В поисках копей царя Соломона - Шах Тахир - Страница 11

Мы обсуждали гиен. Самсон был убежден, что в Хараре нет ни золотых копей, ни спрятанных сокровищ. Мне было неприятно слышать его заявление, что эта дальняя экспедиция — пустая трата времени.

— Золото заставляет людей сходить с ума от жадности, — говорил он. — Это видно по их глазам. Если бы там были сокровища, Юсуф первый бы убил гиен и забрал все себе.

Сидевший перед нами мужчина был одет в заплатанный рабочий комбинезон, а на шее у него красовался шарф канареечного цвета. С ним явно было что-то не то. На протяжении четырнадцати часов он изображал радиокомментатора, маниакально бормоча в большой палец руки.

Кто-то прошептал, что во времена правления Менгисту он был солдатом и что его пытали.

Шли часы, и мое сочувствие к несчастному постепенно испарялось. Остальные тоже устали от издаваемых им звуков. После импровизированного голосования беднягу прямо на ходу выбросили из автобуса.

Остановок было столько, что я сбился со счета. На каждой остановке пассажиры выходили из автобуса вместе со своим багажом и рассаживались вдоль дороги. На контрольно-пропускных пунктах нас всякий раз досматривали. Пассажиры изо всех сил пытались спрятать контрабанду — блоки импортных сигарет, розовые лайкровые костюмы, поддельные солнцезащитные очки «Ray Ban» и пачки французского маргарина.

По местным меркам, это было обычное путешествие, но в пыльной деревушке под названием Хирна произошло событие, которое поставило меня в тупик.

Автобус остановился для ремонта около кузницы. Самсон ушел, чтобы купить что-нибудь из еды. Я бесцельно слонялся по деревне, а за мной по пятам следовала стайка мальчишек, дразня меня обычными в таких случаях выкриками: «Фаранжи, фаранжи!» Я не смотрел в их сторону, но вдруг заметил стоящего в стороне мальчика лет десяти. Он был босой, покрыт слоем пыли и одет в лохмотья — как и все остальные.

Меня поразила его внешность — белая кожа. В африканских странах нередко встречаются альбиносы, но мальчик явно не принадлежал к их числу, и мне на память пришла одна газетная заметка.

В 70-х годах в посольство США в Аддис-Абебе пришли мужчина и женщина и заявили, что они американские граждане. На языке амхари — молодые люди не знали английского — они объяснили, что являются братом и сестрой и что двадцать лет назад они лишились родителей. Женщину звали Тегест Гадесса, а ее брата Мариам. Все эти годы с ними плохо обращались, а Тегест несколько раз насиловали.

Подробностей этой истории сохранилось немного. Похоже, на одной из горных дорог Эфиопии у их родителей сломалась машина. Одни утверждали, что они были миссионерами, другие говорили, что отец молодых людей работал по контракту и искал месторождения нефти.

Мать с детьми остались в машине, а отец пошел искать помощи. Больше его никто не видел — вероятно, уже через несколько миль его убили, забрав бумажник и туфли. Мать погибла, когда на машину напали бандиты. Мальчика и девочку увезли в далекую деревню, продали в рабство и дали эфиопские имена.

Утрата собственной личности — это довольно редкое явление, и я не обратил бы на мальчика особого внимания, если бы не вспомнил историю о брате и сестре Гадесса. Я подозвал мальчика и дал ему кусок хлеба. Он не говорил ни по-английски, ни на амхари — только на оромо. Остальные дети рассказали, что он спит на улице и что он появился в деревне полгода назад. Самсон подтвердил, что мальчик говорит с акцентом и не очень хорошо знает язык оромо.

Где его родители? Дети издевались над ним, и он все больше съеживался от страха. Он не знает, где его родители. Он вынужден сам добывать себе пропитание. Я попросил его приподнять изодранную рубашку. Грудь и спина паренька покрывал толстый слой грязи, но кожа, вне всякого сомнения, была белой.

Чем больше вопросов мы задавали, тем более испуганным выглядел мальчик. Я дал ему немного денег и еще еды. Внезапно он разрыдался и убежал.

Три протяжных сигнала предупредили нас о том, что автобус отправляется. Времени искать мальчика у нас не было, но я решил, что по возвращении в Аддис-Абебу нужно сообщить о нем в британское посольство.

