Пять плюс три - Котовщикова Аделаида Александровна - Страница 17

Реши-ка эту задачу и напиши мне ответ, а уж я проверю, правильно ли ты её решил.

Целую тебя крепко, Матвейка, милый. Будь здоров.

Твой папа.

Письма Матвея отцу

Каждую субботу к двум часам дня бабушка приезжала в интернат за Матвеем. Они шли на автобус. Матвею приходилось семенить. Полная рыхлая бабушка шла медленно, и он приноравливался к её шагам, потому что бабушка крепко-прекрепко держала его за руку.

По дороге, пока шли к автобусу и в самом автобусе, бабушка задавала Матвею вопросы.

Эти вопросы Матвей считал бессмысленными — ведь бабушка каждый раз подробнейшим образом расспрашивала воспитательницу о том, как жил Матвей всю неделю — и поэтому отвечал монотонной скороговоркой:

— Не ушибался, ничего у меня не болит, никто меня не обижает, двойка по чистописанию. Ты обо всём, обо всём знаешь!

— А не дружишь ни с кем почему? — с огорчением спрашивала бабушка. — Тебе не нравятся интернатские ребята?

— Ой, перестань, бабушка! — отмахивался Матвей. — Минус единица здоров?

— А что ему делается? Ты бы лучше спросил, как я себя чувствую.

— А как ты себя чувствуешь?

— Сам бы, по своему почину, спросил, а так что же… Сердце не совсем, а вообще ничего…

Дома, едва переступали порог, бабушка начинала Матвея кормить, хотя он твердил, что недавно пообедал. И ужасалась, какой у него плохой аппетит.

— А теперь, — убрав со стола посуду, говорила бабушка, — садись писать письмо папе!

Развалившийся на диване с книжкой Матвей бурчал:

— Ну вот! Так сразу! Потом напишу. Вечером.

— А вечером скажешь: завтра утром. А сам побежишь гулять. Опять не успеешь написать.

— Как ты, бабушка, милая, всегда пристаёшь… Я сказал: потом напишу! На самом интересном месте читаю.

— Если книжка хорошая, то в ней все места интересные. Да ты хоть несколько фраз напиши. Чтобы папа хоть твоим почерком никудышным полюбовался. А то что это? Папа где-то там за тридевять земель ждёт-не дождётся письмеца, а сыночек… эх, сыночек и в ус не дует.

— Как это не дую? Очень даже дую, — не думая, что говорит, бормотал Матвей.

— А усы у тебя есть? — посмеивалась бабушка.

— Какие усы? Ой!

В конце концов Матвей сдавался. И хоть не каждую субботу, но усаживался писать папе письмо.

Написав несколько фраз, он вскакивал, потягивался с удовлетворением, как человек, закончивший адски трудную работу, и убегал в сад или забирался на любимый чердак.

Надев очки, бабушка долго читала и перечитывала корявые строчки, выползшие из-под пера внука, и мучилась сомнениями: посылать или не посылать Степану Матвеевичу эту пачкотню? А ну как посреди морей и океанов Степан Матвеевич взволнуется, прочитав Матвейкины каракули? Смысл их кое-где странен, кое-где и вовсе тёмен… Зачем же беспокоить человека, который за дальностью расстояния всё равно ничем помочь не может?

Повздыхав, бабушка прежде всего переписывала для себя писанину внука. На всякий случай: вдруг пропадёт письмо. Не зайдёт экспедиционный корабль в назначенный порт, разминётся с другим кораблём, везущим почту, да мало ли что может произойти. А вернётся Степан, уж тут она ему всё покажет. Дома-то чего таиться? Вот, гляди, старался сынок, не забывал отца!

Сама бабушка писала часто, и письма её были похожи друг на друга, почти как близнецы Окуньковы. В каждом письме сообщалось, что всё, решительно всё у них с Матвеем обстоит благополучно.

Ещё минута колебания, и бабушка всё-таки запечатывала в конверт «оригинал» Матвея и своё письмо. Крупным старинным почерком надписывала на конверте адрес: «Ленинградский порт, корабль такой-то. Научному сотруднику Степану Матвеевичу Горбенко».

Вот что в разные субботы, между которыми проходила иной раз не одна неделя, написал со страшными ошибками Матвей отцу.

«Здравствуй, папа!

