Утерянные победы - фон Манштейн Эрих - Страница 19

Так или иначе «зима нашего недовольства» все-таки сменилась «сияющим летом»!

Глава 4. Лишение командования сухопутных сил власти

Считают, что ОКХ и Генеральный Штаб сухопутных сил были отстранены от решающего влияния на ведение войны на суше, начиная с того момента, когда Гитлер, после отставки генерал-фельдмаршала фон Браухича, сам взял на себя руководство не только вооруженными силами в целом, но и сухопутными силами. В действительности же это лишение ОКХ власти, а также отстранение Генерального Штаба практически, хотя еще и не формально, началось уже в те недели, которые непосредственно следовали за польской кампанией.

Когда я 21 октября 1939 г. получил в Цоссене для группы армий «А», как теперь называлась бывшая группа армий «Юг», «Директиву о развертывании „Гельб“ для намеченного наступления на западе, я сделал в своем дневнике запись: „Комментарии Гальдера, Штюльпнагеля и Грейфенберга производят довольно угнетающее впечатление“. Генерал фон Штюльпнагель был тогда начальником 1 Управления и правой рукой начальника Генерального Штаба Гальдера, полковник фон Грейфенберг – начальником оперативного управления ОКХ.

Из высказываний этих трех человек можно было ясно понять, что эта директива о развертывании представляла собой план ведения военных действий, навязанный ОКХ Гитлером. Было очевидно, что эти руководящие деятели ОКХ, как и сам командующий сухопутными силами, относились к мысли о наступлении немцев на западе совершенно отрицательно. Они считали, что такой план не является правильным путем завершения войны. Кроме того, из их высказываний можно было заключить, что они не верят в то, что германская армия будет в состоянии одержать решительную победу на западе. Это впечатление нашло затем подтверждение при ознакомлении с директивой о развертывании, о чем пойдет речь дальше, а также усилилось впоследствии при посещениях командующего сухопутными силами и его начальника Генерального Штаба, неоднократно бывавших в штабе группы армий.

Было ясно, что можно было придерживаться различных точек зрения по вопросу о целесообразности и перспективах успеха наступления немцев на западе, особенно в тот период поздней осени или зимы 1939 г. Ужасное впечатление произвел на меня тот факт, что роль ОКХ в руководстве операциями сухопутных сил в значительной мере уменьшилась. И это после только что одержанной победы в одной из самых блистательных кампаний немецкой истории!

Правда, Гитлер еще раньше, во время судетского кризиса, не посчитался с мнением ОКХ. Но тогда речь шла о совершенно иных вещах. Тогда решался вопрос не о руководстве военными действиями, а о политической проблеме. Основой разногласий между Гитлером и ОКХ – в первую очередь начальником Генерального Штаба генерал-полковником Беком – являлся не вопрос о руководстве операциями сухопутных сил, а о том, приведет ли наступление на Чехословакию к вмешательству западных держав и тем самым к войне на два фронта, с которой германская армия не могла бы справиться. Решение этого вопроса было, в конечном счете, делом политического руководства, которое могло принять политические меры, для того чтобы избежать войны на два фронта. Таким образом, если тогда командующий сухопутными силами признал примат политики, то он тем самым взял на себя в военном отношении тяжелую ответственность, но не отказался от данной ему прерогативы в своей узкой области.

Во время польского кризиса подобных разногласий между Гитлером и ОКХ не возникало. Во всяком случае, мы, третьи лица, не замечали ничего подобного. Я думаю, что ОКХ тогда – после того как Гитлер в случае с Чехословакией оказался прав в отношении оценки позиции западных держав – надеялось, что то же случится и во время событий осени 1939 г. Во всяком случае, я предполагаю, что ОКХ, точно так же, как и мы в группе армий «Юг», в те решающие дни в конце августа до конца считало, что все окончится политическим урегулированием, как это в свое время было сделано в Мюнхене. Впрочем, в польскую кампанию Гитлер не вмешивался, если не говорить о его предложениях относительно развертывания сил германской армии в Восточной Пруссии, с которыми ОКХ согласилось.

Теперь, однако, дело обстояло совсем по-иному. Правда, нельзя оспаривать то, что вопрос о продолжении войны после поражения Польши и о методах ее ведения был вопросом общего руководства военными действиями, окончательное решение по которому должен был принимать Гитлер как глава государства и верховный главнокомандующий вооруженными силами. Но когда предстояло решить вопрос о методах проведения наступления сухопутных сил на западе, для этого было необходимо установить, смогут ли они решить эту задачу, а также когда и где должно проводиться наступление. В этих трех вопросах примат командования сухопутных сил был несомненным.

