Золотые врата - Николаев Андрей - Страница 13

– Что это? – спросил он, обернувшись к Нерчу.

– Шаман! Я думаю, это – шаман, который живет в лагере. Это он помогает нам, ведет нас и теперь нам ничего не страшно. Садись в нарты, Саша, поедем.

Нерчу вытащил из-под снега собак, взмахнул хореем, гортанно крикнул, и нарты рванулись вперед. Коридор, по которому неслись нарты, на глазах расширялся. На выезде из долины Назаров посмотрел назад. За скалами, где они прятались, по-прежнему кипела снежная круговерть, вихри снега поднимались, казалось, к самому небу. Нерчу оглянулся, взмахнул хореем.

– Хо, хо! – нарты покатились под уклон, набирая скорость.

Еще почти сутки они были в пути. Два раза делали остановки, чтобы перекусить и отдохнуть. Погода была тихая, снег скрипел под полозьями, покрикивал на собак Нерчу. Иногда Назаров спрыгивал с нарт и бежал, держась за ремень. Нерчу смеялся, подбадривая его.

– Хорошо, совсем хорошо. Скоро настоящим каюром станешь.

Нарты выскочили на очередной гребень, Нерчу воткнул хорей в снег, останавливая собак. Назаров подошел к нему. Внизу, в небольшой долине, стоял лагерь: обнесенные колючей проволокой пять бараков, отдельно стоящий бревенчатый дом и решетчатая металлическая вышка. Ворота были распахнуты, часового на вышке не было.

Глава 5

Спецлагерь «Бестиарий»

Нарты остановились посреди лагеря, лайки сбились в стаю, вывалив розовые языки и тревожно оглядывались. Нерчу стал развязывать мешок с юколой, собираясь кормить собак.

Странное дело снаружи, за оградой лагеря, метет поземка, мороз градусов под двадцать, а здесь пушистый снег неспешно падает с неба. Земля укрыта им, словно теплым ватным одеялом и легкий морозец кажется весенней оттепелью по сравнению с царящей вокруг лагеря зимой.

– Здесь всегда так, – сказал, улыбаясь, Нерчу, – как злой начальник помер, так здесь хорошо стало.

– А люди где?

– Не знаю. Спят, может. Вот это казарма, – Нерчу указал на ближайший к воротам барак, с трудом выговорив непонятное слово, – там охрана живет. Бывает, что сердятся сильно, если спирт пьют. А бывает, что добрые. Табак дают. А вот здесь большой шаман живет, и с ним еще трое. Один из них начальник. Старый, очки круглые у него, важный он. Очень умные люди. Там, – ненец махнул рукой, – три женщины. Две старые, одна молодая, а в последнем, вон, самый дальний дом, там еще трое. Шибко умные, не здороваются, мимо смотрят, только собак гладят иногда.

– А где начальник лагеря жил? – спросил Назаров.

– Вот из бревен дом стоит, рядом с казармой. Теплый дом, прочный. Не знаю, кто там теперь живет.

– Ладно, разберемся, – сказал Назаров и зашагал к бараку охраны.

Снег возле казармы пестрел желтыми пятнами – видно, стрелки охраны не утруждались отойти за дом и мочились прямо у порога. Здесь же, возле двери, была свалена куча золы. Назаров поморщился и открыл дверь. В просторных сенях стояли две рассохшиеся бочки, на вбитых в стену гвоздях висело несколько овчинных тулупов, пахло мочой и промокшей шерстью. Дверь в дом была плотно закрыта, Назаров толкнул ее и отшатнулся от ударившей в нос вони. К обычному запаху давно не проветриваемого помещения примешивался аромат не стираных портянок, застарелая табачная вонь и стойкий запах бражного перегара. Вдоль стен в два ряда стояли двухэтажные нары, босые ноги спящих высовывались в проход между койками. Давно не мытые стекла едва пропускали с улицы свет. Слева от входа в углу кучей лежали перепутавшиеся ремнями винтовки. Справа, возле большой печи, сидел на табурете стрелок охраны в не подпоясанной форменной темно-синей рубашке и чистил картошку, роняя срезанную шкурку прямо на пол. Он повернул к Назарову чумазое, с восточными чертами лицо и спросил с резким акцентом:

– Ты кто, чурка? Моржа принес, рыбу принес? Почему так долго? – не дождавшись ответа, чумазый сказал, – сейчас тебе морду бить буду, – отложил нож и стал вытирать руки серым от грязи фартуком.

