Плотин. Единое: творящая сила Созерцания - Султанов Шамиль Загитович - Страница 62

Умирание — это постепенно усиливающиеся, ритмические колебания души. Это и колебания всей моей жизни. Душа начинает как бы втягивать в себя всю предшествующую жизнь: втягивать и отпускать… Нет, моя душа — это и есть моя жизнь… даже не вся жизнь… а то, что было от души, а не от необходимости. Она, душа, или нет… это я… что-то собирает, очень важное… для прорыва, для какого-то грандиозного взрыва… Но этот прорыв уже не будет смертью…

Эта ритмика, эти колебания — между временем и не-временем… Не-время — это еще не вечность. Почему-то сейчас я понимаю это… Все в моей жизни концентрируется во что-то неведомое и бесконечно важное… И я не знаю, сейчас ли я слышу беззвучный голос Гермеса или я вспоминаю это в тот день, когда я был на берегу Тигра…»

— Ни одна из наших мыслей не в состоянии Его понять и никакой язык не в состоянии определить Его. То, что бестелесно, невидимо и не имеет формы, не может быть воспринято нашими чувствами; то, что вечно, не может быть измерено короткой мерой времени. И поэтому Он невыразим. Но помни, что Он может сообщить совершенствующимся способность возвышаться поверх естественных вещей, чтобы приобщиться к сиянию Его духовного совершенства, но эти избранные не находят слов, которые могли бы перевести на обыденный язык Бесплотное Видение, повергнувшее их в трепет. Они могут объяснить человечеству какие-то причины Творчества, которые проходят перед их глазами как образы Высшей жизни, но Абсолют остается нераскрытым, и постигнуть Его можно лишь по ту сторону смерти.

И тогда, не сейчас, а тогда, когда я был моложе, я понял вдруг ясно, как глоток чистейшей ключевой воды для путника, жаждущего в равнодушной пустыне:

— Всеобщая Мировая Первопричина, Бесконечный и Недосягаемый Абсолют, «Кого никто не видел нигде же», Единая Реальность, Зерван-Акерен, Тот, Кто есть, Кто был, Кто будет — это НЕ ЭТО, НЕ ТО, не могущий иметь Имени.

Но я не согласился. И тогда в одном из потайных горных подземных храмов, неотрывно глядя на священный огонь, сказал мне прозрачный маг, невидимый в зеркалах:

— Его Слава слишком возвышенна, Его Свет слишком блистателен, чтобы человеческий разум мог Его понять, чтобы смертное око могло Его узреть.

И тогда ответил я ему тем, что он знал и не знал:

Он внимательно выслушал меня и кивнул, оставаясь недвижим. Я увидел, что он понял меня. Через минуту он подвинул к себе небольшой кожаный мешочек, развязал его и, засунув руку, вытащил пучок сухой травы. Он осторожно продвинул его к святилищу и, избегая резких движений, предал траву огню. Раздался треск — и пламя ярко вспыхнуло разными цветами. Под тесными сводами поплыл пьянящий, сладковатый запах. Затем он тихо, но отчетливо сказал мне:

— Ты верно сказал, что два — это Один и Не-один. Ты верно сказал, что путь вниз и путь вверх — это один путь. И что смерть может быть скачком вниз и вверх. Но между Верховным, Неизреченным Божеством и Его Первой Раздвоенностью находится тайна, и на эту тайну и указывает то, что Он — Безымянный, что Он — НЕ ЭТО, НЕ ТО…

…Груша, не мигая, пристально и с проникновенным интересом смотрел на меня. Когда он почувствовал, что я обернулся, то подмигнул и, развязно вытянув свой длинный язык, лизнул себя в нос. Затем он заговорил нагло и красуясь:

— Несмотря на твою невыдержанность и невоспитанность, я хотел бы продолжить свое краткое выступление. Моя информация тебе, вероятно, кажется бесполезной, но… Но, может быть, ты сам бесполезен для этой информации. Впрочем, я не настаиваю.