Во всех этих трех вопросах Гитлер, однако, поставил ОКХ перед совершившимися фактами, известив 27 сентября командующих тремя видами вооруженных сил без предварительного согласования этого решения с командующим сухопутными силами, что он решил начать наступление на западе еще осенью 1939 г., нарушив нейтралитет Голландии, Бельгии и Люксембурга. Это решение нашло вскоре свое отражение в директиве Главного штаба вооруженных сил (ОКВ) от 9 октября 1939 г.

Как я понял из высказываний упомянутых выше трех человек, при получении «Директивы о развертывании „Гельб“ 21 октября 1939 г. ОКХ примирилось с этим «capitis diminutio"{26}. Оно отдало директиву о наступлении, с которым по-прежнему было несогласно. Во всяком случае, в решительный успех не верили и руководящие деятели ОКХ. Здесь следует заметить, что сомнения в этом отношении, если учесть соотношение сил на Западном фронте, не были лишены основания. Из всего этого я только мог сделать вывод, что ОКХ в данном случае отказалось от своей руководящей роли как инстанции, ответственной за ведение войны на суше, и примирилось с ролью технического, исполнительного органа. По меньшей же мере, случилось то, что в свое время стремились предотвратить генерал-полковник Бек и я нашими предложениями о разумном урегулировании вопроса об организации верховного командования во время войны. Мы предлагали тогда создать одну инстанцию, которая должна была объединить как руководство всеми действиями вооруженных сил, так и руководство операциями на суше, являясь единственным ответственным консультативным органом главы государства в вопросах ведения войны, во всяком случае, до тех пор, пока не будет одержана победа на континенте, либо командующий сухопутными силами должен был взять на себя одновременно руководство действиями всех вооруженных сил, либо начальник имперского Генерального Штаба, ответственный за руководство действиями всех вооруженных сил, должен был одновременно руководить операциями сухопутных сил. Ни при каких обстоятельствах, однако, нельзя было допустить, чтобы два Генеральных Штаба – вооруженных сил и сухопутных сил – вмешивались в руководство операциями последних. По-видимому, создалось именно такое положение. Гитлер со своим Главным штабом вооруженных сил принимал решение о том, какую операцию следует проводить сухопутным силам, а также когда и где. ОКХ оставалась разработка соответствующих приказов даже в том случае, если то, что оно должно было теперь делать, не отвечало его точке зрения. Командующий сухопутными силами был низведен с поста военного советника главы государства до одного из командующих тремя видами вооруженных сил, обязанных лишь исполнять приказы. В самом ближайшем времени это нашло свое яркое подтверждение в создании «театра военных действий ОКБ в Норвегии».

Если задать себе вопрос, как получилось, что ОКХ было подобным образом отодвинуто на задний план, то ответ следует искать как в области личных взаимоотношений, так и в постановке вопроса о том, как следовало продолжать войну после победы над Польшей.

Основная причина описанных выше событий заключалась в личности Гитлера, в его необузданной жажде власти и в переоценке им своих возможностей, чему способствовали его несомненные политические успехи, лизоблюдство видных партийных деятелей, а также некоторых окружавших его лиц. Это было также в значительной мере следствием того, что он по отношению к несогласным с ним военным деятелям был не только главой государства, но и верховным главнокомандующим всеми вооруженными силами, т.е. их высшим прямым начальником. К тому же он блестяще умел в споре со своими военными партнерами бросать на чашу весов политические и экономические аргументы, которые последним не легко было опровергнуть, ибо для их оценки решающее слово также имели не военные, а государственные деятели. Главную роль, однако, в узурпировании роли не только главы государства и политического вождя, но и полководца сыграла, очевидно, жажда власти. В этой связи мне на многое раскрыла глаза беседа с Гитлером, состоявшаяся в 1943 г. Это был один из тех случаев, когда я пытался побудить Гитлера к разумному урегулированию вопроса о руководстве военными операциями, то есть практически добиться от него отказа от руководства ими в пользу облеченного всей полнотой власти начальника Генерального Штаба. Гитлер во время этой беседы заявил, что он совсем не заинтересован в том, чтобы «играть роль полководца» (хотя его, безусловно, привлекала связанная с этим слава). Он подчеркнул, что решающее значение в этом вопросе играет власть, и что он один обладает достаточным авторитетом для того, чтобы добиться выполнения своих решений. Он верил только во власть и считал, что она олицетворена в его воле. Наряду с этим не следует отвергать мысль о том, что он после польской кампании боялся, что заслуги генералов могут умалить его авторитет в глазах народа и что он поэтому с самого начала в вопросе о ведении войны на западе занял такую диктаторскую позицию.