Сколько костей! - Маншетт Жан-Патрик - Страница 13

Это был мужчина лет шестидесяти, невысокого роста, широкоплечий и круглолицый, с белобрысыми волосами. На нем были французские джинсы плохого качества, хлопчатобумажная клетчатая рубашка с вытертыми воротником и манжетами и шерстяная куртка с заплатами на локтях. Они с Хейманом обменялись несколькими фразами на испанском. Капитан проводил нас в небольшую комнату, и мы сели на стулья.

– Я схожу за этим человеком, – сказал, глядя на меня, Мелис Санс с режущим ухо акцентом.

– Мучас грасиас, – пробормотал я тоже с сильным акцентом. Не зная никаких других слов, я лишь" почесал подбородок.

Капитан Мелис Санс принадлежал к типу людей, распространяющих вокруг себя в радиусе тридцати метров ощущение дискомфорта.

Он вышел в смежную комнату, а я взглянул на Хеймана, с мрачным видом разглядывавшего ногти. Мелис Санс вернулся с человеком еще меньшего роста, абсолютно лысым, с круглыми щеками и юркими глазами. На нем были серо-голубой костюм из легкой ткани и кремовая нейлоновая рубашка с расстегнутым воротом. Хейман встал и заговорил с ним по-испански. Он и лысый хлопали друг друга по плечам и грустно смеялись. В какой-то момент лысый пожал мою руку, но меня никто не представил.

Мы снова уселись, и Мелис Санс налил нам анисовой водки. Мы подняли стаканы и торжественно выпили. Немного погодя Мелис Санс хлопнул меня ладонью по колену и кивнул в сторону лысого.

– Он убил Танги. – Он произносил "Таннгии".

Я достал из кармана фотоснимок, который мне отправила Марта Пито. Лысый, улыбаясь, закивал. Я протянул ему снимок. Он посмотрел на него и вернул его мне, улыбаясь, кивая и пожимая плечами.

– Это он или не он? – спросил я.

– Но что вы хотите? – неожиданно сказал лысый на чистом французском с акцентом предместья. – Я уже не помню лица этого типа. С тех пор прошло тридцать лет.

– Расскажите мне подробно, – попросил я и добавил: – Пожалуйста.

– Это вышло случайно. Мы остановили автомобиль. Случайно. В нем были два человека. Один из них выстрелил в нас. Мы выстрелили в него и убили. Второго типа мы взяли в плен. Мы взяли их документы. Убитого звали Фанч Танги. Что еще я могу сказать? В машине было много денег – долларов и фунтов стерлингов. Много драгоценностей – разного рода украшений, драгоценных камней и золота. Я помню, что было пятьдесят золотых колец, но кто знает, может быть, они просто ограбили ювелирный магазин.

– Что указывало на личность убитого? Его документы?

– На самом деле при нем было много документов на разные имена, но документы на имя Фанча Танги были выданы немецкой полицией. И французские парни, находившиеся в нашем отряде, сказали, что они узнали его, что они видели его на снимках.

– Как звали второго?

– Я не знаю.

Я вскинул вверх брови.

– Нам так и не удалось установить его личность, потому что при нем тоже было много документов на разные имена. И, к сожалению, несколько часов спустя он улизнул от нас, в горах. У нас не было времени допросить его, потому что мы непрестанно отстреливались. Это было ночью, в горах... – Лысый виновато улыбнулся и развел руками.

– У вас не было никакого журнала, в который вы записали личности обоих типов?

– Журнал был, но я не знаю, где он может быть сейчас.

– В Тулузе, – вмешался Мелис Санс.

– Не уверен, – возразил лысый.

– Точно, – категорично сказал Мелис Санс.

Во всяком случае в данный момент для меня это не имело большого значения: в Тулузе или на Шпицбергене, какая разница? Лысый дал мне тем не менее адрес в Тулузе. Мелис Санс налил нам еще порцию анисовки, мы выпили и встали.

– Скажите, – спросил я, прежде чем уйти, – не могло оказаться так, что тип, улизнувший от вас в горах, был на самом деле Фанчем Танги? Может, он подсунул убитому свои документы?

– Нет, – ответил лысый. Он немного задумался и покачал головой. – Нет, – повторил он. – Это исключено. Я вспомнил, что тот, кто удрал, был врачом. Может быть, вам это пригодится. У него была санитарная сумка, набитая различными медикаментами.