Скрипнув зубами, Назаров подошел к нему, откинул с головы капюшон и негромко приказал:

– Смирно! Как фамилия, боец? Кто старший?

Начавший подниматься с табурета стрелок застыл в нелепой позе, с испугом глядя на Александра снизу вверх. Лицо его побледнело, и Назаров увидел, что стрелок не столько чумазый, сколько смуглый от природы.

Стрелок выпрямился, кинул руки по швам. Рубашка обрисовала рыхлый живот, под расстегнутым воротом виднелась давно немытая шея.

– Стрелок охраны Умаров, товарищ ком…, начальник.

– Вольно, Умаров. Кто старший?

– Командир взвода охраны Войтюк.

– Где он?

– Сп…, отдыхает, товарищ начальник.

– Обед? – Назаров скосил глаза на ведро с картошкой.

– Так точно.

– Продолжайте, товарищ стрелок.

Умаров присел, ловя толстым задом табурет, нащупал в мешке очередную картофелину и торопливо заскреб ее ножом.

Назаров прошелся между коек. Над спящими висел храп, сопение, всхлипывания. В дальнем углу барака кто-то гулко блевал в жестяное ведро. Назаров встал в середине прохода, откашлялся и заорал, что было сил:

– Тревога, взвод, в ружье!

Ожидаемого эффекта не получилось. Бойцы заворочались: кто-то приподняв голову, уронил ее обратно на подушку, кто-то шарил возле койки в поисках чего-то, чем можно было бы запустить в крикуна.

– А не пошел бы ты к ебене матери…

– Дайте ему в рыло кто-нибудь…

– Пошел вон, рыбоед немытый.

С нижней койки в конце барака поднялся огромного роста мужик с растрепанными волосами и курчавой разбойничьей бородой. Почесывая заросшую черным волосом грудь, он направился к Назарову, шлепая босыми ногами по заплеванному полу.

– Ты чего людям отдыхать мешаешь, сволота? Ты чего, сука, разорался?

Назаров почувствовал, как в груди закипает холодная ярость. Он помнил это состояние – обычно оно приходило в предвкушении рукопашной перед броском из окопа.

– Ты ж у меня сейчас, падла косоглазая, впереди упряжки в стойбище поскачешь, – мужик подходил все ближе, поигрывая крутыми плечами.

Краем глаза Назаров заметил, как лежавшие на койках стали приподниматься, стараясь не пропустить неожиданное развлечение.

Мужик любовно огладил кулак, размером с недозрелый арбуз и широко, по-молодецки, размахнулся.

Назаров сделал короткий быстрый шаг вперед и резко, с разворотом корпуса, врезал ему в заросший бородой подбородок. Клацнули зубы, на лице мужика отразились попеременно недоверие, непонимание, обида. Зрачки его побежали под набрякшие веки и, вытянувшись во весь рост, он грянулся на дощатый пол.

В наступившей тишине было слышно, как звякнул о ведро выпавший из рук Умарова нож.

Назаров оглядел замерших на койках бойцов, развязал кожаные ремешки возле горла и, рывком стянув малицу, заправил гимнастерку под ремень и демонстративно расстегнул кобуру.

– Кто не слышал команду? – негромко спросил он.

Стрелки стали выбираться в проход, опасливо косясь на него. Мужик на полу заворочался, оперся в пол локтями и приподнял кудлатую голову. Взгляд его быстро приобретал осмысленность. Разглядев в петлицах гимнастерки Назарова знаки отличия, он выпучил глаза.

– Фамилия, звание? – спросил Назаров, уставив на него указательный палец.

Мужик сплюнул в сторону кровью.

– Командир взвода охраны Войтюк.

– Приведите себя в порядок, постройте людей, – Назаров взглянул на часы, – даю три минуты.

Не оглядываясь, он вернулся к печке. Умаров торопливо вскочил.

– Продолжайте, – разрешил Назаров, достал пачку «Казбека», постучал мундштуком папиросы о коробку и, не спеша закурил.

За спиной двигали табуреты, стучали каблуками сапог, бряцали пряжками ремней. Слышно было, как Войтюк шипит на кого-то, обещая сгноить в карауле. Забухали по доскам пола сапоги, Назаров обернулся.

– Товарищ лейтенант Государственной безопасности, – бородатый мужик, одев гимнастерку, перестал быть похожим на бандита с большой дороги, – взвод охраны по вашему приказанию построен, больных и раненых нет, командир взвода Войтюк.