На чем ты меня остановил? Ах, да… Значит, так. Римская армия отбросила персов. Но в этот момент Тимеситея отравили, — а это не так трудно, — и он умер. Новым префектом преторианцев стал Марк Юлий Филипп, сын арабского шейха. Произошло это в 243 году. Плотин был уже в Азии и намеревался каким-то образом попасть в Персию, а оттуда в Индию. Но тут начала разворачиваться сложная интрига, в результате которой он оказался… в Риме.

Дело в том, что покойный тесть императора очень разумно управлял государством, заботясь прежде всего о желудках граждан Империи: все города были хорошо снабжены продовольствием и имели запасы на длительный срок — вплоть до года. Таким образом, и солдатам не угрожала опасность голода.

Филипп Араб, желая склонить легионеров на свою сторону, сделал все от него зависящее, чтобы продовольствие в нужном количестве перестало поступать в города. Он отправил корабли с хлебом совсем не туда, куда они должны были плыть, а воинов стал перемещать в те города, где продовольствия уже не было. Этим он сразу восстановил против Гордиана III армию. Он даже подкупил военачальников и достиг того, что они стали открыто требовать, чтобы Филипп взял на себя императорскую власть. В результате Гордиан был убит. На его надгробии была сделана надпись: «Божественному Гордиану, победителю персов, победителю готов, победителю сарматов, победителю германцев, но не победителю Филиппов».

После убийства Гордиана Филипп Араб послал в Рим письмо, в котором писал, что Гордиан III умер от болезни, а сам он провозглашен императором всеми легионерами. Сенат был введен в заблуждение. Признав Филиппа августом, сенат причислил юного Гордиана III к богам…

Я его прервал:

— Но почему Плотин не вернулся в Александрию?

Груша обрадовался тому, что я впервые серьезно к нему обратился, и, осклабившись, стал важно отвечать:

— Ну, во-первых, в Империи был один величайший город — Рим, а затем и все остальные, в том числе Александрия, Афины и так далее. Во-вторых, приближалось тысячелетие основания Рима. В-третьих, в условиях растущей нестабильности — а это и политический кризис, и усиливающиеся внешние угрозы, и периодически повторяющийся голод, и массовые эпидемии — Рим оставался интеллектуальным и философским центром огромной страны. Разве этого не достаточно? Ах, да…

…Не прерывается река, пока она река. И океан един, хотя состоит из морей и мельчайших капель воды. Для меня тогда стало так ясно и прозрачно, что мой путь к Нему лежит только через… И я благодарен великой богине Адрастии, что она не оставила меня в Азии, а заставила повернуть назад…

…Он вновь облизал длинным языком свой странный нос и громко забубнил:

— Итак, в 244 году на трон цезарей сел романизированный араб — человек смелый, хитрый и жестокий. Заключив мир с персами, Филипп прибыл в Рим. Важнейшие посты в государстве он передал своим родственникам. С сенатом Филипп старался поддерживать хорошие отношения. Император организовал пышное и блистательное празднование тысячного года основания Рима (20 апреля 248 года).

Однако ситуация в государстве становилась все более тревожной. Готы пришли в движение. Римская армия, стоявшая в Мезии и предназначенная охранять границу от варваров, неожиданно ее открыла. Готы, карпы и другие племена в количестве 30 тысяч человек перешли Дунай у его устья и вторглись в нижнюю Мезию. В конце концов от них удалось откупиться крупной суммой, и они, нагруженные добычей, вернулись восвояси.

Солдатам, открывшим границу и вместе с варварами опустошавшим Мезию, предстояло суровое наказание. Не дожидаясь этого, они восстали и провозгласили императором простого центуриона Марина Покациана. Против мятежников Филипп послал сенатора Гая Деция Траяна с большим войском. Деций, хотя сам был родом из Паннонии, принадлежал к высшим кругам римского общества. Это был суровый римлянин старого закала, сторонник исконно римских традиций.