. — На весь день по делам закатится. Пойдёшь без гостинцев.

Я вздохнул. Если так, то надо идти к завхозу. Вынул я из ящика на ограде свежие газеты и пошёл за Яшей. Хорошо хоть, что дождь кончился.

На воротах палисадника завхоза висела дощечка с надписью «Во дворе злая собака». Но Яша спокойно открыл щеколду и позвал меня:

— Заходи. Это так, для острастки. Зажирел их Барбос, нипочём не тронет.

Мы вошли во двор, заваленный брёвнами и тёсом. Из-за них даже собачью конуру не было видно.

— Избу расширять задумал, — сказал Яша про завхоза, — трёхстенку пристраивает. Хозяйственный человек!

В сенях было чисто. Под потолком висели свежие берёзовые веники. Они пахли приятным, сладковатым запахом.

— Надо же, сколько наломал! — покачал я головой. — Ведь это тоже браконьерство.

Но Яша на этот раз был другого мнения.

— Для коз на зиму запасает, — объяснил он. — У него три дойные козы.

— Кто там? — спросил из-за большой, обшитой клеёнкой двери женский голос.

— До Матвея Палыча мы, — солидно сказал Яша и потянул тяжёлую дверь на себя.

У завхоза в доме мне понравилось. Никаких старинных буфетов и сундуков. Широкая тахта с полированной спинкой, стол на тоненьких ножках, два низких кресла, телевизор на тумбочке. Настоящая городская обстановка.

Завхоз сидел на подоконнике и брился. Он выключил электробритву, чтоб не шумела, и спросил нас:

— С чем пожаловали, герои?

Яша объяснил, зачем мы пришли.

— Как — в больницу увезли? — удивился завхоз и крикнул жене: — Катя, Николая Ивановича-то в больницу взяли!

— Видела я вчера, — отозвалась она из кухни.

— Мы к нему собрались, — сказал Яша и попросил: — Выпишите накладную на продукты.

Завхоз сокрушённо закачал головой.

— Ох-хо-хо!.. Вот так целый день. Одному то дай, другому это. Как белка в колесе… — пожаловался он неизвестно кому.

— Ты хоть добрейся, — высунулась из кухни жена.

Завхоз огорчённо развёл руками:

— Целый день вот так, целый день…

Мне не понравились его причитания, и я сказал:

— Если не можете, не давайте.

— Молод ещё указывать, — строго сказал мне завхоз и достал из-под стола свой толстый, большущий портфель. Он вынул из него какие-то квитанции, повертел одну в руках и что-то написал на ней. — Топайте к деду Василию, — протягивая Яше квитанцию, сказал завхоз.

Мы побежали на другой конец деревни, где находилась колхозная кладовая.

— Вот жмот, — посмотрев накладную, высказался Яша, — не мог десяток яиц дать!

Кладовщик был старый-старый. На вид ему можно было дать лет сто. А сколько на самом деле, никто не знал.

— Он деда Акима старший брат. Когда дед Аким в люльке качался, он уже сватался, — пояснил мне Яша и закричал во всё горло: — Дедушка, отпусти продукты!

Старик посмотрел на Яшу так, точно видел его первый раз в жизни, потом достал из кармана пиджака длинными, костлявыми пальцами большой белый платок, вытер им набежавшие на глаза от старости слезинки, громко высморкался и аккуратно убрал платок обратно. Только после этого уже из другого кармана он вынул очечник. Нацепив очки на кончик длинного носа, кладовщик отставил от себя на вытянутую руку поданную Яшей накладную и прочитал вслух, медленно, как первоклассник:

— Две-сти пятьдесят граммов око-ро-ка, триста тво-ро-га, пять штук яиц… Уф-ф-ф… — выдохнул он, точно мешок с плеч сбросил.

Кладовщик положил квитанцию на стол, спрятал очки в очечник и снова сел на скамью. Воцарилось молчание.

— Что ж ты не отпускаешь нам, деду? — подождав немного, закричал Яша.

— Тара где? — даже не поворачиваясь к нему, спросил кладовщик.

Яша хлопнул себя по лбу и выскочил из кладовки.

— Я счас! — крикнул он.

Пока Яша бегал, старик качал головой и тихо причитал:

— Тара в нашем деле важнее всего… Без тары как отпустишь?

— Вот она, тара, — объявил Яша, отдавая кладовщику две стеклянные банки.

Дед повертел их, постучал пальцем по стеклу, не побиты ли, а потом вернул Яше со словами:

— Тара теперича исть, а председательского крючка нетути.

— Какого крючка? — удивился Яша.

Дед объяснил:

— Тут, милки, такое дело-то: на прошлом собрании узаконили, чтоб поверх Матвея Палыча ставил свою закорючку председатель. Усек? А то завхоз иным разом не по делу продукт базарит. У вас всё законно. Продукт больному человеку. Только вот как без закорючки?

— Что ж, нам в Старую деревню за ней бежать? — возмутился Яша.

А я подумал: вот почему завхоз так неохотно выписывал нам продукты. Без председательской подписи всё равно могут не дать.

— Ты, малец, не тереби меня, чисто лён, — сказал кладовщик. — Разве я тебя гоню туда? Я только в уме прикидываю: будет мне пропорция или нет.

— Наверное, будет, раз без подписи нельзя, — высказался я.

Яша свирепо зыркнул в мою сторону глазами, а дед-кладовщик смешно так засмеялся, даже его совсем белые, как полоски бумаги, брови запрыгали.

— Чей же ты такой будешь, что самому себе вред говоришь? — спросил меня кладовщик.

— Внук он Николая Ивановича Шкилёва, — сказал Яша.

— Похож! Вот уж вправду говорят: яблоко от яблони недалече падает, — проговорил старик, растирая кулаком заблестевшие на глазах слезинки. — Твой дед тоже всегда себе вред устраивал. Ну и клевались же мы с ним, чисто петухи. Помню, весной ещё, годов тридцать, а то и поболе назад, пришёл я в правление машину у председателя просить, продукт со своего огорода на рынок везти. А дед-то твой и скажи председателю: «Не давай ему, Лексей, машину». Это мне то есть. «Он силос выгружать свою бабу не пустил». Это я то есть. Вроде бы смехом сказал, разве за это в машине откажут? А председатель всё одно своё недовольство выразил. А твой дед после этого, точно святой угодник, приходит ко мне домой и просит одолжить мешок картошки для посадки. Вот ведь чудак! Верно? Знал, что придёт просить, и такое высказал! Как, молодые люди, думаете, поднялась у меня рука картошку ему выдать, раз он мне этакое зелье подстроил?