Большой риск. Путешествие на «Таити-Нуи» - Даниельссон Бенгт - Страница 30

Таковы основные факты.

Посоветовавшись друг с другом, мы единодушно постановили:

1) разрешить Хуанито Буэгуэньо строить плот при условии, если это не уменьшит и без того очень малую плавучесть "Таити-Нуи II";

2) как только плот будет готов, без колебания и жалости заставить нашего бывшего товарища, хочет он того или нет, покинуть нас и уйти на своем плоту; предварительно мы выделим ему его часть продовольствия и воды.

Этот протокол я прочел Хуанито Буэгуэньо, чтобы он был осведомлен о нашем решении.

Составлено в двух экземплярах на борту Э. де Бишоп Капитан

Эрик, ослабевший от чрезмерного напряжения сил, снова впал в забытье. А мы с притворным равнодушием занялись своими делами. Однако время от времени мы поглядывали на левый борт, где Хуанито, счастливо улыбаясь, прибивал планки к двухметровым палкам. Очевидно, это были весла. Покончив с ними, он принялся сколачивать из эвкалиптовых бревен треугольную раму. Судя по многочисленным измерениям 50-литровых бочек, Хуанито намеревался строить плот, видимо окончательно отказавшись от своего грандиозного плана построить лодку, которая делала бы по четыре узла. Нет худа без добра. Мы вынуждены были бы силой запретить ему брать материалы, если бы он продолжал упорствовать, так как не могли рисковать своей безопасностью. Хуанито работал толково и быстро, но, несмотря на усердие, его странное судно не становилось более мореходным. В лучшем случае оно могло служить в мелкой лагуне игрушкой ребенку. Но от лагуны ближайшего острова мы находились за сотни миль, да еще с подветренной стороны, так что любая попытка добраться до нее на этой игрушке была равносильна самоубийству.

Иногда у меня появлялось страстное желание схватить Хуанито и трясти до тех пор, пока он не поймет, до чего безрассудно ведет себя. Но я сдерживался, понимая, что лучший выход для нас всех - позволить ему уплыть. Он уже давно миновал ту стадию, когда его причуды - отказ нести вахту или стряпать - носили сравнительно безобидный характер. Теперь он был просто опасен для нас. И как это ни жестоко, но я подавил в себе чувство товарищества и предоставил Хуанито самому себе.

Довольный прошедшим днем, Хуанито поздним вечером вскарабкался на крышу и улегся на своем обычном месте. Он не подозревал, что Ганс и я, подавленные и несчастные, не спали, глядя в затянувшееся облаками небо. (Жан стоял на вахте, а Эрик находился в забытьи.) Через несколько минут Хуанито уже спал. Какой у него был неустойчивый и непостоянный характер. Больше всего он должен был опасаться самого себя. Ганс, Жан и я договорились между собой не спускать с него глаз. Наконец я задремал и увидел неприятный сон: будто какие-то смуглые мужчины плавают вокруг меня на больших бутылках и издевательски смеются, когда я прошу у них немного воды. Через некоторое время один из моих мучителей высадился на маленький холм, на котором я будто бы сидел, и начал сильно меня трясти и кричать что-то в ухо. Я пытался высвободиться, но он крепко держал меня за плечи и не отпускал. В конце концов я сообразил, что это не сон и трясет меня Ганс. Он старался что-то мне втолковать, но спросонок я не понял, что именно. Затем я вспомнил вчерашние события и окончательно проснулся. Ну что еще надумал Хуанито? Быстро оглядевшись, я увидел его скорчившуюся фигуру на том же месте, что и вечером. По спокойному, ровному дыханию можно было догадаться, что он крепко спал.

- Ты ничего не замечаешь? - спросил Ганс, вытянув руку.

Я тоже вытянул руку. Упало несколько крупных капель. Скоро капли стали падать одна за другой. Сомнений больше не было. Долгожданное чудо наконец свершилось. Впервые со дня отплытия из Кальяо пошел хороший, проливной дождь. Я вскочил, - нужно было натянуть все паруса, чтобы не пропала ни одна драгоценная капля. Ганс остановил меня и показал на парусиновую воронку, сделанную им на краю крыши каюты. Под воронкой стояла кастрюля. Ганс по праву гордился своей необычной расторопностью, и я не поскупился на похвалы. Пока лил дождь, Ганс, Жан и я быстро собирали всю посуду - бочки, оплетенные бутыли, кастрюли и бутылки.

