Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Незабудки для тебя - Робертс Нора - Страница 2


2
Изменить размер шрифта:

– Ложись спать. Я ее покормлю, и она спокойно проспит до утра.

– Ну что она за золотко! – Клодина взъерошила непослушные кудряшки Мари-Роз. – Знаешь, если я тебе здесь не нужна, пожалуй, схожу-ка на реку. Вдруг встречу Джаспера, – добавила она с лукавым огоньком в темных глазах. – Я ему сказала: может, мне удастся улизнуть, так что пусть подождет на берегу около полуночи.

– Надеюсь, он на тебе женится!

– Женится, конечно, куда денется! Так я схожу прогуляюсь часок-другой. Ты не против, Абби?

– Я-то не против – а вот ты смотри, на сырой травке с Джаспером не подхвати чего-нибудь посерьезнее простуды! – сказала Абигайль, доставая из комода чистые пеленки и детское белье.

– Не тревожься! И двух часов не пробьет, как я ворочусь. – В дверях она остановилась, оглянулась на Абигайль. – Слышь, Абби! Когда мы еще девчонками были, тебе небось и во сне не мерещилось, что в один прекрасный день ты станешь хозяйкой этого дома?

– Я здесь не хозяйка. – Она пощекотала пяточки Мари-Роз, и малышка довольно загулила. – А хозяйка еще всех нас переживет – мне назло!

– Да уж, с нее станется! И все-таки однажды ты станешь хозяйкой Дома Мане. Как же тебе повезло, Абби! Вот уж воистину счастье привалило – и по заслугам!

Дверь закрылась – мать и дитя остались вдвоем в комнате. Абигайль надела на дочь чистый подгузник, распашонку, пощекотала ей животик – и счастливо рассмеялась, когда малышка улыбнулась ей в ответ. Потом опустилась в кресло и приложила Мари-Роз к своей обнаженной груди. Крохотный жадный ротик, первые быстрые, решительные глотки – и неописуемое ответное движение в глубине ее существа. Абигайль вздохнула. В самом деле – до чего же ей повезло! Люсьен Мане, наследник Дома Мане, прекрасный принц из сказки, взглянул на нее – и полюбил с первого взгляда.

Склонив голову, она взглянула на дочь. Поглощая материнское молоко, Мари-Роз не отрывала глаз от ее лица; меж бровками у нее застыла крошечная морщинка сосредоточенности.

Хорошо бы глаза у нее остались голубыми, как у отца, думала Абигайль. Сейчас Мари-Роз соединяла в себе родительские черты: буйные, непослушные черные кудри, как у матери, отцовские глаза и молочно-белую кожу. Сама Абигайль о таком белоснежном личике могла только мечтать: ее кожа была смугло-золотистой, как у всех каджунов[2].

«Моя девочка возьмет самое лучшее от нас обоих, – думала она. – У нее все будет самым лучшим…»

Да, у нее будет все. Не только деньги, не только величественный особняк и положение в обществе – хотя теперь, узнав вкус богатства, Абигайль хотела того же для своих детей. Главное – в этом огромном доме Мари-Роз будет своей. Ее будут принимать и любить. И ее, и всех ее братьев и сестер. С раннего детства они будут читать и писать, будут правильно говорить по-английски и по-французски своими нежными голосами.

И никто никогда не взглянет на них свысока!

– Ты будешь настоящей леди! – прошептала Абигайль и погладила дочку по щеке. – Образованной богатой дамой, доброй, как твой папа, и рассудительной, как мама. Папа завтра вернется домой. Знаешь, завтра последний день столетия – значит, тебе предстоит жить уже в новом веке.

Тихий, певучий голос Абигайль убаюкивал и малютку, и ее саму.

– Рози, милая моя Рози! Как же хорошо жить на свете! Знаешь, завтра у нас будет чудесный бал. Я сшила себе новое платье – голубое, как твои глаза. Как глаза твоего папы. Я тебе не говорила, что прежде всего влюбилась в его глаза? У него такие лучистые, сияющие глаза! Он вернулся домой из университета – словно принц из дальних краев к себе в замок. Я взглянула на него – и ты не представляешь, Рози, как забилось мое сердце!

Она замолчала, задумчиво покачиваясь в кресле в зыбком свете свечей.

Абигайль думала о завтрашнем празднике. Как она будет танцевать с Люсьеном, как будет струиться и кружиться в вальсе пышная юбка ее нового голубого платья, как он будет гордиться ею.

