Зов ангела - Мюссо Гийом - Страница 15

Маделин нажала на другую ссылку: это была статья на сайте «Нью-Йорк таймс», которая давала иное освещение события.

Следуя по ссылкам, которые шли после статьи, Маделин подумала, что все они похожи на некрологи, что все заинтересованные стороны говорят о Лемперере так, как если бы он… умер.

Майкл Блумберг, мэр Нью-Йорка, высоко оценил большой талант великого шеф-повара, который стал за эти годы настоящим сыном Нью-Йорка. Хиллари Клинтон напомнила об «активной поддержке Джонатаном Лемперером акций, проводившихся в школах для содействия развитию вкусового воспитания детей». Фредерик Миттеран, министр культуры Франции, приветствовал в нем «гения кулинарного искусства, который сумел внести свой вклад в международную репутацию французской гастрономии».

Но рядом с подобными высказываниями одно мнение явно диссонировало: это было мнение шотландского шеф-повара Алека Бакстера, который заявил, что Джонатана свергли с трона лучшего повара на планете. Бакстер брал реванш и не скрывал своего удовлетворения: «Лемперер был всего лишь падающей звездой в мире кулинарии. Метеором, созданным в средствах массовой информации. И вот наконец его поглотила та самая система, которая выдвинула его наверх. Кто будет помнить его имя через десять лет?»

Но самым сильным, самым личностным и самым острым свидетельством стало мнение Клер Лизье, одного из двух заместителей шеф-повара «Императора»: «Я работала с Джонатаном Лемперером десять лет, — писала она. — Именно он научил меня всему. Он заметил меня, когда я была простой официанткой в кафе „Мэдисон“, куда он каждое утро приходил завтракать. У меня не было продленного разрешения на работу, и он помог мне решить эту проблему, пригласив работать в свой ресторан. Он был человеком большой решимости, требовательным, но щедрым по отношению к своими сотрудникам».

— Ты, матушка, должно быть, была тайно влюблена в него… — пробормотала Маделин и продолжила читать.

«Джонатан представляет собой смесь силы и хрупкости, — продолжала Клер. — У него всегда был тяжелый характер, очень противоречивый, обожающий и боящийся средств массовой информации и славы. В последнее время я чувствовала, что он очень подавлен. Гиперактивный, постоянно находившийся в напряжении, он неустанно стремился к совершенству, и это стало для него своего рода рабством. Он был истощен, неустанно работая с утра до ночи, почти никогда не брал отпуск. Пока жена поддерживала его, у него был некий иммунитет, спасавший его от безумия, но когда она его покинула, он не выдержал. Все ошибаются по поводу Джонатана Лемперера: его жажда признания, его амбиции, его уступки „star system“ не были признаками чрезмерной мании величия. Мне кажется, что он делал это для Франчески. Чтобы угодить ей, чтобы она его любила. С того момента, как они расстались, я думаю, что все это перестало интересовать его, что все потеряло смысл…»

— Что ты тут делаешь?

Маделин аж подскочила и повернулась, словно ее застали на месте преступления. Это был Рафаэль. В халате, сонный, он как-то странно смотрел на нее.

— Ничего, ничего, — заверила его она, торопливо закрывая монитор своего компьютера. — Я… Я заполняла свои счета: взносы, URSSAF,[14] налоги… Ну, ты же знаешь, что это такое.

— Но ведь сейчас два часа ночи!

— Я не смогла заснуть, дорогой, — объяснила она, снимая очки.

Он сделал глоток чая, уже ставшего холодным, сунул свой нос в пакет гранолы, но оказалось, что тот пуст.

Рафаэль наклонился и поцеловал ее в губы, потом провел рукой под ее ночной рубашкой и погладил живот. Его губы скользнули к шее Маделин. Очень медленно он сбросил одну бретельку ее шелковой рубашки, потом вторую…

Его любовный порыв был внезапно прерван рингтоном «Джека-попрыгунчика». Рафаэль вздрогнул от неожиданности и отступил.

Маделин посмотрела на вибрирующий телефон Джонатана, лежавший рядом с ее компьютером. На экране была изображена брюнетка серьезного вида, с темными и глубокими глазами. Картинка сопровождалась именем: «ФРАНЧЕСКА».

Не дав себе времени подумать, Маделин взяла трубку…

— Пап, мне немного холодно.