Видение былого (= Слуга тумана) - Локнит Олаф Бьорн - Страница 16

Я первым заглянул внутрь – такие же стекляшки, как и везде, только размерами поменьше. А ближе к середине, в круглом чашеобразном углублении, спит небольшая белая тварюшка, похожая на игрушечного медвежонка.

Остановить Конана я не успел. Варвар быстро нагнулся, подхватил Тицо за шиворот и поднял перед собой.

– Вот он, засранец! – с благодушным удивлением провозгласил Конан и слегка встряхнул белоснежного пушистого зверька.- Надо же, столько времени утекло, а твое, Хальк, домашнее животное, ничуть не изменилось! Одни мы постарели!

– Будь добр, положи меня на место,- глухой, слегка раздраженный голос послышался отнюдь не от маленького сонного животного, даже не соизволившего раскрыть глаз, а откуда-то сбоку. И насколько знакомый голос! В точности похожий на речь, принадлежащую самому Конану! – У тебя отвратительная привычка, пошедшая, если не ошибаюсь, еще с шадизарских времен – хватать все, что плохо лежит. А что лежит хорошо – тем более.

Киммериец фыркнул, однако послушался.

Он аккуратно вернул Тицо на его ложе и повернулся в сторону, откуда доносились тихие слова.

Одна из стеклянных пирамид внезапно полыхнула особенно ярким зеленым пламенем, а затем начала быстро погружаться в пол.

А на ее месте прямо из воздуха возникло скромное деревянное кресло без спинки, после чего образовался поначалу невнятный, но затем все более отчетливо различимый человеческий силуэт.

Я хотел было выругаться, но вовремя прикусил язык.

В нескольких шагах перед нами появился Конан. В облике двадцатипятилетней давности. Так киммериец выглядел во времена, когда я с ним познакомился, то есть вскоре после захвата власти, в 1288 году.

– Нет, это не новое воплощенное тело,- рьяно замотал головой Конан-не-Конан, отвечая на яростный взгляд короля,- перед вами своего рода призрак, частица моей памяти, временно ставшая зримой. Просто я решил напомнить, как выглядел… тогда. Извините, что не могу предложить кресел и вина. Если угодно – присаживайтесь на пол. Я перетерплю столь вопиющее нарушение этикета. Но для начала – добро пожаловать в мое скромное жилище. Конан, рад тебя видеть. Хальк?

– П-привет,- заикнулся я, одновременно оглядываясь на беспробудно дрыхнущего в своем гнездышке белого зверька.

Настоящий Тицо спал не шевелясь, как мертвый.

– Итак, вы пришли,- задумчиво выговорило бесплотное существо, принявшее вид Конана. Иллюзия казалась до ужаса настоящей, и впечатление портила лишь изредка пробегавшая рябь, словно от раскаленного воздуха – Мне пришлось долго ждать этого визита. Я знал, что однажды король Аквилонии непременно решит навестить

Ямурлак и подвести черту под прошлым. Побеседуем?

– О чем? – серьезно вопросил Конан.

– О многом.

Рассказ четвертый

Какой же ты все-таки мерзавец! – искренне возмущался король, искоса поглядывая на восседавшего перед нами призрака.- Удивительно! И ты смеешь требовать от меня извинений за события топ ночи? Да катись ты к демоновой матушке на пирожки!

Я вполне разделял точку зрения короля. Тицо только что намекнул, будто во время Мятежа Четырех мы поступили «необдуманно» и «скоропалительно», вместо того, чтобы просто придти и поговорить, как опять же выразился Тицо «по-человечески». После чего Хозяин Небесной горы как бы невзначай заметил, что нам следовало «хотя бы выразить сожаление» о происшедшем. Конан, разумеется, вспылил.

– Ничего себе шуточки! – орал киммериец.- У меня отбирают корону, государство и любовницу, самого запирают в подвал замка, сажают в тюрьму друзей, присваивают имя, внешность и прошлое, а я же, оказывается, и виноват в том, что восстановил справедливость! Ты кем себя возомнил?! Вот не посмотрю, что ты сейчас маленький и слабый, возьму, навешу булыжник на шею и утоплю в твоем же озере!

Киммериец при этих словах эмоционально кивнул на раскрытый синий «цветок», внутри которого почивало тельце Хозяина.

– Остынь, Конан,- быстро и примирительно ответил Тицо.- Во-первых, этим ты ничего не изменишь. Погибнет мое новое тело, но сам я никуда не исчезну. Моя жизнь устроена совсем по-другому, нежели у людей. Во-вторых, мне пришлось почти двадцать лет восстанавливать телесный облик после… после произошедшего. И пока я могу похвастаться только самым незначительным достижением – новое тело являет собой хорошо знакомого вам пушистого малыша. Однако моя мысль по-прежнему остается действенной и всепроницающей.

