Большой риск. Путешествие на «Таити-Нуи» - Даниельссон Бенгт - Страница 5

Я с глубокомысленным видом кивнул головой и задал вопрос, уже давно вертевшийся у меня на языке:

- Но скажи, Эрик, почему ты собираешься отправиться в путешествие на бамбуковом плоту, а не на спаренном каноэ? Насколько я знаю, единственными судами, на которых плавали в былые времена полинезийцы, были каноэ с балансиром и спаренные каноэ.

- Ты отчасти прав. Ни один европеец никогда не видел настоящего морского парусного плота

полинезийцев, построенного из бамбука, - ответил Эрик. - Но не надо торопиться с выводом, что в Полинезии никогда не было таких судов. Они несомненно исчезли еще до того, как были открыты острова, и по той простой причине, что полинезийцы перестали совершать дальние плавания. Однако повсюду можно видеть парусные плоты, пусть претерпевшие большие изменения. И на некоторых островах по сей день живут старики, которые могут описать эти древние суда.

Должно быть, на моем лице выразилось сомнение, так как Эрик повысил голос и убежденно добавил:

- Надо полагать, что в очень далекие времена на всем Тихом океане плавали на парусных плотах. Если это не так, то чем же объяснить, что по обе стороны Тихого океана по-прежнему пользуются плотами одного и того же типа - в Перу на востоке, на Тайване и в Индокитае на западе?

- Поэтому-то ты и оснастил свой плот и перуанским выдвижным килем и китайским такелажем, всем сразу, - выпалил я.

Эрик с серьезным видом кивнул головой. Я не вполне себе представлял, как можно было построить доисторический плот, никогда не видев его. Но моя главная задача показать, каким человеком был Эрик де Бишоп и какую цель он преследовал, совершая путешествие на плоту. Поэтому я не буду подробно останавливаться на этом споре, который продолжался несколько часов. Наш разговор был прерван сильным стуком в дверь каюты. С разрешения Эрика вошел новый посетитель. Это был коренастый, крепкого телосложения мужчина лет тридцати, с прямым и смелым взглядом. Он сразу же произвел на меня приятное впечатление. Эрик представил его. Это был Алэн Брэн, один из его четырех спутников. Он спросил, как и где разместить только что привезенные съестные припасы. Эрик несколько раздраженно ответил, что Алэн достаточно опытный моряк, чтобы разрешить этот вопрос самостоятельно, и с жаром продолжал оспаривать мое замечание относительно его теории. В дверь снова постучали. На этот раз вошел коллекционер автографов. Он забыл свою ручку и книгу, но все же попросил Эрика дать автограф. Почти одновременно появились остальные три члена экипажа. Они пришли посоветоваться с капитаном по какому-то важному делу. Я быстро попрощался с Эриком и с его вахине, которая по-прежнему любезно улыбалась мне, и отправился укладывать свои вещи.

Через две недели после нашей беседы состоялось отплытие. Это был настоящий народный праздник. Подобное зрелище можно было увидеть на Таити во время ежегодных состязаний на каноэ по случаю национального дня Франции 14 июля. Все европейские обитатели Таити и тысячи островитян, во главе с губернатором и католическим епископом, торжественно прошествовали к пристани. Многие прибыли на парусных каноэ и, медленно подгребая веслами, нетерпеливо кружили вокруг обвешанного венками плота. Всюду стоял гомон, раздавался смех, звучали песни. Вдруг послышалась барабанная дробь. Шум стих, и все начали смотреть в ту сторону, откуда она доносилась. Через секунду из прибрежных зарослей показалась толпа таитянок-танцовщиц "хула-хула" в юбках из лыка. Ритмично покачиваясь, они приближались к Эрику и его спутникам. Затем они станцевали зажигательный "упаупа", спели сочиненную по случаю отплытия плота прощальную песню, сняли с себя венки из белых цветов, "тиары", и надели их на шеи путешественников. Это были типичные таитянские проводы, какие местное население устраивало в древние времена выдающимся вождям, отправлявшимся в дальние и неведомые края.

Явно взволнованные Эрик и его товарищи сошли на борт "Таити-Нуи" и забрались на крышу каюты. Ожидавший их буксир потянул плот в море. Я провожал взглядом эти два столь отличавшиеся друг от друга судна, пока они не скрылись за Оутумаро, мысом Прощания душ. Пятеро мужчин - маленький, сухой человек в белой рубашке и коротких штанах и четверо богатырей в набедренных повязках - до последней минуты стояли на крыше и весело махали оставшимся на берегу.