Твоё письмо я получил. Ск. всего тебе повезло видеть летающих рыб? Стеша говорит, что ета животная редкая. Мне в интернате очень надоело. Надо побежать в сад: пачему-то лает —1.

Твой сын Матвей Горбенко».

«Дорогой папа!

Ты плаваешь хорошо? Думали что я не закрыл клетку, а выпустила Чикота противнющая Сонька. Воспитательница Любов Андреевн сказала, что ето игаизм решать задачи лентяям. А девочкам решать тожа игаизм? Я забыл спросить. Минус единица занозил лапу. Бабушка долго вынимала, а я держал за морду. Чикот потерялся када был шторм. Нашли его под кроватью. Он попал в аказию к 3-ье классницам.

Целую тебя. Матвей».

«Папа дорогой!

Уже ты в морях похолоднее или ище в жарких окиянах? У дяди Миколы фамилия Чертапалох. Может быть и Репейник фамилия. Окуньки стали исправляться. У Сони больна мать. Но се равно она плохая. Стеша спрашивает каких морских птиц ты видел? И ваабще каких всяких зверей котор живут в море и в океане.

До побаченья. Твой сын М. Горбенко».

«Здравствуй, папа!

Пиши почаще. Я, бабушка и —1 очень без тебя соскучилис. Почти все наши мальчишки хотят быть моряками. А математики плавают на кораблях? Патому что я хочу кода вырасту считать ракеты и тожа плавать на корабля. Стеша говорит был бы у нее папа она писала бы иму письма каждый-каждый день. Целую тебя мой папа. Матвей».

«Папа, здраствуй!

Папа, я хочу тебя видеть прямо не знаю как!!! Одну задачу я успел решить, а другая потерялась. Почему-то она оказалась у директора. Я был рад, а все смеялись. Большие мальчики стали меня бить, а я им ничего не зделал. Костя меня отбил. Дал им на орехи. Он страшно сильный. Он сам вернулся где я. Бабушка и —1 тебе кланяются и целуют тебя. И я целую. Приезжай!!!!

Твой Ма-тю-ха.

Золотник старая мера веса, теперь грамы. И метры а не аршины».

«Здравствуй, милый папа!

Отец дождётся письма от сына через 50 дней после того как сам отправил письмо. Так бы через 45 дней, но была некогда в ту субботу бабушка пролила кампот мы долго вытирали стол А в воскресенью Петька запускал змея. 50 дней это страшно долга. Ето так долго, што я испугался, када сосчитал. И 45 дней это всё равно месяц и ещё 15 дней. Пусть лучше письмо сына сбросит на корабль самолёт. Реактивный. Реактивные могут быстро. Я тебя крепко целую. Ты когда же приедешь наконец домой??? Матвей».

— Это что же за «игаизм»? — расстроенно спрашивала бабушка. — Это ты так слово «эгоизм» написал? Ты, значит, эгоист?

— Говорят…

— А Стеша, с которой ты подружился, хорошая девочка?

— Да.

— А Соня чем плохая? Я её видела. Вежливая, аккуратненькая такая.

Матвей молчал, помрачнев.

— Ты написал: «Окуньки стали исправляться». Рыбки, что ли, у вас в аквариуме заплошали, а после исправились?

Матвей так захохотал, что Минус единица, спавший у порога, с испугу лязгнул во сне зубами.

— Рыбки! Ха-ха! Скажешь ты, бабушка! Мальчишки в нашем классе, а не рыбки. Они, подумай, уши себе затыкали. На уроках! А теперь уже не затыкают. Уже хорошо исправляются. Близнецы они.

— Постой-постой! — сказала бабушка. — Так это те близнята, про которых мне ваш садовник как-то рассказывал? Душевный старик. С ним потолковать, ну, прямо одно удовольствие.

— Дядя Микола это. Окуньки к нему в гости ходят.

— Вот-вот. Ну, Матюша, этим ребятам не позавидуешь.

— Я им и не собираюсь завидовать, — удивился Матвей. — А почему ты так говоришь?

Бабушка вздохнула.

— Ты-то вот приходишь домой, я тут с тобой нянчусь…

— Слишком, — заметил Матвей.

Будто не слыша, бабушка продолжала:

— В полном ты у нас тут спокойствии, в уюте. Отдыхай, набирайся сил. А те-то близнята… Какая у них дома картина? Отец пьяный, мать ругается. Бьют мальчишек почём зря, дёргают… Да что говорить!