– Значит,- с интересом перебил я,- ты бог? Лишь боги способны творить с помощью мысли, а не живых рук…

– Нет, не бог,- отрекся Тицо.- Почтенный Хальк, я очень признателен тебе за то, что многие годы назад ты поднял меня от долгого сна и познакомил с человеческим миром. Моя раса отчасти похожа на вашу, однако таких, как я, очень немного – от силы два десятка сородичей, обитающих в зримой Вселенной… Я знаю, ты два с лишним десятилетия бился над разгадкой тайны Тицо. Готов помочь раскрыть тайну. Из симпатии к тебе, королю Конану и вашим замечательным сыновьям. Но скажи, готов ли ты принять знание, которое, возможно, окажется непосильным для обычного человека? Когда ты осознаешь, насколько велика и бесконечна тварная Вселенная, привычный мир станет для тебя таким же скучным, как запыленный чердак трактира в безвестной деревеньке. Хальк, ты всегда жаждал знаний, хотел увидеть и познать новое, не понимая, что переизбыток знания ведет лишь к гибели твоего представления о мире и еще более губительному стремлению: хочется видеть все новое, необычное, величественное, чудовищное и прекрасное, мерзкое и восхитительное… И эта жажда никогда не будет утолена. Ибо невозможно познать Бесконечность. Ты желаешь обречь себя на нескончаемое страдание? Оказаться летописцем Вселенной, как был хроникером Аквилонии?

– Да! – не раздумывая, ответил я, не расслышав предостерегающий возглас сына.- Хочу, желаю и жажду! Я слышал, будто Бесконечность – проклятие, но я согласен быть проклятым, ради того, чтобы узреть все эпохи великих Сфер Бытия!

– Ты не знаешь, с чем пошутил,- голос Тицо из проникновенно-соблазнительного превратился в жесткий.- Даже мне, бессмертному по вашим и любым другим понятиям, тяжко смотреть на бессчетные смерти и рождения, на гибель и воскрешения богов, на смерть миров и их зарождение… На безмерное пространство, в котором бытие и небытие сплелись в радужный конгломерат, возникший по воле Творца Вселенной. Разве такое посильно человеку? Я не имею в виду твою душу, а смотрю на слабое тело!

– Короче! – рявкнул варвар, останавливая увлекшегося Хозяина,- давай, договаривайся с Хальком, а затем соблаговоли обратить свое просвещенное внимание на мою персону. Время коротко, малыш. Очень коротко.

– Ты уже выбрал свой путь,- сказало видение мысли Хозяина,- а ваши дети пока только стоят на перекрестке, решая, куда идти. Но уж позволь Хальку принять окончательное и непреложное решение. Помолчи.

И тогда я испугался. Признаюсь в этом честно и открыто. Вселенная слишком велика для маленькой человеческой мошки, решившей усесться на шкуру гигантского зверя. Я отступил. И плевать, что не получу Бесконечное Знание! В такой ситуации лучше владеть малым, чем покушаться на великое, но непосильное. Пусть тайны Хозяина останутся при нем.

– Мне не нужны твои подарки,- вздохнул я, глядя на Тицо,- я их просто боюсь. Можешь меня презирать за трусость. Я – только человек, как ты верно заметил. А у людей своя дорога. Не искушай.

– Будь по-твоему,- призрак в кресле понимающе кивнул.- Ты сказал. Но насколько велико искушение, правда ведь? Оставим это… Конан?

– Чего? – киммериец исподлобья воззрился на иллюзию, изображавшую его самого.- Скажика, дружок, а зачем ты послал ко мне Тот-Амона и заставил вернуться во времена, о которых я прочно и надежно забыл? Какая тебе в том радость?

– Я испытывал и тебя, и себя,- искренне, это, было слышно по голосу, признался Тицо.- Я сейчас расскажу, для чего вызвал из Потустороннего бытия престарелого стигийца и открыл вам путь в забытую Киммерию. Только очень прошу, благородные месьоры, не перебивайте и не переспрашивайте. Вопросы зададите потом. И еще одно. Запомните: я не являюсь вашим врагом, пускай вы уверены в обратном. «Чужое» – не всегда враждебное. Лучше вспомните слово «иное» – необычное, непонятное, экзотичное, но все-таки миролюбивое или нейтральное. Я – не чужой, но иной. Ясно?