Сайлес Марнер [= Золото и Любовь., Золотые кудри., Сила Марнер, ткач из Равело] - Горфинкель Даниил Михайлович - Страница 12

Однажды под конец дня в ноябре, на пятнадцатый год пребывания Сайлеса Марнера в Рейвлоу, этот самый когда-то подававший надежды Годфри стоял, заложив руки в карманы и прислонившись спиной к камину в столовой Красного дома. Тусклый свет хмурого дня падал на темные стены, украшенные ружьями, хлыстами и лисьими шкурами, на плащи и шляпы, в беспорядке разбросанные по стульям, на кубки, распространявшие запах прокисшего эля, на полупотухший камин с приставленными к нему по углам курительными трубками — все признаки домашней жизни, не согретой домашним теплом, и с ними весьма мрачно гармонировала озабоченность на лице белокурого молодого Годфри. Он настороженно прислушивался, словно кого-то поджидая, и вот наконец из огромной пустой прихожей донеслись насвистывание и тяжелые шаги. Дверь отворилась, и в столовую вошел коренастый молодой человек. Его багровое лицо и беспричинная веселость свидетельствовали о первой стадии опьянения. Это был Данси, и при виде его на угрюмом лице Годфри отразилось еще и сильное чувство ненависти. Красивый коричневый спаниель, лежавший у камина, забрался под кресло.

— Ну, мистер Годфри, что вам от меня угодно? — насмешливо спросил Данси. — Как известно, вы мой старший брат и повелитель, поэтому я не посмел ослушаться, когда вы за мной послали.

— Мне угодно вот что… Протрезвись и слушай как следует, — крикнул взбешенный Годфри. Он сам выпил лишнее, пытаясь забыть свои мрачные мысли и быть более решительным. — Я хочу напомнить тебе, что пора отдать отцу деньги, уплаченные в счет ренты Фаулером, иначе я должен буду сказать, что дал их тебе. Отец грозится наложить арест на имущество Фаулера; тогда все обнаружится уже без моего участия. Он только что, уходя отсюда, сказал, что даст знать Коксу, чтобы описать имущество, если Фаулер не явится на этой неделе и не погасит задолженности. У отца сейчас туго с деньгами, он не намерен шутить, а ты понимаешь, что тебе грозит, если он узнает о тех ста фунтах, что ты присвоил. Ведь это не в первый раз! Постарайся достать деньги, да побыстрей, ясно?

— Ах, так? — с издевкой сказал Данси, подходя к брату и глядя ему прямо в лицо. — А может быть, ты сам достанешь деньги и избавишь меня от этой заботы? Раз ты был так добр, что дал их мне, то уж никак не откажешься возвратить их за меня — ведь ты же знаешь, что только братская любовь побудила тебя совершить этот благородный поступок.

Годфри закусил губу и сжал кулаки.

— Не подходи ко мне, не то полетишь у меня вверх тормашками.

— О нет, этого не будет, — ответил Данси, но на всякий случай повернулся на каблуках и отошел. — Ты ведь знаешь, какой я добрый брат. Стоит мне захотеть, и тебя в тот же час вышвырнут из дома с одним шиллингом на дорогу! Я мог бы рассказать сквайру, что его прекрасный сын женился на славной молодой женщине Молли Фаррен, а теперь очень несчастлив, ибо не может жить с женой-пьяницей. После этого я мог бы преспокойно сесть на твое место. Но ты видишь, я этого не делаю, я сговорчивый и добрый. Ты сделаешь для меня все на свете. Не сомневаюсь, что ты достанешь для меня и эти сто фунтов.

— Откуда я возьму деньги? — спросил Годфри, весь дрожа. — У меня нет за душой ни гроша. И напрасно ты думаешь, что тебе удастся занять мое место, тебя самого выгонят из дому, вот и все. Если ты вздумаешь донести на меня, я тоже кое-что расскажу. Любимец отца Боб, ты это прекрасно знаешь. Он будет только рад случаю избавиться от тебя.

— А, все равно! — сказал Данси, склонив голову набок и глядя в окно. — Будет очень приятно составить тебе компанию — ты такой прекрасный брат, а, кроме того, мы так привыкли ссориться друг с другом, что я просто не знаю, что буду делать без тебя. Но, пожалуй, будет еще лучше, если мы оба останемся дома, — я знаю, тебе это было бы больше по душе. Поэтому ты постараешься достать эту небольшую сумму, а я, хоть мне и жаль расстаться с тобой, пока прощаюсь.

Данстен двинулся к двери, но Годфри бросился за ним и, схватив его за руку, с проклятием воскликнул:

— Говорю тебе, нет у меня денег, и негде мне их достать.

— Займи у старика Кимбла.

