Угроза вторжения - Маркеев Олег Георгиевич - Страница 6

Из перехода выпорхнула красивая девушка, на секунду приковав к себе похотливое внимание всего мужского населения пятачка. Интерес молодых тут же угас, когда она подошла и чмокнула в щеку высокого представительного мужика. Он уже минут десять маячил с букетом нежно-розовых орхидей. Парой они были красивой. Даже видимая разница лет в двадцать не могла быть поставлена в вину ни девушке, ни мужику. По-хозяйски обняв ее за плечи, он повел девушку к припаркованной на обочине серой служебной «Волге».

Даже у Максимова кольнуло под сердцем, когда мужик одним движением поднял девушку на руки и перенес ее через ограждение. Плащ распахнулся, и всему озабоченному люду предстали точеные ножки во всей своей красе и длине. Присевший рядом с Максимовым мужичонка крякнул, чуть не захлебнувшись «Жигулевским», и выдавил «м-да», в котором было все: и заранее приготовленная эпитафия благоверной супруге-стерве, и извечная мужская тоска по женскому совершенству.

Максимов проводил взглядом отъехавшую «Волгу» и пошел покупать еще одну банку пива.

Ровно через десять минут он подошел к невзрачному, заезженному до предела «жигуленку», припаркованому крайним в ряду. Водитель, по виду из обнищавших ИТР, высунулся из окна и спросил:

— Куда, командир?

— Прямо. На Речной вокзал.

— Двадцать пять, идет?

«Хоть тридцать четыре. Лишь бы в сумме получалась семерка», — подумал Максимов и перепрыгнул через ограждение. На водителе была желтая куртка, в номере машины были две семерки. Судя по всему, контакт «чистый».

Они выждали, когда от светофора пойдет поток, резко вырулили, оказавшись первыми. Машину «наружки», если таковая была, должно было неминуемо прижать к обочине.

Водитель до отказа вдавил педаль, у «жигуленка» под ветхим капотом скрывался форсированный движок. Свободной рукой он покрутил настройку приемника. Из динамика в салон ворвался треск эфира и встревоженные голоса:

— «Первый», «сороковому» ответь! Объект уходит. Бежевая «единичка», МОУ 47–72.

— Принял. «Двенадцать», «первому»! Давай за ним!

— По воздуху, что ли? Нас прижало!

— Уходи вправо и — наперехват!

— По Усиевича одностороннее движение…

— Так… «Двенадцатый» — обходными — за ним. «Третий» — берет под контроль Волоколамское шоссе. «Сороковому» — быть в готовности выдвинуться по первому сигналу. Конец связи!

Максимов кивнул на серийный приемник, внутри которого спрятали широкополосную УВК-станцию.

— Будем отрываться?

— Нет. — Водитель ловко «качал маятник», не сбавляя скорости, ныряя в освобождающиеся просветы между машинами. — У высотки Гидропроекта я приторможу. Выпрыгивай и ныряй в подземный переход. Дом справа, подворотня. Зеленый санитарный УАЗ. Задние двери открыты. Постучишь три раза водителю. Он знает, куда ехать. Все, приготовься. Пошел!

В комнате были только два кресла и разделявший их низкий столик. Окон не было, пахло свежевымытыми полами и слегка — разогретым за день бетоном. Максимов был готов дать руку на отсечение, что машина с закрашенными стеклами привезла его на военный объект.

— У нас не больше часа, — сказал, садясь в кресло напротив, мужчина, встречавший девушку «у Кулака».

Максимов отметил, что уверенность в себе у человека не показная, по всему было видно, что привык отдавать приказы и добиваться их выполнения. Особенно понравились глаза: у этого человека они были голубые с проледью, цвета январского неба солнечным днем.

Максимов положил на стол кулак с отведенным в сторону большим пальцем. Это был знак Странника — человека, работающего в одиночку. Сидевший напротив чуть помедлил и положил рядом открытую ладонь правой руки. На языке Ордена это означало, что он руководит группой из пяти человек.

— Есть вопросы? — Человек убрал руку. — Мне было приказано обеспечить твое прикрытие. Пришлось пойти на открытую провокацию, иначе бы они не раскрылись. Ты живешь в квартире, снятой через подставных лиц детективным агентством «Слово и Дело». В доме напротив оборудован их пост наблюдения. Это все, что удалось узнать за эти дни. А сегодня они запаниковали.

