Черная Луна - Маркеев Олег Георгиевич - Страница 128

Белову показалось, что взгляд Константиныча, как теплая ладонь, коснулся лица. Веки сделались тяжелыми. В голове вязли мысли, он никак не мог ухватить хоть одну из них, ускользали, как рыбы в теплой темной воде. Лишь вспомнил, что чертовски давно не спал. А так хотелось вытянуться и все забыть.

На мгновение перед закрытыми глазами предстала гигантская волна, крушащая коробки домов, горящая пена, взлетающая к низким тучам, черные сугробы пепла. Видение было настолько отчетливым, что он вздрогнул. Разом слетела сладкая истома. Внутри вновь сжалась пружина, гулко и упрямо заухало сердце.

— Что такое, Игорь? — насторожился Константиныч.

— Надо работать. — Белов растер лицо. — Тебя уже предупредили, что я могу бредить об угрозе взрыва?

Константиныч отвел взгляд.

— Знаешь, Игорь. За столько лет работы с агентурой и операми я наслушался такого, что меня уже ничем не удивить. Все знаю, от охоты за летающими тарелками до тайных похорон Мюллера на Ваганьковском кладбище. Бред — это то, что не может принять сознание обывателя. А мы здесь ежедневно всерьез собираем и анализируем такое, что не привидится даже в страшном сне. Поэтому и работа у нас секретная. Ни один нормальный человек в такое не поверит и денег в виде налогов не даст.

— Короче, Склифосовский, я шизик? — Белов поднял голову.

— Игорь, ты абсолютно здоров. — Константиныч пригладил седые усы. — По моей линии, естественно. Сердечко шалит, дистония, сосудики ни к черту. Да ты и сам это знаешь. Добрый совет, отдохни. Височные боли и красная сетка на глазах,. как у тебе сейчас, прямой путь к инсульту. Запомни, сосуды расширять надо не водкой, а но-шпой. Боль снимают анальгином, а не пивом.

Белов машинально провел по правому виску, боль притупилась, остался только тяжелый комок.

— Куда повезут, Константиныч? — прошептал он.

— На Каширку, — одними губами прошептал тот и отвернулся к столу.

На Каширском шоссе и находилась пятнадцатая психбольница, а в ней целый этаж отвели жертвам невидимого фронта. Белов ясно представил себя прогуливающимся по коридорчику в линялой пижаме, и расплывшуюся медсестру с повадками надзирателя, получившую всю полноту власти над полковником ФСБ.

«Ясно, во избежание утечки информации. Два укольчика в правую ягодицу — и тихий здоровый сон. Минимум сорок пять суток обследования. Если не повешусь от тоски, то точно сдохну от лошадиных доз аминазина. Я ведь буянить буду, я же знаю, уверен, что город обречен!»

Белов с тоской посмотрел за окно. Окна кабинета выходили во внутренний двор и смотрели прямо на стену бывшей знаменитой внутренней тюрьмы Лубянки. Комендантские наряды каждую ночь десятилетиями разряжали там свои наганы.

«Революционная необходимость — есть высший закон», «Признание вины царица доказательств», «Сын за отца не отвечает, по одному делу идти не могут» — пришли на ум короткие, как выстрел нагана, строчки из негласного УПК тех лет. — Времена изменились, а мы? — Белов перевел взгляд на бывшего друга, ссутулившегося за столом. — Нет».

В дверь вежливо постучали.

— Войдите, — разрешил Константиныч, оглянувшись через плечо.

В дверь просунулась физиономия Барышникова. Белову он показался котом, явившимся с повинной после пожирания хозяйской сметаны. В глазах тревога и тоска, а на роже послеобеденная тихая радость.

— Алексей Константинович, разрешите? — Барышников замер на пороге.

— Входи уж. — Константиныч смерил взглядом Барышникова. — Заговоришь с ним о работе, дам по лбу, понял? — Он покрутил в тонких пальцах никелированный молоточек.

— Доктор, может, лучше укол? — расплылся в улыбке Барышников.

Константиныч хотел было ответить, но тут тихо запиликал телефон. Он взял трубку. Выслушал, теребя усы.

— Сейчас подойду, — бросил он в трубку. Встал, взял со стола заполненные бланки. — Так, мужики, не курить, о работе не говорить, вести себя прилично. Я на пять минут.

Барышников потеснился, пропуская Константиныча к двери.

— Ты как? — Он плюхнулся на стул напротив Белова, заглянул в глаза.