Я кивнул. Хейман и лысый снова похлопали друг друга по плечами и расцеловались. Мы все обменялись рукопожатиями, и Мелис Санс проводил нас до лестничной клетки.

– Вы знаете, эти люди, – говорил Хейман в то время как мы направлялись к машине, – они практически не переставали воевать с тридцать третьего года. Но сейчас они уже старики. Теперь мы старики.

Я ничего не ответил. На улице было темно, холодно и мокро.

IX

Когда мы вернулись в квартиру Жюля, Шарлотт уже навела порядок в гостиной и поставила на стеклянный столик три прибора. Из кухни доносился аппетитный запах. Цветной телевизор был включен, и по "Антенн – два" заканчивали передавать последние новости. Речь шла об авиакатастрофе в Германии, в которой погиб один французский боксер. Шарлотт вышла из кухни в мужском махровом халате и с порозовевшими щеками.

– Я спустилась, чтобы купить поесть, но у меня почти не было денег. Цесарка с бататами вас устроит?

Мы одобрительно закивали, облизываясь. Я снял трубку и набрал номер справочной. У меня были имя и номер телефона абонента, но я хотел знать и адрес. Мне дали адрес. Абонент Рене Музон жила в Нейи. Спасибо, мадемуазель.

Мы сели за стол. Цесарка была очень нежной. По мнению Шарлотт, для этого необходимо было влить в нее два стакана вина. Мне лично эта идея не нравилась, но надо признать, что цесарка была восхитительной.

– По радио только что говорили о вас, Тарпон, – сказала Шарлотт. – Они говорили о "пежо", о трупе в машине, следах пуль, так и сказали "следы пуль". В общем, по их словам, дело очень темное.

– Это все?

Шарлотт кивнула.

После новостей и рекламных объявлений должны были показать фильм Сержа Кукора. Я вытер рот салфеткой и встал.

– Где-нибудь поблизости есть телефонная кабина? – спросил я. – Я скоро вернусь.

– Неужели вы пропустите Кукора?! – воскликнула Шарлотт с выражением неподдельного ужаса.

– Я предпочитаю звонить из кабины, – сказал я и вышел.

Войдя в кабину, я набрал номер.

– Алло? – Это был Коччиоли с набитым ртом.

– Говорит Эжен Тарпон.

Я слышал, что он поперхнулся. В следующие три-четыре секунды он не мог вымолвить ни слова.

– Лучше поздно, чем никогда, – наконец произнес он. – Где вы находитесь?

– Тс... тс... тс...

– Что вы предлагаете?

– А вы где находитесь? Что это за номер?

– Я в дерьме, – нервно прогоготал он. – Ладно, шутки в сторону, я у себя дома. Сквер Сен-Ламбер, Пятнадцатый округ. Хотите адрес?

Я глупо покачал головой, стоя один в кабине, в стекла которой бил косой дождь.

– Нет. У вас есть машина?

– Да.

– Какая?

– "Ситроен". Табачного цвета.

– Скажите мне номерной знак.

Он сказал.

– Хорошо, – продолжал я. – Выезжайте в направлении Версальских ворот со скоростью пятьдесят километров в час, по правой стороне. Я дам вам знак...

– Послушайте, Тарпон, я ничего не понимаю, так не пойдет.

– Пойдет, очень даже пойдет... – Я оборвал связь.

Вечером, в начале десятого, на правой стороне кольцевой дороги в этом месте не так уж много "ситроенов" табачного цвета. Особенно движущихся со скоростью пятьдесят километров в час. Вернее, их вообще нет. Когда машина Коччиоли проехала под мостом у Венсенских ворот, я стоял на мосту под дождем и заметил ее.

Я вернулся к "аронде", стоявшей в ста метрах от моста с включенным мотором. Я тронулся с места и выехал на кольцевую дорогу следом за Коччиоли. "Аронда" Хеймана – старая, разбитая колымага, но если разогнаться, то на ней можно выжать сто километров в час. Я даже обогнал "ситроен", который еле-еле тащился.

Я подождал Коччиоли у подъезда к воротам Вийетт, пропустил его вперед и дважды посигналил фарами. Он зажег свет в салоне и обернулся. Я обогнал его и включил мигалку. Коччиоли последовал за мной.