Женька Москвичев и его друзья - Крюкова Тамара Шамильевна - Страница 3

— А если не уйдёт? — с опаской спросил Лёха и попятился назад.

— Не мандражируй. Чего ей в классе торчать?

В это время Синицына, которая, ни жива ни мертва от страха, топталась возле двери, взмолилась громким шёпотом:

— Мальчики, ну давайте же делайте что-нибудь.

Женька с укором посмотрел на Лёху.

— Мужайся, Лёха. Ты же не хочешь, чтобы из-за тебя её к директору потащили.

Лёхе не хотелось, чтобы Синицыну потащили в кабинет директора. Но ещё больше ему не хотелось оказаться там самому. И он решился. Залезая в шкаф, Лёха надеялся, что биологичка заглянет в класс и, убедившись, что всё в порядке, уйдёт.

Женька отпер дверь. Таисия Ивановна зашла в кабинет с таким решительным видом, что стало ясно: в ближайшее время уходить она не собирается.

— Зачем вы заперли дверь? — строго спросила учительница.

Женька знал, что Синицына совсем не умеет врать. Если она проговорится — конец. Призвав на помощь всё своё красноречие, Женька преданно посмотрел в глаза учительнице и отрапортовал:

— Мы тут хомяков кормили. Только Синицына совсем ни при чём. Она даже и не хотела вовсе. Она говорит: «Не надо, Таисия Ивановна не разрешает». А я заладил: «Давай покормим, давай покормим». Так что Синицына не виновата. Наказывайте меня.

Он так трагически склонил голову в ожидании кары, что учительница просто не могла не оценить его благородства. Она улыбнулась и снисходительно кивнула:

— Ладно, джентльмен, на первый раз прощаю. Но больше этого не делайте. Их нельзя перекармливать, иначе можно только навредить.

Лёха сидел в шкафу в ожидании, когда его выпустят из заточения, с тоской вслушиваясь в гомон голосов. Класс заполнялся ребятами. Скоро начнётся урок. Но Лёха не терял надежды, что Женька придумает, как его освободить. И тут раздался звонок. Ждать дольше было нельзя. Лёха толкнул дверь и с ужасом понял, что заперт. Только теперь узник в полной мере осознал трагизм своего положения. Ему не оставалось ничего другого, как сидеть весь урок в шкафу.

Лёхе повезло, что в двери была замочная скважина. Обзор, который предлагало это единственное оконце, связывающее его с внешним миром, был весьма жалким, но, к своей радости, Лёха обнаружил, что за партой, стоящей как раз рядом со шкафом, сидит Женька с Синицыной. Конечно, это мало помогало ему в теперешнем положении, но всё-таки как-то обнадёживало.

Таисия Ивановна сделала перекличку.

— А почему нет Потапова? — спросила она.

У Лёхи сжалось сердце. Казалось, никогда ещё ему так мучительно не хотелось присутствовать на уроке. Он услышал голос Женьки:

— Он к врачу пошёл. У него уши болят.

Уши у Лёхи и правда болели. Но не настолько, чтобы он не услышал, как учительница с сомнением проговорила:

— А мне казалось, что я его сегодня видела. Может, он приболел оттого, что я наметила его спросить?

Когда Лёха услышал о планах Таисии Ивановны, его желание посетить урок сильно поколебалось. Во всяком случае, неизвестно, что лучше — иметь в журнале «нб» или двояк. Теперь Лёхе было немного легче смириться со своим незавидным положением. Он притулился к стенке и стал ждать.

Казалось, урок тянется целую вечность. Лёха сидел, согнувшись в три погибели. Ноги у него затекли, шею ломило. Он попробовал пошевелиться и расправить плечи, но задел головой полку. Один штырёк, поддерживающий её, расшатался и держался на честном слове. Лёха осторожно отодвинулся назад, и в этот момент небольшой кусок штукатурки возле штыря отвалился от стенки, полка хрястнула и опустилась прямо Лёхе на плечи. К счастью, звук был не очень громкий. Но главное, что, услыхав шум в шкафу, Женька не растерялся. Он сбросил на пол учебник, так что, повернувшись к классу от доски, Таисия Ивановна встретилась с его невинным взглядом.

— Простите, я нечаянно, — искренне сказал он.