Два года спустя почти такая же толпа снова собралась на пристани в Папеэте, встречая возвращавшихся путешественников. Но на этот раз не было ни шуток, ни смеха, ни песен, девушки-танцовщицы, одетые в белые праздничные платья, стояли вместе со всеми.

За несколько дней до возвращения путешественников жителям Таити стало известно, что путешествие на плоту закончилось трагически: Эрик де Бишоп погиб.

Французская канонерка, высланная за оставшимися в живых, с приспущенным флагом медленно подходила к пристани. Офицеры и матросы выстроились в почетном карауле; под громкие рыдания женщин и мужчин матросы подняли из трюма судна простой деревянный гроб и установили его на прицеп военного автомобиля. Только через некоторое время после того, как автомобиль уехал, появились остальные участники путешествия. Товарищи Эрика медленно шли по сходням. Они были сдержанны, молчаливы и, казалось, все еще находились под влиянием пережитого. Их короткие ответы тонули в гуле толпы. Из того немногого, что я услышал, было не трудно понять, что все тяготы экспедиции легли на плечи Алэна Брэна. Опасное путешествие наверняка окончилось бы еще более трагично, если бы он не сдержал слово, данное Эрику, и не сопровождал его и на обратном пути от Чили до Полинезии.

Несколько дней спустя по счастливой случайности Алэн оказался моим соседом в Паэа, местечке на западном побережье Таити. И мы часто встречались. Вначале Алэну было, видимо, тяжело говорить о неприятных и вызывающих горькие воспоминания переживаниях. Но однажды вечером лед тронулся. Неторопливо, будто исповедуясь передо мной, он обстоятельно рассказал все, что произошло за эти два долгих года, начиная с того радостного дня, когда в ноябре 1958 года они отправились в путешествие с острова Таити, до печального возвращения в сентябре 1958 года.

Вот этот рассказ, просмотренный Алэном до того, как я получил разрешение на издание его в форме книги. Алэн был последним и самым близким другом Эрика де Бишоп, его достойным преемником по руководству экспедицией, и поэтому я позволю себе начать рассказ с него, то есть с тех странных обстоятельств, которые привели Алэна к первой встрече с Эриком.

Итак, слово предоставляется Алэну.

Глава первая. Необычный путь на Таити

В том, что за свою небольшую жизнь я в общей сложности больше года провел на различных плотах, которые имели свойство тонуть или разваливаться под ногами, главным образом виноват мой брат Мишель. Сейчас я живу на берегу сияющей лагуны, в прохладном домике из пальмовых листьев. Вспоминаю прошлое, беспечно развалившись в удобном кресле, и совсем не в обиде на брата. Наоборот, я благодарен ему. Без его вмешательства в мою жизнь и без его заразительного примера я, наверное, никогда не попал бы на Таити и никогда не познакомился бы с таким замечательным человеком, полным творческого вдохновения, каким был Эрик де Бишоп.

Первый раз Мишель сыграл в моей жизни решающую роль после окончания второй мировой войны, когда мне исполнилось шестнадцать лет. Справедливости ради я должен тут же заметить, что тогда его влияние на меня было ненамеренным и неосознанным. В войну я остался сиротой и жил то в различных детских колониях в Алжире, то был приемышем у чужих людей. Как только восстановилась связь между Северной Африкой и Францией, я отправился в Марсель разыскивать своих братьев и сестер, о которых несколько лет ничего не знал.

Кроме Мишеля, который был старше меня на год и уже служил моряком, я постепенно нашел всех: одни были в детском доме, другие воспитывались как приемыши. Прибыв во Францию, я решил было стать пекарем, чтобы после голода и лишений, перенесенных в годы войны, вволю наесться хлеба и пирожных.Но все булочники, к которым я приходил наниматься, казалось, угадывали мои намерения, смеялись надо мной и отказывались принять меня на работу. Поэтому я последовал примеру брата и поступил в марсельское мореходное училище. Я питал надежду попасть бесплатно в какую-нибудь далекую, не пострадавшую от войны страну, где было бы много молока и меда.