С этой посудой мы снова вскарабкались на крышу. Кастрюля под парусиновой воронкой была уже полна. Жан налил воды в стакан и протянул его Эрику, тот медленно, с удовольствием выпил его и, протянув обратно, взволнованно сказал:

- Спасибо за самое величайшее и самое необыкновенное наслаждение, какое мне когда-либо приходилось испытывать в жизни.

Мне, Жану и Гансу трудно было удержаться. Я окунул лицо в кастрюлю и почти одним духом выпил несколько литров. Казалось, что вода пропитывает все мое иссохшее тело. Руки и ноги заметно отяжелели. Тяжелела и голова, словно мозг тоже впитывал в себя влагу. Отвалившись от кастрюли, я вытянулся на спине возле нескольких наполненных водой посудин и только тогда увидел, что рядом со мной сидит на корточках Хуанито и пьет воду из бутылки. Он, видимо, сидел здесь уже давно, потому что пил не спеша, небольшими глотками. Заметив, что я обратил на него внимание, он опустил бутылку, виновато улыбнулся и тихо сказал:

- Ты понял, что дождь послал нам бог? Он послал его, чтобы помешать мне совершить большую глупость, которая привела бы меня к гибели. Значит, бог хочет, чтобы я жил.

Он казался опять спокойным и нормальным. Через некоторое время он подполз к Эрику и трогательно и искренне попросил у него прощения за свое постыдное поведение. Мы, разумеется, были очень довольны таким неожиданно счастливым концом этой драмы и простили его. Сияя от радости, Хуанито сполз куда-то вниз и вернулся с бутылкой чилийской виноградной водки. Должно быть, он припрятал ее в первые дни плавания, когда еще был нашим коком. Мы так обрадовались этому неожиданному подарку и примирению с Хуанито, что готовы были броситься ему на шею и тоже просить прощения. Полный стакан горячительной влаги был очень кстати, дождь все еще лил, и мы так промокли и продрогли от пронизывающего ветра, что зуб на зуб не попадал.

Дождь шел несколько часов и прекратился перед самым рассветом. Все сосуды были полны. По грубым подсчетам, наш запас воды увеличился с 15 до 175 литров. Однако вскоре мы поняли, чего нам стоило это чудесное приобретение. Вся наша одежда, узелки, свертки и другие вещи, находившиеся на крыше, впитали в себя влагу и сразу стали тяжелее. К этому добавился вес питьевой воды, а это еще 175 килограммов. Вполне понятно, что отяжелевший плот стал раскачиваться в волнующемся море, словно маятник. Наше положение стало еще хуже, когда наступил полный штиль. Плот перестал слушаться руля. Он со зловещим всплеском развернулся бортом к волне и так накренился, что опорные столбы левого борта оказались над водой. Мы быстро перебрались на левый борт и, ухватившись за край крыши, не дали плоту перевернуться. Но он тут же стал медленно крениться в противоположную сторону. Для предотвращения катастрофы нужно было снова ползти на правую сторону крыши.

- Вы когда-нибудь представляли себе, что некие спортсмены, занимающиеся парусным спортом, только для собственного удовольствия, ради тренировки, каждое воскресенье стараются держать яхту в равновесии? - сказал Ганс с комичной гримасой, когда мы уже в третий или четвертый раз гуськом быстро переползали на другую сторону крыши.

И хоть нам было не до шуток, мы все же не могли удержаться от смеха. Однако мы скоро опять помрачнели. Положение было необычайно серьезным. Радоваться можно было лишь одному - неделю назад мы сделали в углу крыши полуметровое углубление и опустили туда кровать Эрика. Таким образом, он лежал в углублении, похожем на ящик, и едва мог повернуться в нем. Если бы Эрик находился в таких же условиях, как все остальные, он наверняка при первом же крене свалился бы в море и утонул.

Я устал думать о том, что еще может случиться, и принялся размышлять, как быть дальше, как выйти из того несомненно трудного положения, в котором мы оказались. При штиле пытаться развернуть плот на 90° с помощью весла, чтобы волны гнали его вперёд, было бесполезным делом. И вдруг меня осенила мысль, которой я поспешил поделиться с Эриком, когда переполз на его сторону. Я обратил внимание, что плот, переваливаясь через гребень волны, каждый раз резко кренился и, видимо, прежде всего потому, что тяжесть воды, накоплявшейся в каюте, усиливала его маятникообразное движение. Поэтому логично было бы разобрать стенки каюты и дать простор волнам.