Ранняя история нацизма. Борьба за власть - Гинцберг Лев Израилевич - Страница 49

Открыл съезд тогдашний гауляйтер Тюрингии Динтер (спустя короткое время он уже оказался вне партии, ибо предлагал ограничить власть фюрера). Гитлер в своей речи вновь высказал свое отношение к народным низам: «Массы безответственны. Человека обычно интересует удовлетворение инстинктивных потребностей в пище, питье, любви и самовоспроизводстве». С трибуны Национального театра в Веймаре — правительство Тюрингии охотно предоставляло его для фашистских сборищ — нацистские лидеры призвали соотечественников, проживающих в тех зарубежных странах, где имелось значительное немецкое меньшинство, стать членами НСДАП, при условии, что они будут решительно бороться за присоединение этих территорий к Германии. Рядовые члены партии в зал, естественно, допущены не были.

Следующий съезд был созван в августе 1927 г. уже в Нюрнберге. По официальным данным, сюда прибыло 47 специальных поездов. Нацисты утверждали, что число участников достигало 30 тыс. человек, на деле их, по-видимому, было вдвое меньше. Среди других ораторов на съезде выступил председатель нацистской фракции в рейхстаге Фрик, недвусмысленно охарактеризовавший смысл пребывания фашистов в парламенте: подготовить его разгон и установление диктатуры. На закрытом заседании, занимавшемся организационными делами, было внесено предложение не рассматривать «несоответствующих вопросов, чтобы не понижать уровень съезда». Таким образом, «гайки» продолжали завинчиваться.

В 1928 г. нацисты из-за нехватки средств отказались от проведения съезда. Это был для них не слишком благоприятный момент: вся широковещательная пропагандистская кампания, развернутая в связи с выборами в рейхстаг, принесла только 700 с лишним тысяч голосов и 12 депутатских мест. Надежды на крупные успехи не оправдались, и в «Фёлькишер беобахтер» за 23 июня Розенберг был вынужден признать, что «положение действительно безрадостное».

В 1929 г. ситуация значительно изменилась. Рейд по индустриальным центрам принес необходимые средства, но главное было в том, что нацистская партия неожиданно получила мощную помощь со стороны влиятельнейшей силы лагеря крайне правых — Национальной партии (см. ниже). На нюрнбергский съезд 1929 г. были приглашены магнат Кирдорф, а также ветеран антибольшевизма кайзеровский генерал фон дер Гольц; оба они затем выступили в «Фёлькишер беобахтер» с хвалебными статьями. На съезде присутствовало много представителей зарубежных немцев — сторонников нацизма; делегация из Судетской области Чехословакии вышла на демонстрацию с транспарантом «Германские Судеты верны Гитлеру». Это было за девять лет до Мюнхена! Гитлеровцы утверждали, что в Нюрнберг съехалось около 200 тыс. человек, но это была ложь; участников было примерно 30 тыс., социал-демократическая печать Мюнхена утверждала даже, что по улицам Нюрнберга шествовало не более 17 тыс.

Участник съезда Б. Узе красочно описал специальное заседание по рабочему вопросу, где вполне закономерно было затронуто отношение к забастовкам. Уже не впервые члены партии — пролетарии (количество их было невелико, но они все же имелись) поднимали этот вопрос; нацистские же лидеры всячески стремились уйти от прямого ответа. На упомянутом съезде Лей поставил все точки над «и»: «Забастовка — это инструмент классовой борьбы, — заявил он, — и поэтому национал-социалисты при любых обстоятельствах отвергают ее». От имени Гитлера Лей положил конец дальнейшим разговорам на данную тему.

Наиболее полное выражение ситуация в нацистской партии нашла в возвеличивании Гитлера, уже вполне сложившемся к этому времени. Вот что писал, например, 9 января 1927 г. в статье, озаглавленной весьма характерно — «Хайль Гитлер!», Г. Штрассер, которого в зарубежной литературе принято рассматривать чуть ли не как главу оппозиции против фюрера: «Подчиненный герцога, член его свиты! Сущность национал-социалистической рабочей партии заключается в этом истинно немецком соотношении вождя и подвластных ему, понятном только немецкому существу и немецкому духу, аристократическом и в то же время демократическом». Фимиам Гитлеру курили и многие другие нацистские лидеры, в частности командующий штурмовыми отрядами Пфефер. В декабре 1929 г. он писал одному из своих приспешников: «Перед вами только одна индивидуальность: фюрер. И вы подчиняетесь ему... Вы не спрашиваете — почему и по какой причине». Одна из фашистских газет сформулировала это так: «Идея фюрерства — основа национал-социалистической партии». Одним из наглядных свидетельств этого было распространение приветствия «Хайль Гитлер!», которым при встрече обменивались нацисты. По некоторым данным, это имело место уже в конце 1923 г., хотя в тот момент, казалось бы, серьезных оснований для обожествления фюрера не было.