Молча покачав головой, биологичка продолжала рисовать на доске схему круговорота воды в природе. Стоило ей отвернуться, как Женька бросил в сторону шкафа испепеляющий взгляд. И о чём там только Лёха думает!

А Лёха думал о том, чтобы устоять. Он уже не сидел, как барон, развалившись на венике, а, скрючившись, стоял и, подобно античному атланту, плечами поддерживал злосчастную полку. Силы героя быстро иссякали, и он понимал, что до конца урока ему никак не дотянуть. И тут в шкафу раздался грохот.

На этот раз нужно было бы уронить по меньшей мере с десяток учебников, да ещё хорошенько по ним наподдать, чтобы звук выглядел правдоподобно.

Взгляд Таисии Ивановны ничего хорошего не сулил.

— Что там в шкафу? Лена Синицына, ну-ка открой, — сказала она.

Синицына поднялась и на трясущихся ногах шагнула к шкафу. Она открыла створку, и зрелище, представшее её взору, до конца дней запечатлелось у неё в памяти. Перед ней было лицо, вернее, даже не лицо, а то, что от него осталось. Скальпа не было, а вместо кожи зияли кровавыми ранами мышцы.

— Скальп снял… — прошептала она и стала медленно сползать на пол.

Только после того, как Синицыну откачали, открыли дверцу другой половины шкафа, где под таблицами был погребён Лёха. Потом Женька доказывал, что Лёха — самый настоящий везунчик, ведь мало того что он не ушибся, так ещё и треугольник разломился на две части.

Может быть, насчёт везения Женька был прав, потому что, когда Лёха увидел муляж человеческой головы с открытыми мышцами, он понял: ему в самом деле посчастливилось, что он не оказался рядом с таким ужасом в соседней половине шкафа.

Правда, в кабинете директора фортуна Лёхе изменила, но Женька успокоил друга:

— Не бери в голову, Лёха. Всё плохое когда-нибудь кончается. Жалко, конечно, что биологичка пригрозила, что на пушечный выстрел нас к кабинету не подпустит. Но ничего. Я на следующей неделе на уборку кабинета химии записался.

ЧЕЛОВЕК НОВОГО ТИПА

Наступили суровые времена: Лёха взялся за ум. Всё началось с того, что папа, придя с очередного родительского собрания, сурово сказал:

— Не умеешь заниматься хорошо, занимайся много. Стыдно на собраниях сидеть.

— Вот Женя — круглый отличник, а нашему только по улице гонять, — поддакнула мама.

Честно говоря, поначалу Лёха не расстроился. Он думал, что родители поругают его немного, как это принято после родительского собрания, и на том дело закончится. Учился-то он нормально: в четверти ни одной двойки, всё честно заработанные, твёрдые тройки, а по физкультуре даже пятёрка. Но не тут-то было. Папа взял с него слово, что он будет выходить на улицу только после того, как выучит все уроки, и Лёха засиживался над учебниками допоздна.

Казалось, никогда ещё им не задавали так много.

«Ничего, вот зачахну без воздуха, тогда ещё спохватятся, да поздно будет», — мстительно думал Лёха. Время от времени он подходил к зеркалу и проверял, не показались ли признаки измождённости на его лице, но, к его величайшему огорчению и разочарованию, на круглой розовощёкой физиономии не было и тени истощения.

В первый день Лёхиного затворничества к нему забежал Женька.

— Крепись, Лёха, что-нибудь придумаем, — успокоил он друга.

Лёха понимал, что ничего тут не придумаешь, но от поддержки ему всё-таки было легче, а когда и Женька куда-то исчез, Лёхе стало совсем невмоготу. Наконец на шестой день, как раз когда Лёха начал подумывать, что житейские невзгоды могут сломить даже очень сильного человека, Женька объявился.

— Ну что, учишься? — спросил он и по-хозяйски плюхнулся на диван.

— Да уж, не гуляю, как некоторые, — укоризненно сказал Лёха.

— Это я, что ли, гуляю? Да я, между прочим, изо всех сил для тебя стараюсь. Специально статью нашёл. Вот, тут говорится, что ты сейчас занимаешься никому не нужной ерундой. — Женька потряс в воздухе листами, вырезанными из какого-то журнала. — Тут наукой доказывается, что от твоего сидения за уроками никакой пользы — один только вред!