Объезжайте на дорогах сбитых кошек и собак - Вайнер Аркадий Александрович - Страница 20

— Кричали несколько человек? — уточнил я.

— Нет, вроде бы кричал один, так мне показалось. Мужской голос. И чего-то причитал, и просил…

— Вы сказали мне, что занимались. Можно поинтересоваться чем? — спросил я.

— Я же учусь в институте, в заочном педагогическом… — сказала Валя с недоумением по поводу моей неосведомленности; по тону ее предполагалось, что все ночные сторожа учатся в заочных институтах.

— Мечтаете стать учителем? — вежливо сказал я для расширения круга общения.

— Да нет, не мечтаю… Я, вообще-то говоря, не люблю школу…

— А зачем же учитесь в педагогическом? — удивился я.

— Как зачем? Высшее образование сейчас необходимо, без него никуда. Конечно, я хотела бы поступить в торгово-экономический или в пушной институт, но туда разве попадешь?

— А разве в педагогический легче попасть, чем в торгово-экономический?

Девушка воззрилась на меня с непониманием, граничащим с презрением.

— Вы серьезно? Или шутите? В этом году в торгово-экономическом было двадцать пять человек на место!

Я озадаченно спросил:

— Что, все молодые люди вдруг решили стать торгово-экономистами?

— Ну, знаете, мы не дети, — сказала она важно, и ее детское лицо в этот момент действительно имело взрослый вид. — Кто в торговле, тот в порядке. А учитель? Или инженер? Получил зарплату, и от звонка до звонка — что в цехе, что в школе — грохот, гам и нервотрепка…

— А престиж профессии? — спросил я, вспоминая разговор с Кармановым.

— Да какой там престиж? Престиж в том, чтобы красиво одеваться, бывать на людях, иметь знакомства хорошие.

Я задумчиво сказал:

— Валя, вот объясните мне, пожалуйста, может быть, я что-то забыл. Но, когда я учился в десятом классе, мы хотели стать летчиками, инженерами, ну… дипломатами. И не помню, чтобы хоть один мечтал стать шеф-поваром или продавцом в магазине…

Валя снисходительно махнула рукой.

— Да ну, вы еще вспомните, что при царе Горохе было! О чем вы говорите? — Она лукаво, очень по-женски заглянула мне в глаза. — Интересно, сколько вам лет? Когда вы в школе учились? Тогда, может, другое было отношение… А сейчас девочка гордится, если парень у нее бармен или приемщик в автосервисе. Знаете, какие они авторитетные ребята?

— Да, наверное, что-то изменилось, — с печалью констатировал я. — Впрочем, наверное, кому-то тоже надо торговать, чинить «Жигули» или кормить…

— Ну да, и торговать надо, и кормить надо, — легко согласилась Валя и засмеялась. — В первую очередь себя и своих друзей. Вот эти, которые здесь дрались, они тоже вроде бы торговые люди? Я это потом поняла…

— Да, торгово-кормящие, — подтвердил я. — Итак, мы остановились с вами на том, что вы, услышав крики, вышли на улицу. И что вы увидели?

— Я услышала, мне показалось, что там дерутся. Мимо них проехала машина и затормозила…

Она встала и, легонько подтолкнув меня, вывела из сторожки на улицу.

— Вот, взгляните, отсюда видны только площадка и мангал, а с обеих сторон дорогу закрывают деревья. Мне показалось, что машина проехала из города вон туда, направо… Во всяком случае, когда я подбежала поближе к дороге, то увидела, что эта машина подала задним ходом, притормозила около дерущихся и из нее вышел высокий парень…

— Что этот парень стал делать?

— Не знаю, он к ним туда подался… А я — по инструкции мне так полагается — побежала назад в будку и по телефону стала вызывать милицию. И, пока дозвонилась, там сильные крики были, ругались они, потом заревела машина и раздался очень сильный, ну… такой… тупой удар, я даже в будке слышала! И скрип тормозов…

Мы дошли с ней до шоссе, и она показала рукой.

— Когда я снова прибежала, они уже не дрались, а двое валялись на дороге. Одного сбросило с шоссе, а другой лежал вот здесь, на дороге. Он был уже мертвый…

— Валя, я вас очень прошу, соберитесь, вспомните абсолютно точно: драка началась до того, как машина возвратилась к мангалу? Или после? Это очень важно!