Как ты понял, мы прослушивали их разговоры. Старший в конце концов задействовал гаишников. Наши надежды, что это самодеятельность очередного детективного агентства, не оправдались. Очевидно, тебя «пасла» государственная служба. Да, пока не забыл, — он протянул Максимову листок из блокнота, — здесь адрес, телефон и имя одной барышни. Живет в том же доме, где тебя подобрал УАЗ. Вдвоем с ней сообразите, где и как вы познакомились. По легенде ты сейчас у нее.

— Где и остался до утра, — сказал Максимов, поджигая листок над пепельницей. По тому, как искренне улыбнулся сидевший напротив, понял, что ничто человеческое ему не чуждо. Таких Максимов любил.

— Ну так уж наглеть не надо, а то «топтуны» всю Москву на уши поставят!

— До восьми вечера потерпят. — Максимов вытер запачканные пеплом пальцы. — Перенервничают и легче поверят в легенду. Что мне делать дальше?

— Есть два варианта. Сказать спасибо тем, кто вытащил тебя с Балкан, и уйти, не попрощавшись. Второй вариант — остаться в деле и выяснить, кто и для чего пригласил в Москву боевика твоего уровня. Решать тебе, Олаф. Так сказал Норд.

Максимов незаметно скользнул взглядом по сидевшему напротив. Псевдоним Странника мог назвать лишь тот, в чье временное распоряжение поступал Странник. А о существовании Норда знал очень узкий круг лиц. Первое впечатление оказалось правильным. Сейчас Максимов понял, что стояло за секундной паузой перед тем, как этот человек показал знак руководителя «пятерки». Его ранг в Ордене был значительно выше, чем он показал условным жестом.

— Для мелкой уголовщины меня не стали бы приглашать, так? Отход заставили залегендировать «под ноль». По неофициальным источникам — я подорвался на мине. С другой стороны, если «наружка» не есть дежурная проверка, то заказчик страхуется, отрезая мне пути к отступлению. Данных никаких, но предчувствую серьезную операцию.

— То-то и оно. — Собеседник провел ладонью по черным, с серебристыми нитями волосам.

«А руки набитые, — отметил Максимов, скользнув взглядом по белым пятнышкам костяшек на тонких кистях собеседника. — Кирпич, может, и не перешибет, но ударить больно сможет».

— Прежде чем ты ответишь, должен сказать, что никто не планировал задействовать тебя в операциях. После Сербии тебе надо отдохнуть и хотя бы месяца два «отлежаться на грунте». Никаких претензий в случае отказа. Решай сам.

Максимов усмехнулся, вспомнив чернокожего бомжа, и сразу же ощутил на губах острокровяной привкус опасности. Пьяненькому Манделе жизнь наверняка не раз давала шанс стать другим, а он им не воспользовался.

Максимов давно свыкся с тем, что по отношению к большинству живущих он является чужаком, иноверцем и инородцем. Он был другим и хотел так им оставаться до конца. Он искренне верил, что Тот, кто посылает нас в эту жизнь, возлагает определенные надежды. Мы уповаем на помощь от Него, а, может быть, Он ждет помощи от нас. Дойти до этой мысли нелегко, но еще труднее — жить с нею. Потому что жизнь превращается в миссию, задание, сути которого ты никогда не постигнешь. И Тот, кто ждет от тебя действия, раз за разом проверяет на слом, подбрасывая благовидные предлоги выхода из игры. Стоит лишь раз купиться на «никаких претензий в случае отказа», и Он отвернется от тебя навсегда.

— Операцией руководите вы? — спросил Максимов.

— Это важно?

— Это всегда важно.

Сидевший напротив секунду подумал и коротко ответил:

— Я.

Он положил узкую ладонь на стол, мизинец и безымянный палец были сжаты, остальные расставлены так, что образовали рунический знак «анзус» — «посланник». Для посвященного в тайный язык жестов Ордена этот знак означал, что показавший его выполняет задание руководителя Ордена и от его имени имеет право требовать безоговорочного подчинения.

Максимов посмотрел на Посланника, представив, как бы выглядел этот человек после двухнедельного рейда в горах. Чутье подсказало — нормально бы выглядел, как и полагается осатаневшему от усталости мужику, не хуже.