Оружие возмездия - Маркеев Олег Георгиевич - Страница 67

— Ты почему документов с собой не носишь?-спросил Максимов.

Леня конвульсивно дернулся, но, задохнувшись от боли, замер.

— Повторить вопрос? — Максимов присел на корточки, ладонь положил на горячую потную шею Лени, не давая его поднять голову

— Ты чо — мент? — прошипел Леня.

— Нет.

— Тогда обзовись как полагается, фраер.

Максимов легко шлепнул его по щеке. Достал из нагрудного кармана рубашки шариковую ручку в металлическом корпусе. Прикоснулся острием к уху Лени.

— Еще раз откроешь пасть без разрешения — продырявлю мозги, — ровным голосом пообещал Максимов.

По выпученным глазам, полным страха, понял, что разговор состоится.

— Повторяю последний раз, где документы?

— А на кой они мне ? Меня все знают. — Леня до отказа скосил глаза, пытаясь разглядеть, что холодом жжет ему ухо.

— Кто тебя поставил пасти Карину?

Пришлось немного вдавить острие, Леня слишком медлил с ответом.

— Га-а-рик.

— Кто он?

— Ты чо, в натуре, залетный? Кто же Гарика не знает!

— Подробнее. — Максимов подумал, что такие слова в лексикон Лени не входят, и добавил: — Колись, гад!

— Гарик — типа погоняло, а зовут его Игорем Яновским. Крутой перец по недвижимости. Я у него типа в охране на фирме. — Леня отдышался. — Ну, Гарик позвонил, сказал приволочь ему эту козу. А ее дома нет. Я бригадиру отзвонил. А он сказал пасти до упора.

— А зачем ему Карина?

— А я чо, знаю?

Легкий нажим ручки вернул память.

— А-ай, сука... Ну, дела у Гарика были с папашей... Дымов его зовут, кажется.

— Телефон Гарика, — потребовал Максимов.

— Сорок шесть — тринадцать — семнадцать, — выпалил Леня.

Максимов усмехнулся, кольнул ручкой под лопатку пленнику, отчего тот выгнул спину, и стянутые узлом кисти врезались в пах. Пришлось срочно заткнуть Лене рот ладонью.

— Отморозок паскудный, — прошипел он, едва справившись с болью. - Порву, как грелку...

— Больно? А ты не давай телефон Высшей школы МВД. Повторить вопрос?

Леня слизнул грязные комки с губы, погримасничал, как тяжеловес перед рекордным весом, и выдал телефон Гарика Яновского.

Максимов выпрямился, снял с пояса мобильный, набрал номер.

— Да?! — раздался в трубке взвинченный женский голос.

— Гарика позови, — произнес Максимов в лучших традициях братвы.

— А кто его спрашивает? — Женщина насторожилась.

— Один друг. Але, чо молчим?

— Гарика сегодня утром арестовали, — после паузы отозвалась женщина. — Не звоните больше сюда.

Максимов нажал на кнопку отбоя. Посмотрел на притихшего Леню. Он весь обратился в слух, для удобства выгнув шею. Утомленный молчанием Максимова, уронил голову, прижался щекой к земле.

— Слышь, фраер, линял бы ты из города. Подрежут обязательно, — громко прошептал Леня. В голосе угроза смешалась со страхом. Получился пшик.

— Еще попасть надо, — парировал Максимов. Нырнул в салон, достал купленную по дороге бутылку водки. Сковырнул пробку. Теплая «Столичная» неизвестного химического состава и происхождения отравила сивушным запахом воздух на пару метров вокруг.

— Полдень, джентльмены пьют не закусывая, -объявил Максимов.

Закинул Лене голову, поборол вялое сопротивление и в два приема перелил содержимое бутылки в пленника.

Свежая порция спиртного на старые дрожжи быстро сделала свое дело. Леня размяк, губы сделались дряблыми и отвисли, как у всякого серьезно выпившего человека. В вытрезвителях такую стадию не научно, но точно квалифицируют как «не может муху с губы сдуть». Через пять минут Леня уже спал глубоким сном. Максимов развязал жестокий замок, помог Лене разлечься в углублении между корнями сосны.

Максимов опять достал ручку. Стал водить пальцем по ладони пленника, время от времени втыкая жало ручки в найденные точки. Это иглоукалывание гарантировало двенадцатичасовой глубокий сон и пробуждение с полной потерей памяти обо всем, что произошло за последние сутки.

— Не убивать же тебя, дурила, — сказал Максимов, отодвинувшись от сонно задышавшего парня. — Не будешь нарываться на неприятности — спокойно доживешь до белой горячки. Благо мало осталось.

Максимов вернулся к машине. Тщательно протер руки ветошью, забивая бензином водочный запах.

В город он вернулся через пять минут.

Проезжая мимо редакции, вспомнил увальня Альберта.

— Правильно он сказал: скука берет, если в Москве , смотреть на карту страны, а тут жизнь кипит, бурлит и пузырится. И кровь тебе, и любовь...