— Я и помню точно, — уверенно сказала девушка, — потому что я вышла на крики, а к тому моменту, когда машина задом подъехала, они уже там дрались все… Парень-то, шофер этот, на драку кинулся…

— А видели, как водитель сбил машиной этих двоих?

— Ну как же я могла видеть, я ведь из будки в милицию звонила…

— Ну что ж, спасибо, Валечка. Вы мне помогли. Если понадобится, я еще позвоню. Желаю вам успехов…

Дожидаясь Уколова, я разгуливал по въездному пятачку перед воротами и рассматривал здание пансионата, полускрытое за деревьями. Своими длинными лоджиями оно было похоже на теплоход, пришвартовавшийся к ялтинской набережной. Казалось, что сейчас коротко взревет гудок и пансионат медленно тронется с места и уплывет от этих гор, осени, будней — в праздник. Уплывут на его бетонном борту и несколько человек из трех номеров — на втором и третьем этаже. Нет, все-таки в приземленности следственной работы, в ее печальном прозаизме есть свои преимущества: пансионаты не уплывают из лесов и парков в море. Стоят на месте. И это сулит надежду узнать, кто в них жил, что слышал и что видел.

Появился Уколов, по лицу которого было видно, что он немного отошел от обиды.

— У меня к вам будет просьба, лейтенант, — сказал я. — Свяжитесь, пожалуйста, с администрацией пансионата и выясните абсолютно точно, кто из отдыхающих проживал 28 сентября вот в этих трех номерах — один на втором и два на третьем… Фамилии, адреса и тому подобное…

— Хорошо, — на удивление легко согласился лейтенант. — А почему именно в этих трех?

— Потому что напротив этих трех комнат деревья образуют просвет и с балконов достаточно хорошо просматривается вся автостоянка вместе с мангалом…

13 глава

В прокуратуре на стуле перед моим кабинетом сидел Плахотин. Он увидел меня, вскочил, выдвинул вперед свой нос-кормило, и вид у него стал трусливо-независимый, как у киплинговского кота, который ходил сам по себе.

— Вот, товарищ следователь, дожидаюсь вас уже минут сорок, — сообщил он с тайным укором. — А работа не стоит, не ждет, мать-кормилица. Мне ведь, как признанному передовику, с Доски почета не слазящему, другим, с меньшим сознанием пример надо оказывать… Чтоб знали, на кого равняться…

— Хорошо, Плахотин, впредь буду равняться на вас, — успокоил я его. — Я и не упомню, когда меня на Почетную доску вешали. Вы принесли заключение медэкспертизы?

Он протянул мне заклеенный конверт, удрученно помотал своим хоботом.

— Елки-палки, сколько мороки из-за пустяковой вмятины…

Мы вошли в кабинет, и я, не присаживаясь, разорвал конверт, вынул бланк и быстро пробежал его глазами.

— Вмятина-то у вас не на крыле и не на двери, а на боку и на спине, — заметил я ему. — Вот видите, что эксперт пишет: «…повреждения в области седьмого — двенадцатого ребер нанесены тяжелым тупым предметом…» А про тыкву ничего не пишет эксперт. Так каким же вас тяжелым предметом лупили по ребрам? Дубиной? Ногами?

— Товарищ следователь, я же вам говорил!.. Совестью клянусь, честью… — взвился на дыбки Плахотин.

— О-одну минутку! — остановил я этот гейзер чистосердечия. — Я вас, Плахотин, уже упреждал об ответственности свидетеля за дачу ложных показаний. Дальнейшее наше знакомство все более убеждает, что вы один из тех свидетелей, которые сами достойны обвинения. Вы рассказываете мне что угодно, кроме правды…

— Товарищ следователь, да я вам готов показать все, что вы скажете! — и Плахотин дернул на груди рубаху, изображая крайнюю степень морального страдания.

— Вот-вот! Вы мне готовы рассказать все — о сожжении Москвы Наполеоном, о сговоре в корчме на литовской границе, только бы не вспоминать о драке со Степановым на автоплощадке…

— Честное шоферское! Не был я ни в какой корчме!.. — Предположив, что я сбился со следа и вместо шашлычной попал в неведомую корчму на границе с Литвой Плахотин ощутил прилив новых сил. — Что вы клепаете на меня, товарищ следователь? Проверьте, где хотите, не был я там! И про пожар ничего не знаю…