Но с 1925 г. это приветствие постепенно входит в обиход и остается на долгие годы. Советский тоталитаризм такого ритуала не создал.

В то время еще более или менее открыто звучали слова предостережения. Так, Фольк писал: «Если вожди полагают, что они могут все оценить одни и лучше остальных, то мы далеко не уйдем». А в более позднем его меморандуме, составленном после ухода в отставку, говорилось: «Шумиха вокруг фюрера приняла в конце концов такие масштабы, что наши звездопоклонники, услышав известное имя, впадают в истерику... Фюрер — это все, только от него в детско-рабской покорности ожидают исполнения надежд и желаний». Все это были очень правильные слова, но они оставались известными немногим, Фольк же, критикуя культ фюрера в частных письмах, одновременно на собраниях провозглашал троекратное «хайль» Гитлеру.

Большую последовательность проявил Г. фон Мюке, в годы Первой мировой войны командовавший военным кораблем, а во второй половине 20-х годов возглавлявший нацистскую фракцию саксонского ландтага: «Я постоянно был противником все более распространявшегося после возвращения Гитлера из крепости, противоречащего немецкому духу, отвратительного, византийского... культа личности», — писал Мюке в книге, вышедшей из печати уже после того, как он в 1929 г. порвал с НСДАП.

Восхваление Гитлера и тесно связанное с этим утверждение принципа фюрерства занимали одно из центральных мест в нацистской пропаганде, которой фашистские главари придавали столь важное значение. «То, что можно добыть при помощи бумажных пуль, — поучал фюрер, — не надо будет впоследствии добывать при помощи стальных». При этом нацисты считали, что уровень пропаганды следует ориентировать на способности восприятия самого ограниченного субъекта из тех, к кому она обращена. Излюбленные темы — сила, честь, победа, месть; преподносить их лучше всего в вечерние часы, когда люди уже утомлены и более склонны подчиниться чьему-либо руководству. В нацистской пропаганде не было полутонов; только черное и белое: в своем лагере все правильно и хорошо, у противников все неверно и плохо. Считалось, что если в собственной пропаганде допускается хотя бы тень правоты на стороне противника, то тем самым уже кладется сомнение в собственной правоте. Другое неизменное правило — ни в коем случае нельзя «выносить сор из избы». Об этом шла речь в специальных циркулярах, то же требование содержалось в приказе командующего СА Пфефера от 5 ноября 1926 г.: «Занятие политикой... требует отрицать и утаивать все слабости, ошибки, недостатки перед лицом общественности, хотя каждый разумный человек знает, что там, где есть свет, должна быть и тень». Помимо доведенной до предела лживости, отличительной чертой нацистской пропаганды была ее демагогичность, которая насквозь пронизывала любую речь фашистского функционера, любую статью, опубликованную в нацистской печати. В этом отношении деятели НСДАП оставили далеко позади всех своих соперников из лагеря крайней реакции, не сумевших подняться до тех «высот» лицемерия, беззастенчивости, беспринципности, которые были свойственны нацизму. Ограничимся лишь одним примером: Геббельс в дружеском кругу брался убедительно изложить четыре различные точки зрения на один и тот же предмет.

Тоталитарные диктаторы постоянно заботились о том, чтобы выглядеть в глазах соотечественников не только гениальными политическими деятелями, но и образцами высокой нравственности. Вегетарианец Гитлер был в глазах немцев образцом и в отношениях с женщинами — ведь он даже не был женат, а о каких-либо извращениях в этом смысле широкой общественности ничего известно не было. Между тем с именем Гитлера связана история, которая, если бы она стала широко известна, могла бы напрочь подорвать его репутацию в глазах граждан Веймарской республики.