Наваждение - Марчик Георгий - Страница 5

— Иди ко мне, — позвал я сдавленным голосом с кровати, на которой сидел. Лера поднялась со стула, оглянулась на стол, уставленный бутылками и всякой снедью, растерянно спросила: «Может, потом?» Я покачал головой. Она протянула ко мне свои руки, наши ищущие губы сомкнулись.

В постели, трепетно обнимая и целуя меня, она прижалась ко мне и пылко шепнула: «Милый, любимый». Те слова и сейчас живут в моем сердце. Она пахла морем, солнцем и счастьем. Это был самый неповторимый, самый прекрасный миг моей жизни.

Так мы стали любовниками. Но разве это универсальное слово может передать глубину, суть и дух наших отношений, то, как мы вместе ощущали радость солнечного дня, расцвета и ликования жизни, то волнение, с которым я наблюдал отсвет утренней зари в глазах любимой, пылкость, взаимную нежность, лихорадочный, сумасшедший блеск в ее глазах.

Мучила ли меня совесть? Думал ли я о Кате, о своем долге супруга и гражданина? Нет, я ни о чем не думал и совесть меня не мучила. Все исчезло, все нравственные категории, о которых я так мастерски любил вещать с видом первооткрывателя прописных истин, растворились, превратились во что-то маленькое, микроскопическое. До них ли было мне захваченному невиданным ураганом. Это сейчас я могу спокойно и деловито подсчитать все пробоины и потери.

Лера очень любила дальние прогулки по горам. Я со временем оценил артистизм ее натуры, ее тонкое, поэтическое восприятие мира. Это проявлялось всегда неожиданно. Однажды мы (вопреки объявлению о запрете) пошли в горы. Нам удалось пройти незамеченными лесниками через заповедник. Места там очень красивые. Мы, не торопясь, поднимались все выше и выше. И чем выше мы поднимались, тем более царственной открывалась перед нами красота. На вершине, захваченные расстилающимся перед нами прекрасным видом, мы молча стояли, держась за руки, затем Лера вдруг порывисто повернулась ко мне, она как-то растерянно улыбалась, но на глазах у нее были слезы: «Я так счастлива. Спасибо тебе. Это ты подарил мне все это».

Короче, небо было безоблачным. Все было прекрасно. Неприятности были впереди.

Увы… Все проходит. Никому не дано остановить мгновения. Неумолимо приближалось время моего отъезда. Я мрачнел и все чаще задумывался, что же делать. Расстаться с ней я, разумеется, не мог. Знал бы я с самого начала, в какой полный превратности, опасный путь я пускаюсь. Нет, даже сейчас, оглядываясь назад, я могу сказать, положа руку на сердце: я нисколько не сожалею ни о чем, что связано с Лерой. Какой там жалею — я счастлив, что на мою долю выпало все это, что небо послало мне ее такую, какая она есть.

Чем ближе был день расставанья, тем больше мне казалось, что приближается час моей казни. Я нисколько не преувеличиваю — расстаться с ней для меня было равносильно смерти. Ко мне снова вернулась застарелая бессонница. Я мучительно искал выход из тупика, из которого, казалось, не было спасения. Выход был закрыт — замурован, и я снова и снова кружил в своих мыслях по бесконечным лабиринтам замкнутого пространства.

Вы, молодые пятидесятилетние отцы семейств и даже деды с горячими юношескими сердцами, попадавшие в сходную ситуацию, поймете меня… Разве я мог оставить Катю и Галю, бросить их на произвол судьбы, растоптать их любовь? Это исключалось. А как с Лерой? Разлука с ней была для меня непереносима. Меня врасплох застал ураган, закрутил как песчинку, поднял высоко над бытием, способный и бесконечно долго держать на своих крепких крыльях и мгновенно со страшной силой шмякнуть о землю. Больше всего я боялся потерять Леру. Я понимал, что ее красивая курортная любовь сразу потускнеет и потеряет свою силу, едва оборвется живая связь со мной. Я не то, чтобы совсем не доверял Лере, но понимал всю неустойчивость романтических чувств, которые я сумел разбудить в ней.

Сама она не хотела ничего взваливать на свои точеные плечики. «Что же будем делать?» — озабоченно спрашивал я. «Не знаю, — безмятежно улыбаясь, отвечала она… — Как ты хочешь, так и сделаем». «Поедешь со мной в Москву?» «Поеду хоть на край света».

Она не лукавила, она говорила правду. Она действительно поехала бы со мной на край света, если бы там были все условия для красивой жизни. А Москва, согласитесь, тоже не так уж плохо для провинциальной девочки.

Однажды Лера, нежно обняв меня за шею, смущаясь, шепнула мне в ухо, что очень хотела бы иметь от меня ребенка. «Он стал бы живым воплощением нашей любви. А когда мы расстанемся — всегда бы напоминал о тебе». «А ты не побоялась бы одна воспитать его?» — спросил я. «Нисколько», — решительно ответила она и покраснела. Еще раньше я уже объяснил ей, что мы не можем жениться — слишком велика возрастная пропасть между нами. Зачем сознательно идти в эту ловушку, которая впоследствии закончится трагедией. Лера сказала, что она «ни о чем таком и не думала».

Согласитесь, что желание иметь от вас ребенка, у женщины, в которую вы по уши влюблены, говорит о неподдельности и глубине ее чувств. Оно, конечно, по своему польстило моему мужскому самолюбию. Но… Вечно это ужасные «но» вонзаются в нас, как занозы. «Это было бы, конечно, прекрасно, — воскликнул я, чувствуя, однако, что не испытываю искренней радости, — но сейчас еще не время для этого. Прежде надо решить ряд житейских проблем. Прописать тебя, снять комнату, найти работу. Все так не просто…». «Я понимаю, — сказала Лера. — Это я не всерьез. А так. Как о мечте».

В последние перед расставанием дни меня словно в весеннем многоцветии кружила любовь. В условленный час мы встречались с Лерой и оба не могли сдержать улыбок радости. Я снова был молод, твердо и уверенно шагал по земле, сердце мое пылало отвагой и я, как в юности, способен был на подвиг в честь своей избранницы.

Я уезжал поздно вечером следующего после окончания срока путевки дня — только бы еще лишний день провести с Лерой. Мы стояли на плохо освещенном пустынном перроне. Было прохладно. Ветер трепал наши волосы. Лера уткнула лицо в мою грудь. Я расстегнул плащ и прикрыл ее его полами, крепко обняв девушку. Сердце мое было переполнено нежностью и печалью. Поезд тронулся и через несколько секунд я потерял ее из виду — тонкую фигурку с поднятой рукой и белым пятнышком лица.

Мы условились, что она подаст заявление об уходе с работы и через два месяца приедет в Москву. За это время я подыщу ей комнату и работу по лимиту с временной пропиской в общежитии.

А теперь несколько слов о себе. Иначе не все будет ясно в моем рассказе. Кто я, что за человек, почему поступаю так, а не иначе. Принять какое-либо определенное решение мне бывает мучительно трудно, но так же трудно изменить его, если оно уже принято. Мне кажется — у меня скорее женский, чем мужской характер, и я просто в силу необходимости вот уже много лет играю роль сильного, уверенного, знающего чего он хочет мужчины. Я могу уступить нажиму, грубой силе или обстоятельствам. При этом я постараюсь убедить себя, что поступаю правильно, принципиально, что у меня не было иного выбора. Я не люблю конфликтных ситуаций, избегаю их, поэтому частенько веду себя осторожно, уклончиво, никогда первым не иду в бой. А если уж иду, то вместе со всеми и то только тогда, когда абсолютно уверен в успехе.

Как это ни странно такая манера вести себя снискала мне репутацию воспитанного, сдержанного, лояльного работника. Я Действительно веду себя как очень приличный, Добропорядочный человек, на которого вполне можно положиться. Я не сплетничаю, никого не подсиживаю, не делаю подлостей, не подставляю ножку, то есть никому не мешаю жить. И добавлю — устраивать свои дела. При условии, если лично меня не трогают и мне не мешают. Но я, не моргнув глазом и, как писал поэт, чувств никаких не изведав, могу нанести удар — лучше всего, конечно, из-за спины или ниже пояса — если только со мною обошлись не по-джентльменски. Что поделаешь — в этом мире надо уметь и защищаться. Кстати, при этом я даже не буду менять внешне приятельских отношений с пострадавшим индивидуумом. Зачем? Пусть он пребывает в приятном неведении о том, благодаря кому у него возникли неприятности.