— Похоже, отстрелялся. Нервы не выдержали. — Белов устало потер висок. Уже все в курсе?

— Про то, что ты в Подседерцева пепельницей засветил? — усмехнулся Барышников. — На сегодняшний день — это государственная тайна. Никто в отделе не знает. Только я. «Коридорное радио» пока молчит.

— А я думал, уже все управление на ушах стоит, — покачал головой Белов.

— Для этого надо было попасть, Игорь Иванович. — Барышников закряхтел, прижав кулак ко рту. Глазки сразу покраснели и подернулись влагой.

— Хорош в одну харю веселиться, — поморщился Белов.

Барышников стрельнул глазками на дверь, пошарил взглядом по потолку и стенам. Всем видом показывал, что сейчас начнет говорить «под микрофон».

— Врачуган уже приговор вынес, Игорь Иванович? — Барышников уставился в глаза Белову.

— Госпитализация. Говорит, отоспаться надо. — Белов прижался спиной к стене.

— Понятно, — протянул Барышников, явно сопоставляя эту информацию с уже имеющейся. — Грех завидовать, но с удовольствием бы поменялся с тобой местами.

— Ага, будет тебе удовольствие, когда вкатят в задницу ведро аминазина! Белов убедился, что намек на Каширское шоссе понят.

Барышников нервно сцепил пальцы. Опять бросил взгляд на дверь.

— Знаешь, Игорь Иванович, мы с тобой нормально работали. Мужик ты отличный…

— Что ты меня хоронишь, старый? — не выдержал Белов.

— Работа у нас такая, Иванович. Непрерывное производство, можно сказать. Да и аврал, сам знаешь, какой. — Барышников придвинул стул ближе, почти прижал колени к ногам Белова. — Я же твой зам, так?

— Ах вон оно что! — догадался Белов. — Так бы сразу и сказал, а то мычишь, а не телишься. — Он достал из кармана связку ключей, бросил в протянутую ладонь Барышникова. — Только, старый, все по уму. Сейф открывает комиссия из трех человек, и все прочее…

— Не первый год замужем, Иваныч. — Барышников подбросил на ладони связку. — Все документики будут в целости и сохранности. К твоему возвращению новые накропаем.

Его рука скользнула под пиджак, выудила сложенный втрое листок, сунула в руку Белову. Барышников глазами приказал: «Читай!», а сам завелся, как заевший граммофон:

— За отдел не беспокойся, Иваныч. Все у нас нормально будет. Димке я работу найду, чтобы под ногами не путался. Его бы с Авдеевым в пару поставить, тот в две секунды Димке мозги в нужном направлении скособочит. Ищи их потом по всем подмосковным пансионатам. По бабам так зарядят парой, что во всероссийский розыск подавать придется. — Барышников сделал паузу, встретился взглядом с Беловым, успевшим дочитать документ. — Как считаешь?

Если чужое ухо и пропустит упоминание о розыске, то Белову только осталось восхититься виртуозной игрой своего зама.

— Ты теперь у руля, тебе и решать. — Белов сжал бумажный комок в кулаке. Откуда? — прошептал он одними губами.

— Авдеева мы мало вздрючили, кстати. Помнишь, жена нашла у него путевку на две персоны? — Барышников чуть прищурил настороженные глазки. — Молодой еще, неопытный, секретные бумажки разбрасывает где попало.

— Приложит жизнь мордой об асфальт, сразу поумнеет. — Белов произнес это так, будто решил лично преподать урок.

— Всему свое время, — кивнул Барышников. — Кстати, о времени. — Он бросил взгляд на часы. — О! Иваныч, я бегу.

Вскочил со стула, протянул Белову руку. Тот вцепился в нее и рывком поднялся с топчана. Крепко сжал ладонь Барышникова, потом обхватил за плечи.

— Спасибо, Миша, — прошептал в ухо.

— Ни пуха, ни пера, — ответил Барышников. Отстранился, заглянул в глаза. Нормальный ты мужик, Игорь. В этом я уверен.

Пошел к двери, взявшись за ручку, оглянулся.

— Знаешь, о чем жалею? — Барышников немного замялся. — Что тебя не послушал и рапорт не написал.

Махнув на прощанье рукой, он вышел, плотно прикрыв за собой дверь.

Белов прислушался к его удаляющимся шагам. Достал из кармана бумажный комок. Расправил. На пальцах оставался серый налет. Ксерокс в отделе давно дышал на ладан.