Ветхий автобус без тормозов тащился до столицы еще два дня. По ночам мы останавливались у придорожных кафе, где гремела музыка, теплое пиво лилось рекой, а проститутки пили с клиентами. Воздух был насыщен удушливыми выхлопными газами, к ботинкам липла маслянистая грязь. Водители спали под своими машинами, завернувшись в шамму, белую хлопковую накидку.

На вторую ночь мы остановились у бара, который показался нам особенно неприглядным, и мы решили устроиться снаружи. Нам вынесли ужин, состоявший из эфиопского хлеба инжера и острого жаркого из курицы. Во время еды Самсон рассказывал о родном городе Кебра-Менгист, о своей семье и о любимой девушке. Он собирается жениться на ней? Услышав мой вопрос, Самсон помрачнел.

— Если господь будет милостив, мы поженимся, — печально сказал он, — но свадьбы очень дороги. Когда я добывал золото, то был богат, но внутри у меня сидел дьявол. Теперь я вернулся к богу, но сижу без гроша.

После еды он наугад раскрыл свою огромную Библию и углубился в чтение. Самсон был убежден, что человек, не читающий Священное Писание, никогда не добьется успеха. Он не произносил этого вслух, но я знал, что мой случай он считает особенно тяжелым. Пока он продирался сквозь Откровения Иоанна Богослова, я начал читать биографию одного англичанина по имени Фрэнк Хейтер. Книга называлась «Золото Эфиопии» и была издана в 1936 году. Именно название заставило меня купить ее.

Самсон регулярно прерывал чтение, поднимал глаза к небу и благодарил бога за то, что тот не оставляет его. Затем он возвращался к тексту, дрожащими губами выговаривая каждое слово.

На противоположном краю стола я читал совсем другие откровения.

На фронтисписе был изображен усатый мужчина в пробковом шлеме, рубашке «сафари», шортах цвета хаки и с зажатым в зубах длинным мундштуком. Он позировал на фоне огромной леопардовой шкуры. Я принялся за чтение и к концу первой главы почувствовал, что увлекся.

Фрэнк Хейтер родился в 1902 году в семье фермера вблизи границы с Уэльсом. С ранней юности он мечтал стать «великим белым охотником» и исследователем Черного Континента.

Первым шагом к заветной цели стала работа в Лондонском зоопарке в качестве таксидермиста.

Юноша гордился своим ремеслом и был счастлив, когда его пригласили принять участие в экспедиции в Африку. Он должен был отправиться в горы Абиссинии и привезти для зоопарка сотню бабуинов.

В 1924 году Хейтер поездом добрался до Марселя, где пересел на пароход, идущий в Джибути. Далее по железной дороге он доехал до Диредавы, где устроил свой опорный пункт. Сегодня Диредава — это тихая железнодорожная станция, но в те времена город буквально кишел подозрительными личностями. Греческие и армянские купцы не брезговали ни одним из видов мошенничества, а из пустыни приходили воины племени данакил — щиты крепко привязаны к груди, на шее гениталии врагов. Хейтер повстречался даже со знаменитой экспедицией общественной деятельницы и путешественницы Роситы Форбс, лагерь которой располагался в окрестностях Харара.

Купив оружие и провиант, наняв проводников и верблюдов, Хейтер вместе со своим небольшим караваном направился через пустыню в сторону впадины Афар. Днем люди изнемогали от жары. Ночью появлялись шакалы. В конце концов они добрались до болот. «Три ужасных дня и три еще более ужасные ночи, — писал Хейтер, — мы находились в этих смрадных, пропитанных лихорадкой болотах, считая не мили, а буквально шаги».

Застрявший в болоте караван подвергся нападению данакилов, жаждавших заполучить свежие трофеи. Не испугавшись, Хейтер заставил своих людей прорываться сквозь боевые порядки врагов. Несколько человек были убиты, а большая часть провианта потеряна. Примечательно, что Хейтеру все же удалось выполнить задание и поймать сотню абиссинских бабуинов. Но когда животных увозили, один из монахов проклял Хейтера за кражу священных животных. Не обратив внимания на проклятие, Хейтер погрузил обезьян на корабль, направляющийся в Лондон. Клетки с животными были закреплены на палубе, но однажды ночью судно попало в шторм.