Хмурый Вангур - Коряков Олег Фомич - Страница 16

— Ты что это, всерьез на попятную?

— Если хотите, всерьез. — Николай говорил спокойно. — Я люблю смотреть правде в лицо. Ошибся — значит, ошибся. Нет титана — значит, нет.

— Ишь ты, какой маневренный!

Николай пожал плечами:

— Надо быть честным перед наукой.

— Вот именно. И в данном случае надо честно проверить те предположения, которые высказывались о Вангуре. Ведь в некоторых шурфах нам попадался рутил.

— Какой там рутил! Крохи.

— Ну что ж, в верхнем течении крохи, а среднее мы еще не прошли. Пройдем — видно будет.

Николай встал. Он начал злиться.

— Как пройдем? На карачках?

— Хотя бы!

— Эх, Борис Никифорович! Ну ведь вы же опытный человек. Неужели вы не видите, что мы плетемся из последних сил? Ведь припасов почти не осталось.

— Да, — очень жестко подтвердил Пушкарев. — И больше того: осень нынче ранняя, скоро возможны морозы. Урал не очень-то считается с календарями. Мы должны торопиться и торопиться, пополнять припасы времени нет. Время — только на работу.

— Вот-вот. Мы ежедневно теряем его на поиски, на битье шурфов, но к титану мы не приблизились, а к собственной гибели — вполне. Да-да! Я понял, что это несерьезно. Надо немедленно выходить к жилью, а на будущий год организовать специальную солидную экспедицию. Тут нужен настоящий размах.

— Размахнулась крыльями курица… Размах! На государственные денежки. А государство не на будущий год, а нынче, сейчас ждет от нас ответа: целесообразно или нет вести здесь детальную разведку. А она, как известно, стоит больших рублей. И мы, коли уж взялись, обязаны ответить «нет» или «да». То или другое. Но ответить совершенно точно, так, чтобы совесть наша была совершенно чиста, чтобы у самих у нас не было никаких сомнений. Вот почему нам надо спешить и спешить!

— Не понимаю, — в Николае опять кипела злость, — не понимаю: что у нас — научная работа или таежный кросс?

— Научная работа в тайге. В тайге, а не в лаборатории, не в кабинете!

— Вас, я вижу, заедает спортивное самолюбие.

— А вы, я вижу, забываете о научном долге.

— Оставьте эти высокие словеса!

— А низкие мне противны. — Пушкарев помолчал. — И вот что. Давай договоримся так: критиковать меня ты будешь, когда вернемся. А сейчас придется подчиняться. Я заставлю подчиняться!

— И точка. — К спорящим подошел Юра с бритвенным прибором в руках. Он почувствовал, что спор начинает быть слишком уж горячим. — Точка. Регламент научного диспута исчерпан. Прошу приступать к брадобрейным процедурам. — Юра протянул Николаю бритву.

— А ну вас… обоих! — Резко отвернувшись, Николай отошел.

Из кустов настороженно и чуть растерянно смотрел на геологов старый манси.

Бесшумно и быстро скользили над хмуро молчавшим урманом тяжелые, низкие облака.

Глава девятая

1

Заморозки больно щипали землю. Редкие в урмане березы, совсем не радуясь новому, багряному цвету одежды, стояли жалостно-печальными. Словно пытаясь прикрыть свою наготу, растерянно топорщили узловатые ветви лиственницы, потерявшие пышный игольник. И только сосны, ели да могучие, кряжистые кедры ничем не выдавали своего беспокойства перед зимой, уже заносившей над ними свое ледяное крыло, и стояли суровые, чуть потемневшие, лишь покряхтывая на ветру.

Скукожилась и побурела трава. Поникла. Только отдельные ее сухие стебельки не хотели сгибаться и торчали, гордясь никчемной своей прямотой. А может, и не никчемной? И мертвые, они будут, споря с яростным ветром, цепко удерживать около себя снег, чтобы надежнее прикрыть упавшие на землю семена…

Лагерь на Ключ-камне сворачивался.

Удивительное это дело: чтобы развернуть его, нужно каких-нибудь полчаса, а свернуть… тут надо повозиться. Обжитое место ликвидировать трудновато.