И ей вспомнилось, как они танцевали вальс в самый первый раз.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Это было весной. Воздух был напоен ароматом цветов, а дом сиял огнями, словно королевский дворец. Она бросила работу и прокралась в сад, чтобы посмотреть на бал, увидеть, как сияет в ночи белое парадное крыльцо с черным кружевом балюстрады, увидеть, как светятся в темноте окна. Послушать музыку, доносящуюся из распахнутых окон и дверей галереи, куда выходили гости подышать свежим воздухом.

Абигайль представила, что она тоже там, в бальной зале, среди гостей, кружится, кружится в танце… Не удержавшись, она закружилась по садовой дорожке – и вдруг заметила, что в конце дорожки стоит Люсьен и смотрит на нее.

Так Абигайль оказалась в сказке. Прекрасный принц взял Золушку за руку и закружился с ней вместе. Не было ни хрустальной туфельки, ни кареты-тыквы – и все же эта ночь стала для нее волшебной.

Кажется, и сейчас она слышит, как музыка выплеснулась из распахнутых балконных дверей в сад.

– Бал окончен, гаснет день, тихо свечи догорают… – запела она вполголоса, прикладывая малютку к другой груди. – Музыка уж не играет, дом в покое затихает

Как волшебно танцевали они тогда под звуки нежного и грустного вальса, в лунном свете, в бело-золотистом сиянии величественного особняка. Она – в простеньком платьице, он – в безупречном фраке и белых перчатках. В эти минуты, под звуки этого вальса, они полюбили друг друга – полюбили так, как случается лишь в сказках и в мечтах.

Нет, конечно, началось все еще раньше. Для нее – с первого взгляда: едва она увидела, как он скачет к дому верхом на статном буланом коне, возвращаясь из Нового Орлеана. Лучи солнца, пробиваясь сквозь листву и мох на стволах вековых дубов, окружали его каким-то ангельским сиянием. Рядом скакал его брат-близнец Жюльен, но она видела только Люсьена.

Тогда она служила в особняке всего лишь несколько недель: выполняла самую грязную работу и очень старалась угодить месье и мадам Мане, чтобы не потерять заработок.

Люсьен всегда с ней здоровался, перекидывался несколькими словами – вежливо, но равнодушно. Однако вскоре она все чаще чувствовала на себе его внимательный взгляд. Не такой, как у Жюльена – горящие глаза и ухмылка, кривящая губы. И все же… теперь Абигайль с замиранием сердца думала, что уже тогда он ее желал.

Прошло несколько недель. Они встречались в доме все чаще. Люсьен явно искал этих встреч. Тогда Абигайль могла лишь догадываться и мечтать, не веря своим догадкам, – теперь знала точно: он сам признался ей в этом в их первую брачную ночь.

Но по-настоящему началось все в тот праздничный вечер. После того как стихла музыка, он еще минуту – на несколько мгновений дольше, чем следует, – держал ее в объятиях, а затем склонился перед ней в поклоне, как джентльмен перед леди. И поцеловал ей руку.

В этот миг ей почудилось: все кончено, мечта рассеялась. Но нет! Люсьен подхватил ее под руку – ту самую, которую только что целовал, – и повел по благоуханным дорожкам сада.

Они гуляли допоздна и говорили обо всем на свете: о погоде, о цветах, о слугах в доме. Словно старые друзья, вспоминала Абигайль с улыбкой. Как будто для Люсьена Мане ничего не было естественнее, чем гулять по цветущему саду рука об руку с Абигайль Роуз.

Много вечеров провели они вместе в саду. В доме, где их могли увидеть, они вновь становились хозяином и служанкой. Но среди буйного цветения этой сказочной весны превращались в юных влюбленных, поверяющих друг другу свои радости, горести, надежды и мечты.

На семнадцатилетие он преподнес ей подарок – серебристый сверток, перевязанный голубой лентой. Часики-брошь: золотые крылья и хрупкий циферблат, висящий на почти невидимой цепочке. Часы, – сказал он, – это время, что мы провели с тобой вдвоем; крылья – радость, которую ты мне даришь.

А затем, опустившись на одно колено, он попросил ее руки.

Нет, это невозможно! Сквозь слезы она старалась его убедить, что об этом и думать не стоит. Куда ей до него! Он ведь такой… такой… он может жениться на ком пожелает.