Путешественник во времени - Ченсселор Генри - Страница 29

Том осторожно поднял щепотью длинный стебель, едва ли не опасаясь обжечься.

— Убедительно, не правда ли? По сути, крапива — одно из самых сложных для копирования растений и важный этап в карьере каждого великого таксидермиста.

Август усмехнулся. Он явно остался доволен собственной работой.

— Их я сделал примерно в твоем возрасте.

Том с изумлением уставился на крапивный стебель. Он даже вообразить не мог, как ему это удалось.

— А что произошло после того, как вам вручили золотую медаль?

— Ну, разумеется, мы с сестрой работали вместе, пока мне не исполнилось двенадцать. Потом я бросил школу и взялся за дело всерьез. От фиалок и крапивы я перешел к орхидеям и ландышам, затем — к мышам и барсукам, муравьедам и змеям, крокодилам и, наконец, к мамонту. Родители не возражали против моего безумного выбора профессии, поскольку оба моих старших брата занялись серьезными делами. Воевали в Африке, растили сахарный тростник в Вест-Индии и так далее. Думаю, на самом деле им даже нравилось это, особенно когда мое имя мелькало в газетах и все такое. — Август подмигнул Тому и огладил бороду. — Беспокоило их лишь то, что моим лучшим другом и покровителем стал сэр Генри Скаттерхорн.

— Почему?

— В основном потому, что он Скаттерхорн, а я Кэтчер. Не слыхал таких строк?

Том кивнул, ему доводилось их слышать. Дядюшка Джос часто бормотал их за завтраком, но только первые строки. Август же продолжил:

Август широко улыбнулся, когда стихотворение подошло к концу.

— Понимаешь, Том? Вековая традиция, и, как все традиции, нестерпимо скучная, не находишь? А я нахожу. Я всегда был из тех людей, которым нравится делать все наперекор тому, что им говорят. Кроме того, этот старый динозавр Генри Скаттерхорн — не только мой самый старый и близкий друг. Так вышло, что он — лучший стрелок в Англии, а то и во всем мире, возможно. Что изрядно мне помогает.

— Но как?

Август помедлил. Он все еще улыбался, но Том впервые увидел, как мрачнеет его взгляд.

— Дело в том, — пояснил он, — что я никудышный охотник. Всегда был таким. Не могу попасть в цель, да и стрелять не люблю. Что, как ты понимаешь, не слишком-то на руку моей работе. Поэтому в том, что касается добычи образцов, я обычно полагаюсь на сэра Генри и предприимчивых мальчуганов, вроде Авеля и Ноя, которые приносят мне свои находки. И конечно, остается еще бесконечная вереница фермеров с их «курьезами».

— Курьезами?

— О да. — Подмигнув, он выудил из нагрудного кармана небольшой ключик. — Очень забавными курьезами.

Август открыл длинный шкаф с пометкой «диковины», достал из него пару мелких чучел и поставил их на стол перед Томом.

— Природа не перестает изумлять, верно?

У мальчика ушла секунда на то, чтобы понять, что с этими животными не так. У утенка было четыре ноги, а у котенка — две головы.

— Нет, тут я ни при чем, — с улыбкой заверил его Август, — хотя, должен признаться, при случае я позволяю себе немного «творчества». Не позволяет заскучать. Но эти необычные существа именно такими родились или вылупились. Конечно, долго они не прожили бы, поэтому я, так сказать, несколько ускорил их путешествие.

— Как?

— При помощи химикатов, — ровно ответил Август. — Я убийца, Том, нет смысла это отрицать. Вынужден им быть, чтобы сохранять и увековечивать. И ты со временем станешь.

Он прошел в другой конец комнаты, где стояли ушастые совы с обернутыми проволокой перьями. Отставив пару самых крупных в сторону, он сдвинул черную бархатную шторку, за которой обнаружился узкий серый шкаф.

— Мой сундук с сокровищами, — произнес он с благоговением.

Он отомкнул серебристым ключиком замок и открыл дверцу, за которой обнаружилось множество прозрачных пузырьков разных размеров.

— Иди сюда, — велел он, указав Тому на соседний стул.

Мальчик уселся и принялся рассматривать ряды пузырьков и коричневых пакетиков с загадочными ярлычками.

— Здесь заключена власть над жизнью и смертью, — пробормотал Август, — так что мы должны относиться к ним со всевозможным почтением. Так… с чего бы начать… дай-ка посмотреть, ах да, хлороформ, для безболезненного умерщвления позвоночных.

— Хлороформ. Я о нем слышал, — уверенно сообщил Том.

— Что ж, прекрасно, мой мальчик. А вот об этом?

Август повернул прозрачную бутылочку так, чтобы Том увидел этикетку.

— Жидкость Гоутби? — прочел мальчик.

— Думаю, вряд ли, — ответил за него таксидермист, — но не стоит забывать, что доктор Иезекииль Гоутби — маньяк, который убил бы нас всех, если бы мог. Она содержит стрихнин, крайне, крайне опасный в обращении яд. Теперь вот это полезное средство.

— Цианистый калий, — разобрал мальчик, — для лягушек и мышей?

— Верно. Они его даже не замечают. Тихо и быстро.

— Бихромат калия, для морских собак и осетров, раствор никотина для усыпления раков-отшельников и актиний… Мышь… мышье…

— Мышьяковистое мыло, — подсказал Август, протягивая Тому толстый бумажный пакет с зеленовато-белыми хлопьями. — Совершенно необходимо.

— Для чего оно?

— Прочти и узнаешь.

— Для использования, — прочел мальчик, — смочить кисточку из верблюжьей шерсти спиртом и взбить пену. Затем нанести на внутреннюю поверхность шкуры, чтобы предотвратить повреждение молью и жуками.

— Не подпускает паразитов, но обращаться тоже стоит осторожнее, — добавил Август. — Эти крохотные хлопья имеют обыкновение пробираться в малейший порез.

Том нервно сглотнул — его пугала сама мысль об использовании подобного мыла.

— И наконец, — продолжил таксидермист, бережно поворачивая ярлычок за ярлычком, — где-то среди всех этих ядов есть мое собственное небольшое изобретение.

Его пальцы замерли на маленькой синей бутылочке, почти спрятанной за остальными.

— Ах да, синий флакон. Чуть не забыл.

Август осторожно убрал бутылочку в нагрудный карман и снова запер шкаф на замок.

— Это, — начал он, придвинув стул и расчистив место на столе, — поразительное снадобье. По сути, настолько поразительное, что его существование является — и должно остаться — совершеннейшим секретом.

В восторге предвкушения он повернулся к Тому.

— Как ты считаешь, ты сможешь хранить эту тайну?

Мальчику вполне хватало и собственных секретов, о которых его собеседник никогда не узнает. Он решительно кивнул:

— Уверен, что смогу.

Август искал в лице Тома хоть малейший признак сомнения, но ничего не нашел. Мальчик сказал ему правду.

— Это хорошо, — наконец признал он, — поскольку тебе предстоит стать свидетелем воистину удивительного события.

Он потянулся, бережно снял с дерева крошечную яркую колибри и положил ее на ладонь. Птичка оказалась размером едва ли с его большой палец.