Это — как со спальным мешком. Вечером раскладываешь его двумя легкими движениями — одним развяжешь лямку у чехла, другим вытащишь мешок и бросишь в палатку, залезай в него, спи, — а утром надо расправить простынную вкладку, поаккуратней и потуже свернуть мешок, вложить его в чехол да еще и завязать.

И, как всякое жилье, лагерь постепенно обрастает десятками мелочей, кажется, и не очень важных, и неприметных, а коснись их — оказывается, дорогих сердцу и, главное, удобных. Взять хоть колышки к палаткам. На временном ночлеге вырубишь их из первого попавшегося под руку деревца, а потом и выбросишь с легкой душой, а в лагере они подобрались прочные, любовно заостренные, так и хочется взять их с собой, словно не в тайгу идешь, а в безлесную степь.

А личные вещички — носки, тюбик зубной пасты, мыльница, гребенка, тетрадь для записей, перочинный нож, да мало ли еще что! — эти вещички, на походе удобно и компактно ютившиеся в заплечном мешке, глядишь, повылезли из него, и каждая облюбовала себе подходящее местечко. Теперь разыскивай их, вытаскивай, собирай все вместе.

Пожалуй, только Василий Куриков да Степан Крутояров не особенно были обременены этой мелочной заботой и со сбором своих пожитков управились очень быстро. Покончив с укладкой образцов, Степан, деловитый и скорый, помогал снимать палатки и проверял экспедиционное имущество.

Наташа измучилась со своими вещами: она решила забрать с Ключ-камня кое-что и для собственной коллекции. Оказалось, что рюкзак при любых вариантах укладки все-таки имеет определенные размеры, раздвинуть которые нельзя. Но ей очень хотелось сделать это, и пришлось просить помощи. Наташа осмотрелась, выискивая человека посвободнее, и закричала:

— Профессор! А ну-ка, быстро сюда!

Эта непочтительность со стороны лаборантки, имеющей весьма скромное звание студентки-заочницы, никого не удивила. Тотчас девушке откликнулись:

— Сейчас, сейчас! — И к ней поспешил Василий.

— Давай-ка, профессор, помоги. — Наташа указала на рюкзак: — Никак не могу с ним сладить.

Подошел и Степан:

— Что-то многовато у вас набирается. Донесете ли?

— Донесем! — ответил за Наташу Василий.

А сама она только сказала:

— Лишь бы до базы дотянуть.

Степан не удержался и хмыкнул:

— На базе помощники найдутся?

А что тут хмыкать? Известно, что на базе будет транспорт и ни при чем тут какие-то помощники. Однако Наташа почему-то не обратила на эту нелепицу внимания: видимо, думала вовсе не о транспорте.

— Конечно, найдутся, — сказала она и после короткой паузы спросила: — Как вы, Степан Иванович, думаете: нам их недолго придется ждать?

— Нам-то? Кто его знает. Однако, думаю, не нам, а им придется нас ждать… Ничего, подождут.

Наташа прищурилась на него, зачем-то поправила волосы, распрямилась, раскинула руки, словно захотелось ей в счастливом возбуждении объять необъятные таежные дали, что раскинулись перед ней, и с уверенностью подтвердила:

— Подождут!..

2

Куриков решительно закинул ружье за плечо:

— Я все сказал.

Пушкарев посмотрел на него не сердито — грустно и, уже в который раз, спросил:

— Значит, твердо решил?

— Совсем твердо.

— Я ведь не прошу идти о нами до конца. Вот пройдем завалы, начнется чистая вода, тогда и шагай себе домой. А? — Надежды в этом просительном «а» было совсем мало.

— Все сказал, — упрямо повторил проводник. — Много раз сказал. Манси нельзя дальше ходить. Надо домой ходить. До свиданья. — Старик запросто, будто ему нужно было только улицу перейти, протянул руку.

Пушкарев покачал головой, сказал «Эх!» и все же подал руку. Так же Куриков попрощался с Николаем. Юра от него отмахнулся и, не скрывая презрения и гнева, обругал:

— Шайта-ан!

Не говоря больше ни слова, манси повернулся и неторопливым, ровным, спорым шагом ушел в урман. За ним потрусила его лайка, такая же неприветливая и молчаливая.

Затих легкий похруст сучков под ногами Курикова. Николай зло сощурил глаза на Пушкарева: