Приезжайте к нам на Колыму! Записки бродячего повара: Книга первая - Вишневский Евгений Венедиктович - Страница 11

Сделали всего один коротенький привал, не более получаса, всухомятку перекусили — и снова давай Бог ноги!

Уже под вечер, когда начали сгущаться сумерки, спустились мы к океану и стали располагаться на ночлег в пограничном обогревателе, уютно спрятанном в трехметровых лопухах. И тут мы сперва услышали, а затем увидели вертолет, летевший на Урвитовскую заставу. Надо же, какая обида!

19 июля

Встали пораньше, быстро позавтракали малосольной кунжей и отправились дальше. Как ни торопимся, а нету сил пройти мимо алых россыпей земляники. Теперь, в яркое солнечное утро, явственно видно, что все это в прошлом прекрасно ухоженные культурные плантации, ныне заполоненные джунглями. Видимо, при японцах были тут и сады, и, может быть, даже виноградники.

За Рубежным мысом наткнулись мы на огромное лежбище сивучей. Сперва мы рассматривали их очень осторожно, в бинокль, прячась за валунами. Но постепенно, подбираясь все ближе, подошли к самой кромке прибоя и стали рассматривать прекрасных зверей, совершенно не таясь — стоя в полный рост. Вожак, огромный седой красавец со свисающими складками кожи, лежа на валуне, в упор смотрел на нас своими немигающими круглыми глазками, но сигнала тревоги стаду не подавал. Вокруг на всех больших и малых камнях, торчащих из воды, лежали неподвижные усатые бочки и грелись на солнышке. Самки, плавая на спине, кормили рыбой детенышей, причем после того, как детеныш откусывал кусок, мать эту рыбину непременно окунала в воду. Интересно, мыла она рыбу или солила ее? А вокруг в воде резвилась молодежь, молодые сивучи прыгали, ныряли и все время норовили спихнуть с камня в воду какого-нибудь слишком уж разнежившегося ротозея. Мы проторчали возле этого лежбища целый час и с явной неохотой двинулись дальше. Что делать, надо торопиться.

Обедали на старом месте, на брошенной заставе Тятино, на том же самом «скворешнике» и костер разводили из тех же самых обломков конюшни.

Ночевать остановились в том же самом рыбачьем балагане на речке Саратовской, где вороны пожрали у нас огарки свечей. На ночь поставили все ту же сетку — авось что-нибудь да попадется в нее. Течение в речке сильное, сетка моментально выгнулась дугой, и грузила-камни, которые мы набросали в сеть, долго ее не удержат.

20 июля

Сетку нашу конечно же моментально сорвало течением, но в нее успели влететь одна здоровенная горбуша и пять больших кунж. Горбушу выпотрошили, икру засолили (сделали так называемую «пятиминутку»), на этот раз удачно. Икру за завтраком съели, а рыб оставили на радость лисам, воронам и медведям — у нас еще не кончились подарки пограничников с Урвитовской заставы.

Огибая мыс Геммерлинга, наткнулись на свежайшие медвежьи следы совершенно гигантских размеров — видимо, какой-то сверхмедведь, хозяин здешних мест, ревизовал подходы к речкам — готовился к большой путине.

К вечеру вышли на стан рыболовецкой бригады колхоза «Родина», той самой, где десять дней назад нас угощали обедом и где маленький нахал пожелал нам попасться в лапы медведю. Тогда же бригадный повар пообещал вдоволь накормить нас икрой и рыбой. Были мы теперь очень голодны, а потому сразу вспомнили его обещания. Но действительность превзошла все наши ожидания: еще издалека, от самого мыса, увидели мы у рыбаков на столе огромную алую гору и, пока шли, размышляли, что же это такое могло бы быть?..

Это оказались крабы. Отбросив все условности, накинулись на чудесное лакомство и сожрали его целую гору, оставив на столе живописные руины.

Теперь в океане, прямо против лагеря, огромной дугой выгнулся ставной невод с желтыми пенопластовыми кругами поплавков. Ставить такой невод - каторжный труд: только на одни грузила надо не менее пятисот мешков с песком (все их надо не только набить, надежно завязать, вывезти в океан и выбросить за борт в строго определенном месте, но и выбросить так, чтобы мешок лег на дно непременно хохлом вверх). Зато, если не будет сильного шторма, дальнейшая рыбалка состоит лишь в вычерпывании рыбы, попавшей в огромный садок. Ну а шторм конечно же заставляет всю работу переделывать заново. Другой страшный бич рыбаков, промышляющих ставным неводом, — нерпы. Они пролазят внутрь гигантского садка и уж там жируют вволю (тем более что самим им из садка ни за что не выбраться), откусывая у рыб одни лишь головы — самую вкусную, по их понятиям, часть.

Рыбаки посоветовали нам задержаться у них: скоро должен прийти грузовик, на котором вместе с рыбой мы сможем добраться до Южно-Курильска. Ждали мы довольно долго, и, когда уже совсем было собрались идти пешим ходом, в сумерках, вихляясь из стороны в сторону, прибыл наконец обшарпанный трехосный ЗИЛ. Шофер, как мы и предполагали, был совершенно пьян. Где же, интересно, он сумел напиться, вопреки сухому закону?! Шофер с трудом вылез из кабины, прислонился к колесу и стал мучительно икать, дрожа как осинов лист и лязгая зубами.

— Возьми телогрейку-то, замерз ведь, — сказал ему наш сердобольный Коля.

— Да это я не от холоду, — жалко улыбнулся шофер, продолжая лязгать зубами, — это газ из меня выходит. Вот ведь и не хочешь керосинить, а надо: иначе все зубы в куски пообстучишь. У вас случаем глотка не будет, а?

— Нет-нет, — поспешно сказал наш начальник.

А мы все переглянулись: ехать с этаким молодцом через горы?!

Ходит злой, как сатана, бригадир и ругается в Бога, в душу, в мать, во всех святых угодников:

— Сволочи! Мерзавцы! Захребетники! Начальство толстозадое! Никогда они к путине не готовы! Редактора бы сюда, полюбоваться! Опять только одну машину прислали, а чего я с остальной рыбой делать буду?! Где две другие машины, где, я вас спрашиваю?! На материке попробуй такую рыбу днем с огнем сыскать! Горбуша-серебрянка, высший сорт! А как триста центнеров корюшки на перевале гнить бросили, это что, по-хозяйски?! Медведей откармливать заместо людей! Дак медведь и так жирный! У, гады ползучие! Я вот возьму брошу все к чертям собачьим и сам в Москву поеду! Я не посмотрю — я до самого редактора дойду, у меня денег хватит!

Вместе с рыбаками вычерпываем рыбу сачками сначала из невода в лодку, потом из лодок в ящики и оттуда — в машину. Океан довольно ощутимо покачивает, а рыба, оказывается, в шторм тоже укачивается и ложится тогда на дно, ну а поскольку ее сейчас в садке тонн десять — пятнадцать, то попотеть и нам, и рыбакам —- всем досталось. Молодой рыбак Толя, с которым я работал в паре, жаловался мне:

— Я на путине всего-то второй год, никак привыкнуть не могу — до слез жалко, когда рыбу выбрасывать приходится. Старые-то рыбаки уже привыкли, смеются надо мной, а я вот не могу — и все!

— Неужто и в этом году рыбу выбрасывать будете? — ужасаюсь я.

— Конечно. В этом году рыбы, похоже, туча будет. Итуруп, говорят, уж весь по колено в горбуше. С бригады по двадцать центнеров в день принимают, а они ее по сто и больше ловят. Обещали плавбазы подогнать, да, говорят, и на Сахалине та же история — от рыбы разгрузиться не могут.

Тем временем мы доверху набили ЗИЛ ящиками с рыбой и, прицепив тросом к задку машины кунгасы, вытащили их на берег, причем пьяный шофер чуть не разбил лодки. И вот когда мы уже совсем решили, что сейчас поедем, бригадир вдруг достал из-за пазухи бутылку водки и, сказав, что первую рыбу непременно надо обмыть, иначе ловиться не будет, налил себе, еще двоим рыбакам (почему только этим и никому более, я не знаю) и с полстакана — шоферу.

Хорош борец за правду — нечего сказать! Шофер и так еле на ногах стоит, куда же ему еще-то? Ну, о нас, конечно, бригадир и не думает — что ему нас стесняться и думать о нашей безопасности в этом рейсе — это-то наплевать, но ведь машина-то за ними на всю путину закреплена, разобьет ее этот орел в горах — на чем тогда рыбу вывозить, на себе? Те самые триста центнеров корюшки, рассказал мне Толя, тоже ведь так загубили: напоили тракториста — уважили хорошего человека — вот он и залез в болото по самую трубу.