— Ты же знаешь, он мне больше не даст, я и просить не стану.

— Ну, тогда продай Уайлдфайра.

— Да, легко сказать! А деньги-то нужны сейчас.

— Для этого стоит лишь поехать на нем на завтрашнюю охоту. Там ты, наверно, встретишь Брайса и Китинга. Да и не они одни будут рады купить у тебя такую лошадь!

— Может быть, но вернуться домой в восемь вечера, по уши забрызганным грязью? Я собираюсь на день рождения к миссис Осгуд. Там будут танцы.

— Ого! — сказал Данси, повернув голову и стараясь говорить тоненьким, жеманным голоском. — И там будет прелестная мисс Нэнси, и мы будем с ней танцевать и уверять ее, что никогда больше не будем плохо себя вести, и снова попадем к ней в милость, и…

— Не смей произносить имя мисс Нэнси, дурак, — закричал Годфри, багровея, — не то я тебя придушу!

— За что? — спросил Данси все тем же наигранным тоном, но взяв со стола хлыст и похлопывая себя рукояткой по ладони. — Тебе представляется весьма удобный случай. Я советую тебе снова вкрасться к ней в доверие. Тем самым ты выиграешь время; может, Молли в один прекрасный день выпьет лишнюю каплю опия и сделает тебя вдовцом. Мисс Нэнси будет не прочь стать твоей второй женой, разумеется, если не узнает о первой. А твой добрый брат будет хорошо хранить тайну, зная, что ты не забудешь о его нуждах.

— Слушай, — побледнев от волнения и дрожа, сказал Годфри, — мое терпение подходит к концу. Будь у тебя немного больше соображения, ты бы понял, что способен довести человека до крайности, когда ему все равно, куда кинуться. Пожалуй, это уже так. Я могу сам все открыть отцу; по крайней мере, хоть от тебя избавлюсь, если не выиграю ничего другого. Да и все равно он сам скоро узнает. Молли грозится прийти сюда и рассказать ему. Поэтому не льсти себя надеждой, что моя тайна стоит столько, сколько ты вздумаешь требовать. Ты вытягиваешь у меня столько денег, что мне нечем умиротворить ее, и в один прекрасный день она выполнит свою угрозу. Ты видишь, деваться мне некуда, поэтому я сам скажу отцу, а ты можешь убираться ко всем чертям.

Данси понял, что перегнул палку и что наступило время, когда даже слабохарактерный Годфри может на многое решиться. Все же он с равнодушным видом сказал:

— Как хочешь, но сначала я выпью глоток эля.

Он позвонил и, развалившись сразу на двух стульях, начал барабанить хлыстом по диванчику под окном.

Годфри все еще стоял у камина спиной к огню, беспокойно перебирая пальцами содержимое своих карманов и глядя в пол. Он обладал большой физической силой и смелостью, которая, однако, не помогала ему в тех случаях, когда врага нельзя было просто сбить с ног или задушить. Его природная слабохарактерность и трусость в моральных вопросах заявляли о себе еще больше, когда опасность, казалось, надвигалась отовсюду, и не успел он сгоряча бросить вызов Данстену и пойти навстречу возможному предательству с его стороны, как бедствия, неминуемо ожидавшие его после такого шага, показались ему еще более ужасными, чем нынешнее трудное положение. В последствиях признания можно было не сомневаться, они были ясны, в то время как брат мог и не выдать его. Представив себе картину того, что ждет его после признания, он начал колебаться и взвешивать разные возможности. Лишенный наследства сын мелкого сквайра, одинаково не склонный ни трудиться, ни попрошайничать, он был беспомощен, как вырванное с корнем дерево, которое по милости земли и неба поднялось было мощным стволом на том месте, где впервые оно пробилось из земли. У него еще могло бы хватить духа, чтобы подумать о работе, если бы это помогло ему завоевать Нэнси Лемметер, но раз он все равно безвозвратно потеряет вместе с наследством и ее, раз он должен порвать все свои связи, кроме той, которая его унижает и лишает смысла всякое стремление вернуть себе свои лучшие качества, ему после добровольного признания останется лишь «завербоваться в солдаты», в глазах почтенных семей — самый отчаянный шаг, равный чуть ли не самоубийству. Нет! Лучше довериться случаю, чем собственному решению, лучше сидеть на пиру и пить любимое вино, даже если над головой будет висеть меч, а сердце — трепетать от страха, чем кинуться в холодный мрак, где его не ждет ничего отрадного. Продать лошадь в качестве последней уступки Данстену теперь уже казалось ему более легким делом, нежели выполнить свою же угрозу. Он был горд и продолжать разговор с братом мог только в самых резких тонах. Данстен, казалось, только этого и ждал, ибо пил свой эль гораздо медленнее, чем обычно.