Впереди из переулка вырулил милицейский «уазик». Максимов, от греха подальше, сбавил скорость. Как уже выяснил, местные органы на боку не лежат, а в меру сил ловят и сажают прямо с утра пораньше.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

ЧИСТЫЙ МИЗЕР

СЕРЫЙ АНГЕЛ

Злобин шел по коридору, поигрывая связкой ключей. Несколько раз через открытые двери перехватывал восторженные взгляды мелькавших в кабинетах сотрудников. Кураж от победы все еще приятно щекотал сердце. А что еще мужику надо? Победы, безоговорочной и убедительной. Остальное — суета и томление духа.

У подоконника, на котором утром сидел Твердохлебов, сейчас переминался с ноги на ногу элегантный господин преклонного возраста.

— Добрый день, Эрнест Янович, — намеренно мимоходом поздоровался Злобин с адвокатом и принялся ковырять ключом в замке. — Вот зараза. И чужой не войдет, и сам не откроешь!

Эрнест Янович Крамер бесшумно подошел сзади и замер, вежливо улыбаясь.

Злобин справился с замком, толкнул дверь и обернулся.

— Вы ко мне?

— Буду чрезвычайно признателен, если уделите мне пару минут, — произнес Эрнест Янович с галантным поклоном.

Злобин обреченно вздохнул и первым переступил через порог.

После визита в квартиру Гарика кабинет показался ему до ужаса убогим. Не спасли даже новые обои, белые с серыми крапинками, словно курица наследила. Ремонт закончили неделю назад, еще ощущался специфический запах, а радости это не принесло, интерьер так и остался безликим и давящим. Два разновозрастных стола, оба — немудрящие произведения отечественной промышленности. Стандартные книжные полки, по секции на каждую стену, шкаф из фанеры и сейф, который Злобин велел выкрасить в белый цвет. Интерьер украшали горшки с чахлыми цветами неизвестного сорта на подоконнике и фирменный календарь АО «Торфопродукт — Нестеровское».

Злобин сел в свое кресло, указал Эрнесту Яновичу на стул напротив.

— Присаживайтесь.

Эрнест Янович сначала смахнул что-то с сиденья, потом степенно опустился на стул, закинул ногу на ногу и аккуратно поддернул брючину. На колени положил портфель из мягкой свиной кожи.

«Вот гад, — беззлобно отметил Злобин. — Портфельчик наверняка дороже моей „Таврии“. А костюм, думаю, Крамеру обошелся дороже, чем нам ремонт всего этажа».

Вместе с адвокатом в кабинете возникло облако сладковато-горького запаха. Одеколон, которым пользовался адвокат, на вкус Злобина, был чересчур томным и женственным, что навевало кое-какие подозрения.

У Злобина к Эрнесту Яновичу отношение было двойственным. Фатоватый, с манерами предводителя губернского дворянства, Эрнест Янович Крамер считался звездой адвокатуры области и старательно играл роль местного Генриха Резника. Даже жилетки и галстуки выбирал, следуя своему столичному кумиру. Говорил, также мягко грассируя, длинно и театрально. Заседания с его участием в обшарпанном зале суда превращались в постановку пьесы о Перри Мэйсоне, созданную силами местного драмкружка, с участием заезжего актера, за что Эрнеста Яновича очень уважали народные заседательницы в вязаных шапочках и дежурные милиционеры. От его мягкого баритона, многозначительных пауз и вежливо-непреклонного: «Прошу занести в протокол» — млели барышни-секретарши.

Несмотря на случавшиеся неудачи, адвокатская контора «Эрнест» процветала. Уж во всяком случае туалет у адвокатов был уютней, чем кабинет Злобина. Дело в том, что в уголовных делах Эрнест Янович специализировался исключительно по «экономическим статьям», вальяжно оставляя сухие крохи мелкой мокрухи и хулиганства тонкошеим воробьям, недавно выпорхнувшим с юрфака. И особое предпочтение он отдавал так называемому корпоративному праву: судил, рядил и разводил бизнесменов. Консультациями Крамера пользовалась большая часть членов местного Совета предпринимателей и даже заезжие коммерсанты, облюбовавшие Калининградскую свободную экономическую зону. Он был профессионалом высокого класса, этого Злобин не отрицал, и человеком был умным. Например, чтобы не возникало лишних личных осложнений, Эрнест Янович одновременно вступил в Международную ассоциацию адвокатов, общество «Мемориал» и «НДР». Поговаривали, что в Москве по линии Российского еврейского конгресса у него имеется серьезный покровитель, но этих слухов Эрнест Янович не поощрял, хотя и не опровергал. Зато на корню пресекал все слухи о своей нетрадиционной ориентации, хотя статью за это давно отменили и среди адвокатского сословия гомосексуализм испокон веку считался чем-то вроде профессионального заболевания, как алкоголизм у сапожников. Эрнест Янович откашлялся и начал: